Иоанн Вишенский

 

ЗАЧАПКА МУДРАГО ЛАТЫННИКА З ГЛУПЫМ РУСИНОМ

[Текст по изд. М.-Л. 1955 г., стр.179-205; публ. И. П. Еремин]

 

 

Честь честнейшому первейшая от всех в прочитанию сего писания да будет

 

Тебе, христолюбивый, благочестивый, правоверный и православный християнине, господине княже Михаиле Вишневецкий, сего писания до разсудно-внимателнаго прочитания посылаю. Таже, одержавши весть, и если благоволение твое — правду себе на под­пору добраго сумнения в непорочной нашей вере изобразивши или преписавши, — да идет до Львова. В прилучивших же ся росийского краю обывателей стретения от нашей веры православных, прагнучих покрепити добраго сумнения, — да не боронится. От Львова же, весть паки о сем почерпши, да идет в Подгорскую сторону. Обвестившися же всем право­славно-именитым рода шляхецкаго людем, да устрянет сие писание, все изображенное, елико посылаяйся, при церкви премышской. Сия имать похвалу — то есть церковь премышская — в Мало глаголемой Росии в захованию веры непорочности от всех прочих честнейшую. Не бо помазася духом латыномудрия, ниже обесчестися ересию, но в красоте апостольской проповеди неподозрено стоит. Темже всему сему писанию у церкви премышской остатися изволяю. И сам же, аще Христос изволит, оной дароватися прагну. Аминь.

 

СИЕ ПИСАНИЕ ЗОВЕТСЯ ЗАЧАПКА МУДРАГО ЛАТЫН­НИКА 3 ГЛУПЫМ РУСИНОМ В ДИСПУТАЦИЮ, А ПО­ПРОСТУ ГЛАГОЛЮЩИ, В ГАДАНИЕ ИЛИ БЕСЕДУ: ВОПРОС И ОТВЕТ. ПОСЕМ ОТВЕТ СКАРЗЕ НА ДВА АРТИ­КУЛЫ, В КНИЖКАХ ЕГО (О ОТСТУПЛЕНИЮ ГРЕКОВ И РУСИ ОТ ЛАТИНСКАГО КОСТЕЛА, 3 ДРУКУ ВЫДАННОЙ) ИМЕНОВАННЫХ. ЕДИН АРТИКУЛ ХУЛНЫЙ НА ГРЕЦКИХ УЧИТЕЛЕЙ, ИЖ ОТ ЗАЗРОСТИ НЕ ПОДАЛИ РУСКОМУ РОДУ, В СЛОВЕНСКОМ РОДЕ, ПИСМЕ И ЯЗЫКУ ЖИВУ­ЩЕМУ, СВОЕЙ НАУКИ. ДРУГИЙ АРТИКУЛ САМОХВАЛНЫЙ, ИЖ ЩАСЛИВЫЙ КОСТЕЛ ЛАТЫНСКИЙ, ЯКО ВСЮДЫ В ПАПЫ РИМСКОГО ПОСЛУШЕНСТВЕ НАУКИ И ШКОЛЫ ФУНДОВАНЫ СУТЬ.

 

 

Христофор инок русин, во святей Афонстей горе странствуяй.

 

Буди же слово ваше «ей, ей», «ни, ни»,

лихо еже сего от неприязни есть.

 

Господи, благослови!

 

БЛАГОЧЕСТИВЫМ И ПРАВОСЛАВНЫМ ХРИСТИЯНОМ МАЛОЕ РОСИИ, БРАТЬСТВУ ЛВОВСКОМУ И ВИЛЕНСКОМУ, ТАЖЕ ВСЕМ ПОДГОРСКИМ ОБЫВАТЕЛЕМ, ГРАЖДАНОМ И НАЧАЛСТВУЮЩИМ В СВОИХ ДЕРЖАВАХ РОДА ШЛЯХЕЦКОГО И ПОВСЮДУ ОБЩЕ. ПОКУТЮ И ВОЛЫНЮ И ИДЕЖЕ ПРАВОВЕРНЫХ ГЛАС ИМЕНУЕТСЯ, ДУХОВНЫМ И СВЕЦКИМ ВСЯКОГО САНА, ЧИНУ И ПРЕЛОЖЕНСТВА, ИНОКОМ, СВЯЩЕНСТВУЮЩИМ, ПРОСТЫМ, — ПОДГОРСКАГО ГНЕЗДА И ПЕРСТИ ПЛОДОРОДИЕМ СЫН, ГРЕШНЕИШИЙ ИНОК ОТ ВСЕХ ЧЕЛОВЕК, ВАШЕЙ МИЛОСТИ О ГОСПОДЕ РАДОВАТИСЯ (ПО ТЕЛЕСНОМУ ДВИЖЕНИЮ И СПАСТИСЯ ПО ДУШЕВНОМУ ПРАГНЕНИЮ) И УСЕРДНО ЖЕЛАЕТ И ГОСПОДА СПАСИТЕЛЯ МОЛИТ.

 

Аще бо и возбраняет и запрещает Дух, яже по страсти приязнь и усвоение еже к другству внешнему (не свлекшемуся ветхости стра­стное) изшедшему в тризнище борьбы начал и властей духов воздуш­ных миродержителя тмы века сего, обаче аз не возмогох претерпети страдбы, ревности, любве, внутрь палимыя (юже ко вашему благочестию за спасение имам), во еже не посетити вас (сим братом, странствавшим зде и паки отходящим к вам) словом свойства благочестия и правоверия. Аще бо и в художестве риторскаго наказания и ремесла (еллино-или-латиномудрных) во причастии общения несм был или на­вык что от хитродиалектических силогизм, темже и ни мудрования хитрословнаго к вам (ко удивлению) начертати могу или тщуся, но от простоты и нашего языка словянскаго, еже аще глаголю, вещаю и мудрствую, ведый се известно, яко яже Духа сила не в художестве внешняго наказания и философскаго постижения обретается, но верою смиреномудрия (подвижно внимательному делателю заповедей Христо­вых от тоежде благодати Христовы ведати и разумети полезная и спасителная) даруется. Темже и Павел, ведый се, яко диалектика и прочих человеческих коварств и постижений хитрость Духа Святаго (аще не к вере, смирению и простоте с тем искуством, разумеяй, яко ничтоже ведый, притечет) не воместит и не подоймет, запрещает коласяном не прелщатися хитроречием слова внешняго наказания; глаголет: «Блюдетеся, — рече, — да никтоже вас будет прелщая тщет­ною лестию, крадотатьством философским, по преданию человеческому (сице бо отци толкуют), яже от стихий мира навыкновение имут, а не по Христе Исусе, иже есть простая и вечная правда, яко в том живет все исполнение Божества телесне»; и коринфяном же, разделения и суемудрных прений учения заграждая, глаголет: «Не бо посла мя Христос крестити, — рече, — но благовестити, не в премудрости слова, да не испразнится, то есть поруган и обесчестен будет, крест Христов, бо ся хитроречием простота и буяя премудрость Божия безчестит». Мнози бо — и ныне видим — философское учение (паче же свойственнее рещи — кичение) постизают и языки глаголати различно умеют, от благочестия же мнением устраншеся, в ереси впадают. И убо неции и в конец невозвратно и отчаятелно отпадоша, еже и наши епископи (лакомячися на латинскую хитрость, мудрость, славу светскую и телесное покоище) пострадаша, — сами известно весте. Сего ради аз вам о себе безчестия слову (в внешнем наказании) на­шему, яко не знаю ничтоже, ко вам хитро мовити или писати; точию вем се, яко православное веры простоты держюся и вас в той же вере и простоте благочестия обрестися желаю и молю никакоже вам уступати или выкоровати от черты знамения исповедного, святыми отцы неподвижно водруженого, (се есть православное старое восточное церкви веры) зане ведайте известно, яко Духа Святаго действом (а не разумом, от стихий мира обретеным) основана есть, в котором ныне латина (от мистра и мудрца прелестнаго века сего) умотаны суть и южь попущением судеб Божиих выпутатися на простоту и православную веру никакоже не могут. Ато чем? Для того: бо есте­ство человеческое на самовластии стоит и нуждею и силою ко Богу не притягается по оглашению всемирному евангельское проповеди, но на произволении (что хто восхощет, любити и держатися изволит) оставлено есть; того ради и Павел к Тимофею (ознайменуючи о уче­никах отступльших, в тесноте Христова крестоноснаго жития стояти и терпети не хотящих) глаголет: «Димас бо мя, — рече, — остави, воз­люби нынешний век и иде в Солунь, Крисп, — в Галатию, Тит — во Далматию; точию Лука един оста при мне» и прочая. Прето нехай ся никтоже не зблажняет из отступников от православное веры; бо естьли Павла святаго ученицы отступили, а навет и самого Спасителя Христа; яко же сведительствует Иоанн евангелист: которые от всех сторон видомыми чюдесы огорнены и делы спасателными насыщени были, а пред ся свою волю пребороти не подвиглися, и глаголет: «От сего мнози от ученик его идоша воспять и ктому не хождаху со Исусом». Да естьли же там нуждею и силою (слепотою любве мира сего помраченных) Христос не притягал и не наворочал, но на произ­волении самовластия хотящаго последовати ему оставил, что жь за чюдо, иж и ныне от православные веры (миролюбцы и роскошници света сего) до матере прелести (самолюбия и телоугодия) отпадают и отступают. Не дивуйся тому и не соблажняйся, возлюбленный брате, православный християнине, было то прежде, есть и будет. А до того, правду хотячи почтити, а похлебству месце не дати, несть у нашее руским и в дружестве стояти и несть от кого пользовати, и не чюдо что и вси не отступят. Ато яко и для чего? Для того: словесных па­стырей никакоже обрести несть, точию по бруху и самолюбию на стол власти, еврейски, мытом, и дерою, злодейски, и через плоть, раз­бойнически, вздравшихся и стол начальства церковнаго мучительски оседлавших видети есть; яколи таковый безвратный оных приход, и николи же от сих не сподевайся помысла за спасение крещенных душ, точию о своем угодии страстного тела, бо глаголет Христос: «Аз есмь дверь, и мною аще кто внидет» и паки: «Без мене не можете сотворити, не плода за спасение принести ничтоже». Чтожь за пожиток с тых пастырей безхристоприходных и владущих, коли не имеют силы ничтоже добро, ниже за свое, спасение сотворити, ниже о прочих спасению промыслити! Равно есть, албо сторицею лучше, абы тако­вые блазнители и никакоже в церкви не были, и полезнее (глаголет в Никоне, в слове о лжепастырех и лжеучителех) собору верных самем в церковь собиратися и спасати, нежели соблазнители и слеповождами во погибель и муку вечную отити. Аще ли же и вся нас сия злая (и запустение церковное от буре антихристова духа) постиже, паки глаголю вам, православным: не собажняйтеся и веру имейте, яко же основание твердое; Исусова бо корабля волны сует века сего погрузити и потопити не возмогут; спасаемым спасение всегда есть и будет, а погибающим и отчаянным ни Христос (якоже Июде) не поможет ничтоже. О сем до зде.

Аще кто наши некоторые слабоумии лакомятся, яко на пироги, на некую латинскую унею, о той унеи под притчею жартовнаго обычая написати могу.

Бо тежь нас Скарга в своих аеровымыслных книжках укорил, иж мы, Русь, словенскаго языка не разумеем. Что либо послушает с тых речей о унеи, к вам выображенной, есть ли правду глаголет, якобы мы своего словенскаго языка не знати и не разумети мели.

 

Начало о унеи и притча ж о вере. По словенскому языку называется юная, молодая; прето я вас, православных христиан, перестерегаю и навпоминаю, абы есте пилне и вседушне от тое моло­дое стерегли и не лакомилися на ню! Хотя же заправды она есть, яко молода будучи, образом красна и чюдна, разумом хитра и мудра обычаем, велми оздобне убрана и всеми способы (на любовь свою притягнути миролюбную мысль) уготована, пред ся вы не лакомтеся на тую молодую веру, иже держитеся старые веры! Хотя же есть обра­зом шпетна и нелепа, разумом глупа и нехитра, обычаем проста, ветха, неубрана и ни мало не позорна, а навет и бритка; еднакожь я вам ражу тоее старое и шпетные веры держати, а от юной стречися. А тое чем и для чего? Для того: причину вам, скоротивши речь, скажу: иж есть юная вера шаленая и непостоянная, хотя же красно на прелесть лакомых утворена, иж разумейте, от стихий мира и человеческаго мудрования и выналезку вымышлена; старая паки вера, хотя же есть шпетна, непозорна, але досыть нам на том ведати, коли есть статечна, грунтовна, неподвижна и от Христа фундатора основанна. Прето теды не лакомтеся, вам православным глаголю, и не ревнуйте и не прагнете от юной ни единыя корысти албо ползы за спасение в советах духовнаго разума искати. Когда же за правду ведаем, иж его юная не имеет, хотя то она, от простоты правоверия и тесного пути евангельскаго от матере старые веры отторгшися и на широкий гостинец, века сего роскоши насытитися прагнучи, выскочивши хитрует, мудрует, буяет, хвалится, возносится, скачет и играет. Тому ни­чему, от юные деемому, правоверныи, не дивуйтеся! Таков бо есть ее закон своеволный: с под ярма теснаго и крестоноснаго и прискорбнаго жития и пути, ведущаго во живот вечный, выламавшися и выско­чивши, буяти, шалети и бесоватися; бо тежь и наставников и учителев, бесомудренных, воздушных, поднебесных духов (к ним же нам брань, по Павлу) тая юная и шаленая имеет; и ними правима и обладана есть, теды да творит, яко хощет. Вы жь, прововерныи, свое спасение в старой и благочестивой вере добрыми делы и побожным животом будуйте, предание отеческие веры неподвижно соблюдете и прародителнаго благочестия (в старожитной вере скончавшихся) не посрамите, яко да спасение и живот вечный в царствии Христа Бога получити сподобитеся, которого доместити вас, Христе Боже, сподоби — аз, грешный, желаю, прошу и молю. Аминь.

По сем по простоте нашего благочестия веры, боячися жебы есте дети свои хитростию и ересию латинскою не отравили и не поморили, залецаю вам, православным, правоверную школу и пораду даю, чого ся учити имеют, чтобы дети ваши спасли и по вас благочестие задержали и християнство своей веры не стратили: в первых, ключь, или грецкую или словенскую грамматику, да учат; по грамматице же во место лживое диалектикы (з белого черное, а з черного белое перетворяти учащее) тогда да учат богомолебного и праведнословнаго Часословца; во место хитроречных силогизм и велеречивое реторики тогда учат богоугодно-молебный Псалтырь; в место философии надворное и по воздуху мысль разумную скитатися зиждущее тогда учат плачивый и смиреномудривый Охтаик, а по нашему, церковнаго благочестия догматы, — Осмогласник; таже конечное и богоугодное предспеяние в разуме — делное богословие, тогда учат святую еван­гельскую и апостольскую проповедь с толкованием простым, а не хитрым, — не слухи (речь упремудривши токмо) чесати словом проповедным, але силу Духа Святаго влагати в слышащих сердца; рече бо и о сем Павел до Тимофея: «Будет бо, — глаголет, — время, егда здраваго учения не послушают, но изберут себе учителя чешими слухом и от простой истинны слухи отвратят и к хитрым и родословным басням уклонятся», — еже наша Русь пострада и отступлением от веры, лакомячися на поганского красномовнаго Аристотеля и на вавилонские страсти музыки. Но и сем до зде.

К своим ученическим, след проходити хотящим, что да учат, паки возвращаюся. Таже, во евангелской проповеди мысль напасши, и до прочих книг, богословию тезоименитых, касайся и всяко писание богодухновенное проходи, которое мысль от благочестивые веры не раз­вращает, але и овшем смиреномудрию учит.

А если бы хотел, возлюбленный любомудрче, и надворное муд­рости хитрость уведати, не возбраняется у наших, в церкви место имеющих, то есть в Соломоновых притчах, Премудрости, Еклесиасте, Сирахху и прочих старозаконных, сеновно-образных и к истинне по­сылающих с пророческими предвозгласии, и там, любимый брате, поглумися и забавляй; точию до поганских учителей и до латинское хитрословное лжи не ходи, бо веру загубиш. О сем до зде.

А иж з сего краю: горы, пустыни, чащи былия, травы, цветнорастущаго зелия не имех вам что другое подарку послати, только умыслив и аз от своее простоты и глупства словянскаго языка право­славные веры три словесные цветочки, которых за великую любовь, тоже к вашему благочестию имам, вашей милости посылаю.

Сия же суть цветочки, (за приклад или образ учеником, навыкнути, ревновати и прагнути за спасение добродетель хотящим) зело потребные:

Первый цветочик. Древо зовомое разумное, философия, не поганскаго учителя Аристотеля, але православных, Петра и Павла.

Другий цветочик. Церковцу, в которой о учтивости оное писмом коротко изображенно есть.

Третий цветочик. Маленькую песёнку церковную, которой зрозумевши богоразумную мысль, от сладости николиже пети не престанеш.

Тые цветочки прошу вас от мене завдячне приимете и сами вонею делною от них себе облагоухайте и дети свои запаху насладитися при­нудите, да все чувства ваши благочестием пахнут, — Господи, даруй. Аминь.

За тым пораду вам, православным, даю: поревнуйте по своей бла­гочестивой и православной вере, а найболше по своем спасении, жебы бег живота века сего в забаве ходатай вам был спасению, а не погибели; збудуйте одну книгу, з друку выданьем, которая есть пер­вое: огорода благочестию, заступаючи всякий благочестивый помысл, абы не выходил от внутрь православные мысли на двор за огороду самомненною думою, где зверь ереси живет и слабоумных на свою прелесть восхищает и пожирает; вторая сила и моц тое книги: покров и мир, тишину всякую зверху от троичнаго Божества дарующ, абы воздушных духов разум лживый по власти князя тмы века сего благочестиваго помысла не омрачив, от православные веры не отвлек и от живота Бога службы до мертвого, веку сему угожающаго не отлучил, своею бурною хмарою, дождевидным пролитием мечтателнаго мниманья нападающего квалтом не на правоверно основаный ум; ко­торый колись с тое книги ведомостю остережет, того всего не постраждет. Той же книзе имя быти имеет «Соборник», то есть зобраные все таемнице неведомые розных часов, албо справованые, албо реченые от Христа Спасителя или ученик Его, святых апостол или святых богоносных отец. Толк и разум о всем порядку церкве православное, до всего целого року в словех разделеных, обходячи круг годишный, наедно злучити надлежит, и будет книга «Соборник», над которую несть потребнейшее в нашей церкви и без нее, якоже глава без очей, ничтоже видети или ведати не можем: коли приидет святаго день, албо честь праздника, что за таемници альбо потехи в себе имеет? Початок же той книзе от мытаря и фарисея до всех святых неделными ступнями наук тягнет; а до тое штуки 12 праздников Господских и Богородичны с выборнейшими святыми злучити потреба по типику, — которые бдение имеют. Отожь если схочете и ревнуете о том совете, дайте нам глас и поможем вам своим трудом на тое дело, а если не хочете, творете жь и спасайтеся яко знаете; болшей до вас справы не имамы. А если бы есте рекли, кто кошт тот на тое подоймет, когда же убогим или едному невоместно, на тое вам отповем: добрый способ еврейского разума — общий слог в карван; кто вдовица нищетою — две лепте, шелюг, полгроша, а кто доволнейший или пан — золотый, десять, а навет и сто за общую ползу и за свое спасение; ничтоже бо дорожшее нет от душа в то бы тое дело быти могло.

 

ЗАЧАПКА МУДРАГО ЛАТЫННИКА 3 ГЛУПЫМ РУСИНОМ В ДИСПУТАЦИЮ ИЛИ, ПОПРОСТУ РЕКШИ, В ГАДАНИЕ ИЛИ БЕСЕДУ

 

Мудраго латынника вопрос. Прежде, для чего глупы и неразумни есте, небожента русинцы, иж не хочете до нас приступить, жебысмы были едно, где есть зродло разуму и науки, чого вы не имеете?

Глупаго русина ответ. Для того, ласковый и мудрый латинниче, есмо глупы, бо есмо апостола Павла ученицы. Тот бовем нас тое глупости научил, абысмы были дети научив; который сам, когда з мирского старозаконнаго, ревниваго и сварливаго разуму вызувся и ветхость своих разумений и навыклых обычаев поверг, и крест Христов страдателный (веру и разум простый, мирный и ду­ховный) уловил и восхитил, зараз учинився глупым по разсуждению мудрости света сего, и глаголет до коринфтов: «И аз пришед к вам, братие, приидох не по превосходному словеси или премудрости, возвещая вам свидетельство Божие, не судих бо видети что в вас, точию Исус Христа и сего распята»; далей: «И слово мое и проповедь моя не по препрению человеческия мудрости словесех, но в явлении Духа и силы, да вера ваша не в мудрости человечестей, но в силе Божии будет»; и паки пораду дает и учит, абыся укрыти и утаити от зверхнее и препирателное велеречивых мудрости, глаголет: «Аще кто мнится быти мудр во веце сем, буй да бывает, яко да будет премудр; премуд­рость бо мира сего буйство у Бога есть». Прето, ласкавый и мудрый латинниче, ведаючи мы, глупая Русь, тое, иж ваша милость ухватилися за мирскую (хитрую и сварливую, любопрепиралную, веку сему, а не будущему, служащую и угожающую) премудрость, которую Павел ганит каласяном, указуючи, иж от стихий мира вынайдена есть, кото­рая есть мерзска и глупа пред Богом и в которой и сам Павел за­баву учинил, доколя еще тайную премудрость Христову не был уло­вил, потом же, озарившися и просветивши духовным разумом Христо­вым, оную хитрость и мудрость мирскую поверг и в забыть положил. Тым же власне способом и обычаем вся соборная апостольская цер­ковь Христова скоро по вознесении Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа на небеса, егда проповедь евангельская во всю вселенную излияся и протече, зарас от стихий миру суетную мудрость и разум, ощупавши, повергла, изгнала и вместо мирского разума хитрости ду­ховный (простый, смиренный, кроткий, молчаливый, приводящий скоро крещеного и верного в Отца и Сына и Святаго Духа во познание славы троичнаго Божества) разум збудовала, и научила церковь Христова вернаго быти простым, а нехитрым; богобоязнивым и мирным, а не же­стоким, дивиимь и свирепым; смиренным и кротким, а не гордым, и возносимым, и яростным; молчаливым и благим, а не велеречивым и самохвалным, последуючи апостол святых науце и заховаючи ведлуг голоса Исаия пророка, который от лица Божия на земнородных кли­кал, глаголющи: «На кого призру, рече Господь, разве на кроткаго, молчаливаго и трепещущаго моих словес». Тых тогда всех плодов, по­житков и корыстей духовных не видевши, мы, глупая Русь, мудрый латинниче, в твоего костела мудрости и разуме того ради преступити до едности не хочемо и глупыми быти по разсуждению света сего изволяемо, яко да спасение душевное получим. Бо что же бы нам за полза до вас приставши и соединившися (егда ся не спасаемо) была! Вы ся Павла святаго науце и разуму духовному (так же и святых богоносных отец святое соборное апостольское церкви) во всем не толко сопротивляете, але еще вседушне и кгвалтовне (стлумити хотячи смиренную науку и простоту Христову) борете. Павел глаголет Коринфом: «Никтоже, — рече, — да ся не прелщает, если ся кто мудр быти мнит в веце сем буй да бывает». А ваша милость, мудрый латинниче, не толко не хочете глупство духовное носити и разуметися о себе так славити, але ся хвалите мудры хитри и разумнеишими над всех и еще кто бы вас за таких и разумнейших не разумел и не сла­вил, гневаетеся и злым отмщаете. С тых причин узнавши мы явную и ведомую твоего костела разума прелесть, иж есть немерныи, сварливый, гневливый и пышный (которым есте, мудрый латинниче, ваша милость звязали); власне тот быти воздушных духов (на спасение верных всегда борущих) разве имеем, от которых Павел подлинную пересторогу (абысмо ся им ни в чом не покаряли, але и о всем против них на борбу стали и вооружились) творит; ко ефесяном тако глаго­лет: «Яко несть наша брань ко плоти и крови, но к началом и вла­стем, к миродержителем тмы века сего, к духовом злобе поднебесным. Тем же станете убо, — рече, — препоясани чресла ваша истинною» и прочая вооружения поминает. Ваша тогда милость, мудрый латинниче, не к поднебесным духом борбу своим разумом и предся взятием под­вигла и трудом на подвиг вооружилися, але на плоть и кровь и еще верных и крещеных во имя Отца и Сына и Святаго Духа. От сего разумеем, иж власною наукою воздушных духов, которым есте под власть поддали, се творите и, им угожаючи, на смиренную простоту Христову и духовно-глупую науку евангельскую борете. Так же и коласяны божественный Павел от филосовскаго хитроречия стеречися навпоминает и учит, сказуючи, иж тот разум от стихий мира и от тых же воздушных духов вымышлен есть; «Блюдетеся, — рече, — да никтоже вас будет прелщая философскими мудростьми, вынайдеными от стихий мира». Ваша тогда милость, мудрый латинниче, на деспект и зелживость науце святаго апостола Павла не толко бы есте от лживое мудрости и хитрости светское стеречи имел, але еще так есте поганскими учители, Аристотелем и другими, умотал, иж толко второе пришествие Христово твоего костела мудрость и науку с поганское мудрости вымотает и обнажит, а в жизни сей никтоже. А коли ся так во всем, мудрый латинниче, святому Павлу спротивляеш и глупым быти духовно, по разсуждению века сего, яко коринфяны и нас всех, верных, с оными учить, не хочеш, мы тежь, глупая Русь, вашего ко­стела разума и хитрости не хочем и на ваше жродло поганских наук, которое славу света сего гонит, не лакомимося и единитися от благо­честивые веры (в прелестную) хотя бы по своей воли и хотели, але от зазрения совести и от возбранения святаго апостола Павла, учителя нашего, не можем. Лепше во очию вашу за глупых, неразумных, про­стых и ничтоже хитровати во веце сем не розумеючих, укореных, неразумных и безчещеных от вас быти изволяемо, толко спасение живота вечнаго да наследуем и правду евангелскую и науку апо­стольскую с верою прародителей наших до исхода смертного цело заховати и съдержати (мы сами и потомки наши), ведоме обецуем. Будте себе, мудрый латинниче, з своею верою и мудростию кроме нас, мы жь з своею верою и апостольским глупством кроме вас.

Конец загадце и ответа мудраго з глупым. А иж ксенз Скарга от себе книжку, злепивши, выдав и назвал ее, хвалячися королеви, ловом, а то подобно и праведно, яко погибших и миролюбных ловити будет, — которой книжице початок учинил «О ряде и едности костела Божего под едным пастырем и о грецким и руским от тое едности отступлению». Тая книжка занесена была к святому и блаженной памети достойному (к Богу отшедшему) Мелетию, пат­риарху александрийскому, через отца Исакия от блаженные памети достойнаго Гедеона, епископа лвовскаго, послана будучи. Который то блаженный Мелетие, патриарха александрийский, иж сам языка лядскаго не знал, выведатися, что в той книжице писано будет, ничого не могл; того ради послал ее к нам в Святую гору и написал послание еллинским языком своею рукою тым способом: «Видьте, — глаголет, — что и о чем тот трудолюбец тую книжку выдал. Есть ли же потребное что ведати нам в ней написанаго, ознаймете нам, а если же зразумеете быти самохвалное фарисейство и препирателную лжу, ми­нуйте, — мовит, — и не пленете помысла, на отповедь стараючися. Ато для того глаголем, чого от искуса навыкохом, яко сварливую диалек­тику латинскую и силогизмы с поганскими догмат выкрутами, с кото­рых ся они на препирание будуют и научени суть и всегда учат, век свой на том изнуряючи и упражняючи, не толко простою правдою пребороти не можете, але если бы и ангельски язык уверял, але ничто же успеют. Ато чем? Для того, бо латинский костел тую хитрую догму в себе основал, абы прением з белого чорное, а с чорного белое, яко за власную истоту перетворяючи, показовал, уверял с ними в гадание вшедших, абы никто их николиж правдою препрети или победити не возмог, и некому николи же в смиренословии покоритися не хотят и не покорят; дознали бо того святые отцы, искусилися лечити ла­тинское мудрости хоробу и не толко не успели ничтоже, але еще посмеяни, поругани и за глупых поличени от них были; видевши неисцелную рану гордаго помысла латинского, мудрость от здраваго мудрования благочестивое веры отсекли и яко гнилство прелести мудрования века сего прокляли». До зде патриархи блаженнаго Александрийского Мелетия речем конец.

Тое все вам, православным, споминаю и ведати даю, абы есте знали, каким способом тая Скаржина книжка овде зашла и что за при­чина о ответе на оправдание благочестия и не едино радение от нас, мнящихся православных и правоверных, было; первая тогда при­чина: лист блаженнаго Мелетия латинского мудрования прубовный; иж прожно воду мерившому подобен есть, есть ли кто по Богу про­стак, а лукавохитрого уверяти бы хотел; другая паки причина, и праведнейшая, заправды вам глаголю: для того ответ ни малейший на тую книжку от нас не вышол, бо есми ее аж до сего часу не читал. Ато чем? Тую тайну могу вам (и для других благоверных подвиж­ников, мыслновоздушными духи, то есть бесы, боротися хотящих) открыти. Григорий Синаит, в подвижной книжце науку даючи на подвиг изшедшему, так пишет: «Слухай же, — глаголет — брате, егда начнеш дело подвига своего, постом, молитвою, трудом и подвигом всегдашним, бдением во безмолвии, стрежися, абы еси не прочитал ни едино писание еретическое, ани толковые, даже и православные книги до времене оставь, только Исусову молитву дыханию твоему припрязи и борися с помыслы и прилоги, от лукавых духов непре­станно сеемых, яко мрак ум покрывающих, ато, — мовит, — да терпишь без лакомства книжнаго прочитания до того часу, ажь ум твой с Исусовым помыслом бесы поборет, тогда ти — глаголю — будет волно и свое книги читати и еретических книг касатися и лжу их прозревши, обличати». Тая теды власная причина, православнии християне, коснения на Скаржину хулу, — да знаете, бо не до чюжих пле­ток человеку забава и опыт, коли в своем дому беда ся деет; так же и убогому иноку не до прения еретического упражнение, коли беси помыслы перевертают и тело на похоти грехолюбные разжигают, але до своей беды тогда мыслная забава. Еднак же, скоротивши наших тайных бед речь, некую маленькую отраду в мыслных движениях милостию Христовою получивши, полакомихся пройти и видети Скаржино злепление тое книжки, познати и разумети хотячи, что будет в ней за вода и от которого духа источника (разумным почерпалом) черпана, — живого ли или мертвого, чистого ли или мутнаго, благовоннаго ли или смердячого. И колись ми тую книжку, силою принудивши себе, прочитал, праведно вам правоверным глаголю, иж есми от страха и ужаса в забвение и изступление мыслное пришол, дивуючися тому трудови того писаря и разума его мудрости разсужаючи беглость и хитрость, а все аерная, а не небесная же знайдох бо в том писанию. Веруйте, православнии, — не «ей» евангельское, толко все излиш­нее, иж от неприязни течет; не знайдох смиреномудраго и покаяния любящаго мытаря никакоже, толко все фарисея гордаго, возносливаго, хвалящагося и сам собою от всех лепшим разумеющася; ово, згола скоротивши хулу свою, ни едину речь от евангелской смиренной муд­рости не знайдох. А что аще болшее и чюднейшее, — не знайдох навет едино слово о славе, вечности, безсмертьстве и страшносудьстве нетленнаго Бога Христа и о спасении душ, по вере хотящих наследовати царство небесное еже в Него, — толко все о мизерной и дочасной славе тленного и смертного человека, римского папы; хотячи конечно на земли обоготворити его, весь разум и всю мысль свою (абы уверил лакомых на суету века сего Скарга) истощил, яко бы власне юж на тое подобенство проповедь свою дофрасовал, иж Хри­стос не имеет мощи и силы властелское спасти кого без власти римского папы. Бо то власная подобная речь, яко Скарга отрыгает и глаголет, кто не будет под послушенством папы римского, не будет збавен и еже есть потуплен. И как ся в том писанию Скарга умучив, утрудив и употив, боячися абы честь земное власти римского началства папина никакоже (з гордостные высоты в смирение и в покору Христову) не снижалася и седалище прославленное вышьшеседное э мезсца своего не порушилося албо не перевернуло. Яже не доставши ему фарисейскаго самохвалства в речех, до устрашения прибег и страхом и грозою свой разум запечатовал, глаголющи: «Отожь запевно ведаите: кто не будет под послушенством папы римского, не будет збавен». Смотри жь пилне, правоверный християнине, и розсужай, чий то дух от Скарги дышет и с котораго жерела воду мудрования разумным почерпалом черпает. и яко ся во всем науце Христовой, апостольской и всее соборное церкве святых богоносных отец сопротивляет; бо сам Павел тот глас еретическим быти (которые бы привязалися верою до человеческаго титулу, а не у Христови) осудил, а то ся показало в Коринфе. Когда ся разделив народ в соборы, до видомых проповедников привязучися титулы, и одны ся звали Христовы, другие — Павловы, иные — Кифяны, то есть Петровы, а иные — Аполлосовы; там же зафрасовался на них Павел и глаголет: «Не потребно сие разделение ваше». Тут же зараз хотячи им утвердити разум в Христа верою не их ганит, але себе, абы их не боготворили и болшей учтивости и хвалы над пристойность им не чинили, и глаголет: «Кто есть Павел, кто есть Кифа, кто есть Аполлос — ничтоже суть и ничтоже есмо, точию слу­жители и приводцы до цылю веры, то есть Христа, и каждый по разсуждению своего труду и праци во оном веку мздовоздатном заплату приимет» и вышше глаголет: «Албо разделился Христос, албо Павел, Петр, Аполлос распялся по вас? Албо во имя Павлово, Петрово, Аполлосово крещени есте?». Там же зараз нижей, отрясши их разум привязаный и от себе, и от Петра, и от Аполлоса, и привязав до Христа, и глаголет: «Отужь да знаете, ижь основания иного несть, паче лежащаго, иже есть Христос. И кто ся на том основании зде чим будует, златом ли, сребром, каменьем драгим коштовным или паки дровы, тростию, хворостом и сеном, там тому всему проба бу­дет; день бо явит, зане огнем открывается» и прочая. Видте жь, православнии, апостольскую науку и разумейте, иж не себе славу еднают у людей, але Христови, и не глаголют: «Кто не будет под послушенством Павловым, Петровым и Аполлосовым — але — кто бу­дет верен во Христа, тот не будет збавен». А Скарга не Христови славу у мира сего еднает, але папе, равно з другими смердячему и смертному. Бо не мовит: «Кто не будет верен во Христа, — але — в послушенстве папы римского, тогда не будет збавен». А коли есми в той книжице (паки вертаюся к вам, правоверным, способ и причину Скаржиного злепления сказываючи) разсмотрив и видев, иж воздушные духове дыхали и дышут латинским мудрованием, разу­мом, помыслом и словом, яко то с книжки Скаржины показало, иж славу Христову Божию затлумивши и угасивши, а на человеку видомом, папе римском, латинский род веру свою фундует и оному славу у света сего прелестнаго еднат, — тогда есми от жалости великой и фрасунку и книжку Скаржину поверг и в беде муки великое час не малый (с плачем того уживаючи) был, жалуючи за кривду Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, который с пре­стола славы непостижимаго Божества (во образ перстных смертных и тленных человек) изступи и во зрак рабий облечеся, яко да персть земленую смирению научит. Колико, собою изобразив, показал и на­учил: и последностию ног умытия учеником, и нищетою — не имуще, где главу подклонити, и безчестием крестострадателное смерти! Се же все сотвори и соверши, яко да тленную и высокопарную мысль от аеровоздушнаго мудрования в смиреномудрие привлечет, и загребенную в земном мудровании погибшую драхму, сам собою обрет, воздвигнул, воскресил и ко Отцу рамоносне принесе, и присвоил, и сыном Божиим и наследником царства небеснаго (человека, глаголю) отриновенаго, мерзкого и грешнаго сотворил. О того, глаголю, славе в той книжце Скарга ни едно слово не воспомянул, але все о славе плоти и крови, земли и персти и тлению бедного и мизернаго человека, днесь сущаго, а утре в гробе смердящаго, началника мирскаго, понудився всю тую книжку злепити и еще смеет ся Исусового живота титулом называти, а за Исусову славу и спасеный живот ни едного подвига не чинить. Не явный ли то лож­ный титул, которым ся называет, судете! Того ради, православныи христиане, не здала ми ся тая книжка была годна отповеди на ню. Бо если бы кто хотел мазати свою чистую мысль на той хулной лжи, которую Скарга от себе изобразил, хотячи тую ганбою и срамотою венчати и писанием (тот дикий свецкий, воздушный, препирателный, сварливый и самохвалный фарисейский оного разум) обличати, могл бы целую быблию, яко стараго и нового закона, написати, от которого препирания и сопротивления (хотя бы и праведное обли­чение на лживый быти разум имело, еднак иж пожитку ни едного и збудованья душевнаго не приносит) Павел апостол, и до коринфов и до Тимофея, и до Тита пишучи, забороняет и учит стеречися от того; до коринфов так глаголет: «Аще бо кто мнится, — рече — препирателен быти, мы таковаго обычая не имамы, ани церковь Божия»; до Тимофея паки: «Яко же умолих тя пребыти в Ефесе, идый в Македонию, да запретишь некоим не ходити ко иным учи­телем, ниже вонимати баснем и родословием их безконечным, яже стязания паче творят, а не Божие строение, еже во вере»; паки: «Сия воспомина, засвидетельствуя пред Богом не словесы претися ни на кую же потребу, точию на разорение слышащым»; нижей: «Буих же и ненаказанных стязаний отрицайся, ведый, яко раждают свары; рабу жь Господню не подобает сваритися»; до Тита паки: «Чадо Тите, от всего болшей, что есми тебе глаголал, в таемницех веры изобразил, — учи, иж бы старались веровавшии добрым делом прилежати; сия бо суть полезна человеком и добра. Буя же стязания и родословия, и рвения, и свары законныя отступай; суть бо неполезна и суетна. Еретика человека по первом и втором наказании отрицайся, ведый, яко развратися таковый и есть самоосужден». И разумевши тогда апостольскую науку и запрещение, иж ни едина польза или пожиток обличенья и посрамоченья, ветроразумия и суетнаго мудрования не бывает вам правоверным, ознаймуючи то, глаголю: тогда есми и оставих срамоту чинити ответом и писанием на Скаржино лживое и потварное злепление и отступленю гре­ков и Руси от костела латинского и прочиих басней, их же налепив, ведаючи тое, яко патриарха Александрийский глаголет: «Хотя есми яко простою правдою оправдали себе и хулу лживую обличили и обнажили, тым воздушных духов разума не только не улечимо, але свару и вражду воздвигнем». Того ради з мытарем самоукорным и смиреномудрым фарисея велеречиваго и укаряющаго на плещах тер­пения молчанием пренести мусимо. Бо и сам Павел, пострадавый много зла от Александра къвача, к Тимофею, ознаймуючи, пишет и не глаголет: «Иж сопротивлялся ему, препирай его, Тимофею», але мовит: «Зело противится нашим словесем, его же и ты блюдися». Еднак же, абы не разумела потворная мысль, яко не разумели на­роду рускаго люди тайное пропасти в покрытой яме, в которую ловци зверей ловят, минувши все басне розделов, на два артикулы, а по нашему стихи, которых есми читаючи, на бров ответ ему дам, и то не для него, уверяючи его, — что есть невозможно, — але для вас, православных, абы есте узнали истину и лжу и зрозумели пре­лестную ловца яму, от которые пилне стереглися не впасти в ню.

Первый тогда раздел о отступлению греков и Руси от костела латинскаго, хотя видить наипотребнейший отповедию выправитися, иж не есть так, а я его минаю — чем и для чего, коротко разумейте! Для того на тот роздел о отступлению греков и Руси, от латынскаго костела именованный, не отповедаю, бо есть фундамент, в пер­вых, не от евангельскаго «ей» (иже от излишные лжи, иж от непри­язни течет) основан. Разумеючи то от всех смысл имеющих, иже не суть так разумом онечювствели, абы еже «ей, ей» и еже «ни, ни» и еже излишнее, иж от неприязни происходит, по Христову глаголу, разумети и разсудити не умели, где же и слепец, писания не ведый, мнеманием бысть досчупати могл абы спознал, что есть истинна, что паки есть лжа. О том бо та весть (кто от кого отступил, греки ли з Русию от латинскаго костела или латинский костел от греков и от Русии и от православные веры отступил) всему свету явна есть. И если бы, по Христову глаголу, языки людские на свидетельство умолкли альбо угасли, тогда и камение возопиют и бездушная тварь сведчити будет, иж то есть не смиреннаго мудрования истинны ко­рень, але мучительское и гордостное лжи и силы потварь, абы все тело от единаго члонка отщепляти и отступати имело. Не члонок ли один, от тела отсеченный, яко мертвый отступник и отщепенца зо­вет, а не тело все, в животе и здравии стоящее, от мертвого и действующаго члонка? Тот ся тогда во истинну отступником и отщепен­цем назвати годен есть, который и один от дружины, ровное себе во всем, на срамоту и свою волю отлучается и отступает, а не дружина, вкупе стоящая, — от единого отступника. Если бо той лжи за правду вмъенитися и поити имело, або все в згоде и едности веры будучи, а един взбесневши и зеретичившися оторгнувся от лика или почту верных, и назвалися в правду и вкупе стоящие — отступници и отметницы, а един збеснелый и зеретиченый — основание или фунда­мент, то бы и тая хула пала и на апостолы, которые в согласии и згоде единомыслия были, а Июда выторгся на дияволскую волю кра­деным советом: посреде общаго благочестия свету апостоли имели быти названи, при правде стоящие, отступници и отщепенци, а Июда — злодей, льстец и предатель — фудамент. Который слепый и безумный разум судити и глаголати бы тое так смел! Так тогда, чтобы ведал кождый, иж купа лика апостольскаго согласия есть фуда­мент, а июдин друг, отторгшися один от согласия лика апостольскаго, достойно и праведно мает быти назван отступник и отщепенец с последствующими ему. И приведу тебе наследство власное, церковное подобенство, абы еси разумел, хто от кого отщепил, християнине вер­ный; толку прошу раствори слухи и отжени надворные помыслы и той самой повести внимай. Пять патриархов ся зовет (посполу з рим­ским будучи), пятоперстная рука в теле церковном под главою са­мым Христом, Спасителем нашим, основана, правящая и содержа­щая кормила всемирнаго християнства — корабля Христова; оттол­кнувшийся один перст либо палец, зараженный гнильством или огнем пекельным, (хотя наибольший) от четырех, от руки отсечет, яко то и людем страдати бывает. Тогда не зовут люди: «рука с четырмя пальцами, живот имеющая, от гнилого и мертвого отсеклася и отступила», но «палец мертвый и непотребный от руки и четырёх здоровых отсечен и отвержен есть». Тако истинно разумей о отсече­нию римского мирскаго началника перстей, ибо коли его собор седалищем почтил и честью, а старшим пальцем быти в чотырех даровал не Христос, ни Петр, но собор, смирению Христову подражаючи: «Хотяй быти велий, — рече, — да будет меньший; и хотяй быти первый, да будет последний» и апостола Павла учению угождаючи, кото­рый учит друг друга честию больша себе творити, — даровал собор, тела церковнаго быти в руце пятоперстной честию седалищною пер­венство римскому епископу, а то было на соборе первом Никейском, где ересь арианская истреблена и вера во Отца и Сына и Святаго Духа чисто изображена была. А яко там деялося, все причины, способы и поступки собраныя того собора не споминаю, ибо бы надобно о том широко молвити, а не о том речь зачалася. Только коротким показанием тебе, православному, ознаймити то хощу, яко перст либо палец старший в той правителной кормила руце заболел и мертвостию гнильства заражен был, иж его имело тело здоровое, то есть собор, и рука правителная с четырмя перстами, то есть патриархи. Дабы про­чие члены тела и само тело и рука с четырмя пальцы тою смертною хворостию не заражены были и в здоровью цело остали, пятаго старшего перста из руки, молвлю, имели за неволею, хворости ради его, отсещи от себе и отвергти. Слушай же теперь о хворости и саженьи того старшего перста, каким способом смертно разболелся антихристовой гордости поветрием. Сказати вам хощу, коли то, яко выше реклося, тот старший римский перст и церковнаго кормила (ровно з другими будучи) правитель оное первоседалное седалище и первенство в четырех, получивши, до Рима занес, там же ему скоро, по первом смиренном первоседнику перваго собора Никейскаго Силиверсте папе, почал тот перст римскаго престола держатца, тем дарованным первенством з седалищем болети и хварати; иж на вто­ром соборе, памале наперед успевати хотящи, власть себе первосенное чести приписывати; потом на третьем, на четвертом, на пятом, что дале и болшей хварати; таже, скоротивши речь, на шестом, таже и до седмаго, в болезни однаковой хворости был. Однак же его тело церковное терпело, и рука пятоперстная носила, ибо только хворый был, то есть первоседством стола и старейшинством чести болев, а ко­нечным гнильством и зазорою мертвости еще не обладан, то есть в вере неотменне быв; отсекати его ради малые хворости не годило и не могло. К между веку не малыи бе отмены веры по седмом соборе пришол и до Формоса папы римскаго пристиг. Тогда, иже от онаго и по нем того часу, в горшее и конечное зло старший перст римскаго начальства хворостию мертвости и неисцелным гнильством (духа антихристова ветром поражен бысть) обложен был; истинно, суетою века сего умудрившися, умре. Тогда же явно отрыгати и голосити по­чал, яко есть старший от всех, яко власть имеет надо всеми, яко тая сукцессия, которую имеет, не от собора есть, но от Христа и апостола Петра, и волно римскому папе в церкве что хотети перевертати и перетворяти, яко есть папа всемирный голова, яко намесник Христов и приемник власти и ключиноства до царства небеснаго апостола Петра. Там же того часу тою своею вольною властью костел латынский веру собора Никейскаго преницовал и переменил; чего сам Скарга в своем писании свидетельствует, молвячи, иж мудре тот ко­стел латынский учинил, иж до веры, выображенное на соборе Никейском, Духу Святому и «от Сына» исходити приложил, и другое, что потреба, яко власть имеющий, переменил и поправил; что видяще, тело церковное и четыре персты в руце, здорово стоящие, иж пятый перст конечно славою суеты века сего обмертвел и гнильством гордостным здоровье стратил, покусилися, однако, навспоминанием лечити, высоту прелестнаго мудрования его смирити хотяще, и насилу дознали, иж надежды на повращение оному несть. Тогда властию Духа Святаго тело церковное, еже есть собор, и правилныя руки, кормила четвероперстница, иже суть патриархи, мечем суда слова Божия пятаго перста, изгнившаго и мертваго, римскаго папу, от тела и от руки отсекли и отлучили, с помена церковнаго вывергли и про­кляли, яко разорителя православнаго собора Никейскаго веры, ибо тот же собор Никейский посполу с папою римским тот вырок учинил и тем познание, изображение веры напечатовал, молвячи: «Хто бы пункт един в последнем роде до веры или приложил, или отнял, или отменил, да будет проклят». Виждь же ту, християнине православный, латынскую правду и Скаржино «ей» и «ни» по Евангелию: «и еже излишнее, се от неприязни», — Христос рекл есть. Присмотрися ту, кто от кого отчепил и отлучился и кто годен отступником и отще­пенцем называтися, ибо то истинно прилучилося церкви страдати на земли, яко то преже небесных чинов собору на небеси. Сатана, иж станом старейшинства и славою чести почтен будучи, якоже денница, коли не хотел (в згоде смирения и едности) з другими небесными чиноначалники равным быти, но, над всех вознесшися сво­его помысла думою, попрагнул Богу пресущественному, тварь будучи ровнятися, тогда того часу, посреде ангельских небесных чинов волею веесилнаго Бога вывержен, подсечен (с последующими ему лукаваго произволения духи) был, там же скоро и учтивость свою и славу и место с преложенством посполу стратил и, вместо красносветлой денницы, темный, мрачный и померклы, лукавый диявол преименован бысть, и оттоле не зовутся небесные ангельские силы (в своем мирном и неотменном произволении стоящии) отступници и отщепенци, но сатана-диявол с последствующими ему бесы, в згоде смирения единости не хотящи быти со оными, зовется отступник и отщепенец. Тако истинно разумей, християнине правоверный, и о римском костеле. О сем до зде.

Паки вертаюся на свою зачатую речь, не на тое, молвлю, скорбь ответ давати хощу, ибо то разумная явная и оглашенная речь всему свету есть, но на другое: два артикулы, а по руску молвячи стихи. Один артикул хулный, на святых отец учителнейших грецких, а другий — самохвалный своего латынскаго костела; — на тое скорбь отповедаю, которые стихи тако в себе имеются:

1. За грехи вам, молвит, греки иж вам, словенскому языку, науки своей не подали, ибо бысть не были в блендзе.

2. Щасливый есть костел латынский, иж всюды, по всех сторонах своего послушенства науки и школы фундовал.

 

ОТВЕТ СКАРЗЕ НА ЗАЗРОСТЬ ГРЕКОВ

 

Пытаю тебе, Скарго, которая есть зазрость учителей грецких до славенскаго языка, коли нам, в первых, православную веру, таже спасителное евангелие, апостольскую проповедь, мученические подвиги и страдания, постнические борьбы с поднебесными воздушными духи мыслно борющимся, очищение и освящение теснаго пути следу, ве­дущего в живот, проходити изволяющим и все оправдания, чем есте­ство крещеное к Богу присвояется, оправдает, освящает и спасает, — то нам все учители грецкии подали, явили, растолковали и научили тако достатечне, иж и наподленнейший в разуме языка словенскаго русин, либо сербин или болгарин ведает и разумеет, чем спастися может, если только сам восхощет. Пытаю тебе, Скарго, которая мудрейшая наука быти может над тое, которая спасает и освящает. И паки пытаю тебе, в котором бы блуде словенскаго языка люди быти имели, коли прошением того дошли, иж Бог всемогущий, во Тройцы славимый, лутче крестит в словенском языку, а нежели в латынском, и лутчей пожиток имел и имеет словенскаго языка в славословии неподозренном, и во спасению душ людских, и в постижению богоугодной воле, а нежели от латынскаго языка. Либо утаилося то от тебе, Скарга, или не имееш ведомости о том или как повод доброволне, аки аспид глухий затыкает уши, во еже не слышати гласа обавающих, так истинно и ты не хочеш доведатися святоплодия в языку словенском породившихся, чего николи язык латынскии не имел и имети не может? Разве не реку, доколе в православии был, если какой овощь спасеный породил и свету явил, а от погублена православия никакоже? Пойди, Скарго, в Великую Россию и прочитай истории житии оных святых мужей, чюдотворцов великих, которые и по смерти мерт­выми освященными телесы своими всякие страсти, болезни и недуги мирских простых, с верою к ним приходящих, уздоровляли, бесных исцеляли, хромых ходити, слепым видети, хворым, розными болезньми одержимым, здоровым быти даровали и видоме явно чюдотворили. А навет, если не хочеш плодоносил спасителнаго языка словенскаго от Великой России доведоватися, доступи в Киеве в монастырь Печерский, а ту же у тебе дома, в державе короны Польской, не ленися и выспрашивай о святых оных, чюдотворством мало не равно великоросийским от Бога почтенных святым мужем. И сих, ударованных и возвеличенных и по смерти от Бога прославленных, которых естеством род росийский породил, спасенными же быти и освятити тот же святый язык славенский исходатаил, то о том тех в том вашем краю мало и коротко от языка славенскаго сторичный плод евангелский принесших (от онаго спасителнаго севца, взявши землю сердеч­ную, семя, и уплодивши) споминаю. А если бы еси хотел, Скарго, овде в турскую землю проходитися, либо доведати, тогда множество неисчетное по всех сторонах найдеш в роде сербском и болгарском от языка и письма словенскаго постившихся и в целых телесех освященных, паче же от житья побожнаго чюдотворных и до ныне лежащих, исце­ления всяким скорбем и страстем и недугом (от своей насыщенной милости Божией приходящим к ним с верою) действующим и исто­чающим, иж навет и сами турки, узнавши тое благодать Божию, дей­ствующую в них, почитают их, блажат и величают; ибо не токмо от християнскаго рода, но и от самых неверных турков бесные, приходяще, прощение и свободу от недуг и страстей относят, получают, от которых мощей святых над тое благодат Божию, ведомо действующую в них, еще таково благоухание происходит, иж бы и покарму телеснаго забыти, толко онаго запаху краснаго и сладкаго насытити человек лутче произволил. Како бы естеству то вместити могло, без похлебства бо реку, на всякие араматы, и мира дорогоценне, те святых тела пахнут и благоухают. И тако реку, хотя жь безпечно, прости мя, Господи, коли бы не те чюдотворные тела в тепережнем веку и разслабленном остали, без мала не все бы турчилис, ибо истинно, яко в Лядской земли папы римскаго титулы, и вавилонская музыка, и поганских наук блядословие руского народа з благочестивой и право­славной веры в прелесть латынскую мало не всех выкрало, тако и овде — власть, безецность, роскош тела, угодное житие безбожных и неверных турков миролюбную мысль до себе притягает. Однако же овде со удивления чюдотворнаго тел святых остало с тысящь до Илии от Бога реченных, иже не поклониша колени Ваалу, а в Ляд­ской земли с милосердия Божия остали три юноши, в Вавилоне выображеные, иже не поклонишася римскаго начальства идолотворенному образу. Яко же ты смееш хулный язык, Скарго, на святых учителей грецких отверзати и хулити, зазрость приписуючи, яко бы, от той побежденны будучи, не подали языку рускому, в писме словенском живущему, науки? Скажи ми, Скарго, которая бы наука и хитрость разумная на свете болшая быти мела, яко где человек диявола звитяжит, Богу угодит, от Духа Святого освятится и на спасение наследовати живот вечный явными чюдотворными знаки и силами запечатуется? То все, Скарго, род руский в писме и науке славянскаго языка благодатию Христа Бога одержал, засвидетельствовал, и тако достатечне спробовал. Иж хто бы инако о том разумети и вдавати правду Божию на ложь, перевертаючи, мел, Павел сам апостол ана­феме его предает, молвячи: «Аще и ангел с небесе благовестит вам паче еже приясте от нас и научистеся, анафема да есть онаго проповед­ника!». Видиши ли, Скарго, иж твоя хула неправедная, в клятву ся ввалила, — седижь в ней, колико любишь и изволяеш. Видиш, Скарго, иж что колико молвиш, — не духом мира и правды Божия и не от покоры мытаря смиреннаго и самоукорнаго, во все от фарисея гордаго, велеречиваго и самохвалнаго, черпаеши от воздушных духов весть и паки на воздух тще-и-прожнохулныи слова отрыгаеш. Видиши ли, Скарго, иж сам власною зазростию, враждою и потворною лжею вместо учителей грецких оболев еси и на словянский язык посполу с дияволом борбу подвигнул еси, который для того языка словянскаго не любит и от всех других на онаго подвигом силнейшим (стлумити и угасити его хотяй) подвигнулся есть, иж в языку словянском лжа и прелесть его никакоже места имети не может, ибо ани диалектик и силогизм поганских, (ницующих правду Божию во лжу) ани хитроречием лицемернаго фарисейства упремудряет, толко истинною, прав­дою Божиею основан, збудован и огорожен есть и ничтоже другое ухищрение в себе не имеет, толко простоту и спасение рачителю сло­вянскаго языка еднает. А твоего латынскаго языка вседушне диявол любит; и признаваем ти — яко сам хвалишися, — иж его по всем свете розширил есть и успевати и роскоренитися над все языки допомогает и дарует. Есть тако властне, Скарго, яко молвиш, и то для того, Скарго, твоему языку латынскому от диявола тот дар дарован есть: ведай завсегда о том, иж его всего на свое угодие перетворил, преницовал и в поганскую хитрость перевернул, иж в нем никакоже правда евангельская и простота святых места не имеет, толко лжа поганская, хитрость и фарисейство седит, почивает и обладает. Ведай же о том, Скарго, хто спастися хочет и освятитися прагнет, если до простоты и правды покорнаго языка словенскаго не доступит, ани спасения, ани освящения не получит. О чем, Скарго, в твоем мудром и хитром языку латынском тех тел освященных не имееш, и освяти­тися никакоже нихто не может? — пытаю тебе. На тое, — вем, тако ми речеш: «Мало ли есть святых латынских, которых и вы, Русь, в календарю славите». — Есть. Тако, Скарго! Признаваем, иж суть святые латынские, которых мы славим. Но те, в правоверии еще будучи, освятилися, одного духа и разума с простотою языка словян­скаго были. Но реку о нынешнем хитром и мудром роду латынском, чем нихто не освятится, ани освященным быти не покажется никакоже. Не только с простых мирских людей, но и с твоего, рекомо духовнаго, лживо-лицемернаго езуицкаго живота ни единаго не имееш, дабы ко­торый добровоние и запах, красный и любимый, от своего тела по смерти испустил и знак святости показал, но все смердят, яко гнилые псы. А того прощением дошли есмы, иж латынский костел святыни не имеет, а не от зависти речем. Ато яко, послушай пилне и скажу вам, иж по всей турской земли тех мощей и тех тел освященных, от языка словянскаго порожденных, умножилося, тогда некоторые пробаторы веры и благочестия нашего и латынского мниси, взявшися от Святой горы, пошли искати и видети в роде латынском мощей либо тела, реку, какие освященные и, коротко сказываючи, окружили все предела латынские, Венецкую державу, Рим, во Влошех, кляшторы, по горах будовные, и все места теснейшия богомолцев латынских, и никакоже не нашли мощей или тело освященное от рода латынскаго; только если бы нашли мощи какие, те все из грецкие занесены земли, яко Симеона Богоприимца в Задар, Николу Мирликийскаго в Бару и других некоторых, а от рода латынскаго ни одного. Для того тогда, Скарго, твой костел латынский святыни не имеет и имети не может, — я тебе тое тайну открыти покушуся — ибо Духу Святому гнезда смиреннаго ся в твоем сердце и помысле, тако и во всем роде послушенства костела латынского не имеет и быти не может, а иж Дух Святый от костела латынскаго отогнан есть, ибо во всем латынский костел науке Духа Святаго сопротивляется, и древней и нынешней; тым речет Дух Святый Исаием пророком: «На кого призрю?» и того часу объявит: «на молчаливаго и смиреннаго» и прочая. А ты, Скарго, с латынским костелом никакоже молчати и смиритися не хочеш, только все говорити, сваритися и возносити. Анною пророчицею Дух Святый речет: «Не хвалися, премудрый, премудростию своею», а ты, Скарго, уже ошалел еси от труда и подвига своего, хвалящися костелом ла­тынским, премудростию и хитрым разумом; Христос рекл: «Фарисея возносливаго отврещи, а мытаря смиреннаго вознеси. Всякий кто так возносится, понижен будет, а хто смиряется, возвышен будет», а ты, Скарго, с латынским костелом возносящися, хвалящи и лутчим от всех чинящи, николиже не престаеш, и на той праце и труде век свой весь изнурил еси. Павел речет: «Не замай, никтожь не прелщается, если мнится быти мудр, не замай, учинится глуп, тогда будет премудр», а ты, Скарго, с латынским костелом не токмо дабы еси глупства духов­наго носити учил и науке апостола Павла последовал, но и еще сопротивно бореш, глумиш и до конца поругаеш, ибо смиренных и про­стоту любящих сынов евангельских, языка святаго славенскаго людей, а навет и греческаво, шкалюешь, гониш, срамотиш, глупыми зовеш и блюзнерства потварные смышляеш, а себе и своего послушенства костела латынского людей за мудрых, разумных и от всех лутчих быти славиш, вдаеш и чтиш. Ато жь те причины хворости, смерти, погибели вечной, которыми твой костел латынский оболел, Скарго, перего­роду учинили, иж тело латынское освятитися никако же не может, — а завсегда ведай, я тебе ознаймую. А до того еще и час, и век, и лето выразити тебе, Скарго, имею, от котораго времени той латынский костел страждет, иж Дух Святый в латынском костеле ничтоже не владеет ани справляет, без котораго вся справа людская за спасение мертва, яко тело без души есть. От онаго тогда часу еще Дух Святый от костела латынскаго отступил, коли папа — вождь и началник ко­стела латынскаго — смирение Христово поверг и, на воздух славы света сего вознесшися, яко чтилище боготворное (по солунскому выображению святаго апостола Павла), — плац, над всеми владети хотячи и прагнучи, засел. Тогда, Скарго, Дух Святый юже в латынском костеле лежати и исправляти перестал, ибо иж костел латынский и з своим боготворным чтилищем (силогизмами, от стихий мира вынайдеными) веру православную, на соборе Никейском святыми отцы выображенную, (о Духу Святом и власти его против фантазии воздушных духов хитрости) преницовал и претворил; тогда Дух Свя­тый костела латынскаго исправляти перестал, ибо юже костел латын­скии, минувши все другие науки, от Святаго Духа реченные и обложеные, но на самого владычествующего Духа Святаго хулу нанес и супротивным быти Духу Святому показался, и на тое борбу быти про­тивником Духу Святому конечно вооружился, — тогда Дух Святый от костела латынскаго отступил и свое дары божественные и освящение от роду костела латынскаго спрятал, иж ныне костел и род латынский, по Павлу апостолу, не по справе Духа Святаго, но по премудрости власти воздушнаго князя тмы века сего живет и справы живота сво­его разумные отправляет, и на том ся уфундовал есть. Даже бы еси, Скарго, не разумел, иж я мниманием а мечтом все то о Духу Свя­том, на костела латынскаго противным будучи, реку, твоим власным свидетельством того подтвержу, иж тако есть, а не инако; ибо не дай же, Боже, излишнее речи, иже от неприязни, по Христову гласу, но «ей», иже от истинны родится. Твоя милость, ксенз Скарго, в своих книжках, где Русь з греками потупил и в муку осудил, а латынский костел прославил и в гору вынес и папежское начальство и старейшин­ство обоготворил, тогда и то еси доразил, рекущи: «Мудре то костел латынскии учинил, иж Духу Святому, над постановление и вызнание веры собора Никейскаго, исходити от Отца и от Сына за едно — яко от единаго початку приложил». Отожь, Скарго, заровно ведай: то самохвалное «мудре» костела латынскаго Духа Святаго от него отгнало, коли бы еси был рекл, иж глупо то костел латынский учинил, иж над волю седмисоборную толикого веку и таких людей святых, без личбы в себе имеющаго, во вере гмырати и преницовати дерзнул, чего от оных нихто важитися не смел. Еще бы была надея, Скарго, през смиреннословие и покаяние вернутися Духу Святому до костела латынскаго, но иж еси отрыгнул гордостное «мудре», не надей же ся гостем быти Духу Святому в костеле латынском во веки. Я тебе тайну открываю, таже се реку: если бы ся костел латынскии смирил и глупым посполу з словянским языком против света сего учинил, тогда бы тое благодать от троичнаго Божества получил, а ныне в той хитрости века сего — никакоже. Но вернувшися паки до Скаржина самохвалнаго «мудре», пытаю тебе, Скарго, которое «мудре» костел латынский учинил, иж веру над толикий седмособорный тумулт свя­тых мужей, будучих посполу с папами римскими, того нихто из оных важитися не смеющих, после сам о себе костел латынский гвалтовал и ницовал, и речеш еще: «мудре то учинил». А коли так разумееш быти «мудре», проклени же тех всех пап римских от перваго собора даже до седмаго и от седмаго даже до сквалчения веры, ибо юже про­тив твоего разума те были глупы, а истинно и непотребныи, а по неправоверству и прокляти. Видиш ли, Скарго, твоего бесмысленна разума хула на твоих же православных и правоверных пап святых (ко­торых мы за православие и правоверие почитаем и святим) куды падает! Теперь же юже познаваю, иж ты не сам прирожоным и учоным от писма разумом, Скарго, мудрствуеш и беседуеш, но истин­ный дух воздушны твоими усты речет, и той тебе шептал, коли еси тое книжку писал. Отожь болшей правдословием не успеем тебе, Скарго, и твоего костела разума лечити и на покаяние приводити, только потреба начинья, а по нашему, сосуда Духу Святому, иж бы ис тебе, Скарго, из твоего костела рода силою животвориваго Духа духи ереси воздушных умудрителей, лукавых бесов молитвою повыгонял и очи­стил тебе и других, тебе ровных и единогласных, тогда бы еси правду навык, а доколя того не будет, всуе беседа с тобою, Скарго, — иж тот же дух, тобою отрыганный, хулу на грецких учителей зазростную в неподанию науки словенскому языку наносит, который всех правоверных пап римских, не смеющих переменяти православное собора Никейскаго веры, проклинает, — а, срозумевши, уста заключи и умолкни, хулу угаси, а благодарство научи. А если перестати от той хулной и бесом учителное велеречивое страсти не хочеш и покаятися не произволяеш, тогда юж декретом слова Божия и правды его, силою Духа Святаго, во имя православное нашей веры, тебе запрещаю и реку: онем и буди безгласен, даже в чювство приити изволиш! О том артикуле, зазростно реченном, до зде.

Еще остал 2 артикул — о щасливом костеле латынском (иж по всех сторонах науки и школы фундовал, где его послушенство засягло), от Скарги похваленном, — на которой тако Скарге отповедаю.

Аже хвалишися щастием ради фундования наук в роде и костеле латынском папежскаго послушенства, преславно славнейший ксенз Скарго, — признаваем и мы, глупая Русь, подтвержаючи твою похвалу и мнимание, о щастью костела латынскаго реченное, иж есть щасливы. Правду речеш, Скарго, и повторе тебе реку, не противляемся твоему глаголу, ибо и сами добре видим, иж есть щасливый костел латынский и иж науки фундовал по всех сторонах папежскаго послушенства. Однакожь хочем, первое, причину ведати, для чего есть щасливый костел латынский; второе, что за школы и науки фундовал.

О щастию тогда видим и разумеем, Скарго, костела латынскаго, иж есть щасливый для того, ибо его щастие от владеющаго миродержца искал и получил; чего костел латынский прагнул, тое нашол, — зачинил, то уловил, ибо тожь миродержец и змаменник прелестнаго века сего своих поклонников и угодников ничем иным в первых не радует, только щастием жизни сея суетныя венчает. И тожь не чюдо и не див быти щасливому костелу латынскому, ибо есть щастием коронован. Щасливый есть костел латынский для того, ибо, оставивши и повергши тесную дорогу евангельской мудрости, ведущую в живот, на широкий гостинец премудрости мира сего выскочил и повергши крестоносный и смиренный образ Христов, на честь и славу света сего выдрався, и, обмерзевши апостольские науки и простоты праведное грубостью, за хитрость и мудрость воздушных духов и от стихий мира изобретенный философский поганский аристотелский и других, подобных ему, разум ухватився, от чего всего Павел перестерегал, навпоминал и учил, дабы в поганские науки диалектики, силогизмы и вывроты препирателные и велеречия самохвалные благоверным не впасти и от правды простой не отлучитися, — тое все костел латынский, от Павла реченное, за шидерство поличил, а оное сопротивное за властность и истоту вменил. Для того тогда щасли­вый есть костел латынский, ибо теж и тое Павел апостол, до Тимофея пишучи, ознаймил, которые по власти воздушнаго князя тмы века сего жити призволяют, щасливыми быти мают, а крестоносцы, будущего века сынове, поруганы, укорены и оболжены быти мают, тако рече: «Все бо хотяще о Христе благочестно жити изгнанныи, споруганныи будут; лукавы же человецы, хитрцы волхвы и чародее вознесутся и почтены будут, преспевающе на горшее». Отож в том еси не солгал, Скарго, иж есть щасливый костел латинский. Признаваем ти, иж так есть; о котором щастию еще после мовити будемо, с чого ся тое щастие породило, а теперь о школах и науках, от латинскаго костела фундованых, речем.

А иж мовиш, Скарго, ко оному щастию костела латынскаго же и школы и науки всюды во своем послушенстве фундовал, — только мирского раствори двери в слуху нечювства и отверзи покрывало мрачное несмысльства правосудного розума и разумей истинну: за спасение ли твое костел латынский (которым ся хвалиш) те школы и науки во своем послушенстве фундовал или за погибель и жизнь суетного века сего. А если за спасение, чему же з школы латинское не выходят ученицы (от перваго даскала над даскалы, научившаго и образ показавшаго, глаголющаго: «Научитеся от мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» и «Блаженыи нищии духом, яко тех есть царство небесное») оное тое науки образ и подобие носячие. Того николи же, Скарго, показати не можеш, абы з школы латынское и науки смиренный и нищий духом богоносец выйти имел, только все оной блаженной науке сопротивници, — горды, величавы, пишны, надуты, пружнославолюбцы, хелпливыи, велеречивы, самохвалны, фа­рисеи возносливы, клеветницы, лжелюбцы, правдоненавистницы, по­борницы, всех укорители, а себе за лучших разумеющии. Пощупай только себе, Скарго, ты еси первый ученик школы латынской, — не вси ли плоды тые гнилые и погибелию вечною смердящие в тебе гнездо имеют! Божие во всех обелжил и потупил, а себе сколь телом выпла­вил, над правдою лжи сидети и владети усудил и декретовал. Про­клятая то таковая, пекельного зродла наука, школа, которая ни еди­ного ученика на спасение до царства небеснаго годным быти не породит и не научит, але всех студентов своих в погибель вечную посылает. Што ми хвалиш, Скарго, латинского костела школы, коли в ней нет учителя Христа, ани Петра, ани Павла и прочих учеников Христовых, за спасение учащих, але блазнители, поганцы, Аристотели з другими волхвы и еретики, Оригены и другие, тому подобныи, начальствуют и всем костелом латинским рядят и владеют. Тое, Скарго, и дурный бы в писме а в правде кохаючийся и не змаменый еще от прелести века сего разсудити могл, иж як щастье костела латинского — пекло, так и школы и науки его — пропасть и погибель вечная. Альбо ачей бы еси показал, Скарго, (еще тя раз о похваленных школах и науках латынских спытаю) с школы и науки, костела латинского фундованое, такова проишедшаго ученика, который бы оную заповедь и науку, от небесного ректора наученную, сам собою выполнил и других выконати реченное от Господа нашего Исуса Христа научил, — который зде юж всеми дары чюдотворенными своих учеников обо­гатил, и всю таемницу спасения оным открыл, и всю философию небесное мудрости — в смирении быти — изобразил и научил; тогда юж доброю наукою слова (абы ученицы теми дары богатьства и ведомости разумом не хвалили и не возносили) так запечатовал, егда мол­вит: «Вся заповеданая вам сотворите и совершите, тогда и на том часе не возноситеся ани хвалите, але рцыте, яко раби непотребни есмы, еже должны быхом сотворити, сотворихом». Теды всему свету явно есть, иж латинский костел из своими школами и науками (той заповеди и науке от Господа нашего Исуса Христа реченной) так гвалтовне сопротивляется, иж власне аки заедны плетки и толки людские не почитает ани повожает; бо не только або ся рабами непотребными и слугами недостойными Богу латинского костела школы и науки называти имели ученицы, але еще, тлумячи тую науку Господа нашего Исуса Христа сопротивным образом — хто бы их за достойнейших, заслуженейших и лучьших от всех у Бога и пред Богом и пред всеми народы верных не розумел и не предпочитал, — гневаются и убивством отмщают. Что жь то за школы и науки костела латынскаго, Скарго, которых хвалиш, коли нихто в них богоугод­ную волю не научит, але еще сопротивым Христу антихристом быти показует? Видеши ли, Скарго, иж в твоих школах и науках, от костела латинского фундованых, по Павлу апостолу, до солунян изобра­жению, тайна и гнездо антихристово фундованно есть: «Точию ожи­дай, — молвит, — коли от средины выникнет и явится беззакон­ный». О школах латынских и науках до зде.

Завертаюся до щасливаго костела латинского и для чего есть щасливый — всем во обец, а не самому Скарзе ознаймити хощу. Прошу скоро читателев приложити разсудную мысль до беседы повестные и не разрывати памяти другими забавами, яже ся скончает речь того щастия латинского.

Щасливы костел латынский с тех причин мовлю. Бо ся против­ным быти науке смиренной Господа нашего Исуса Христа во всем ста­вит и показует. Христос Бог, избавитель нашь, борячи высоко возновивый помысл сынов Зеведеовых, седалища десно и шуе просящих, абы не пролгали чести, власти и славы света сего поганским мудро­ванием и прагненьем, разум и помысл таковый именовал и осудил. А ты, костел латинский, седалище щасливе ухвативши, не хощеш во веки над всеми владеющаго разума снизити и в покору Христову ниспустити, але еще весь век свой о том упражняеш и забавляеш и подвиг жизни сея проходишь, абы ся не оного небесного седалища доступил и честь и славу царства небеснаго получил, але жебы еси тя на земли в дочасном животе ани титула, ани славы, ани чести, ани места, гордосного преложенства и старейшинства, верхоседно имено­ванного, бынамней не снижил и не ущербил и с пляцу высокооснованного не порушил. Знай же, костел латинский, иж тое и щастие и разум, в котором ты плаваеш и забавляеш, — поганский есть; бо так Христос сыном Заведеовым, прагнучим и места первоседного и чести славное, рече: «Сего, — мовит, — владарства и первоседалства и суетославства языцы, то есть поганцы, ищут, а межи вами, моими уче­ницы такую фундацию чиню и не переменяти никагоже постоновляю: хотя быти болий, да будет мний, и первый, да будет последний всем слуга, ибо Сын человеческий не прииде, да послужат ему, но да послужит» и прочая. Вид же, и полюбимый, и разсудный прочитателю, для чего есть костел латинский щаслив. Для того, иж сми­ренную науку Христову разорил, а поганскую ухватил. Да щасливый есть костел латинский и для того, бо и конечному тому смиренномудрия образу и подобию, от Христа показанному, противником, согвалтовником и збурителем показал. Сам бо преблагословенный Даскал над даскалами, Ректор над ректорами, Господь и Бог наш Исус Хрис­тос, учачи учеников своих от всех покорнейшими, пониженейшими и последнейшими быти и разуметися, собою образ показал, высоту и честь своего преложенства в конечную покору и низкост стягнул, препо­ясался лентием и умыл ноги учеником, и рекл: «Весте, что аз Господь будучи и Владыка, сотворих, и вы, как Мене видели есте творяща, должнии есте творити и тую покорную добродетель выполняти и друг другу ноги умывати». Ты же, костеле латинский, из своими школы, наук ректорми не толко жебы еси тот смиренный образ, от Христа показаный, сам выполнити и других тое покоры и унижения научити мел, але еще, тлумячи, угашаючи той смиреномудрия кшталт, таким про­тивником, кгвалтовником и збурителем тому святому образу быти ся показуеш и мовиш, и учиш, и проповедаеш, и голосно на весь свет кличеш, претиш, показуеш, страшит и делом албо власным учинком выполняет, молвячи, хто бы тя не святил, не чтил, не славил, не призна­вал за лучшейшаго, разумнейшаго, славнейшаго, от всех высокого, стар­шого, первейшаго и голову всемирную, — огня, мечя, бед, мук и розмаитых смертей и утрапений страдателных таковый годен есть. Присмотриж ся, любимый прочитателю, для чего костел латинский щасливый. Для того, бо юж запевно антихристу породитися уго­товил, по Павлу апостолу к селуняном реченному: «Ожидай, дондеже от среды будет, тайна бо уже выполняется беззакония» — и отступление от православной веры влезло, и чтилище боготворное на земли явилося и покору и науку Христову збурило. Знай же, правоверный християнине, что уже быти антихриста. О сем до зде.

И еще мало о щастии костела латынского припомнити мушу, абы не утаила Скаржина похвала некому. Для чего есть щасливый костел латинский? Бо Скарго только щастье надворное хвалит, а мы за отвнутр Божия разума откровеного познавати и разумети маемо и не лакомимося на поганское щастье, бо то самое слово «щастие» не есть православное церкве мудрости, але поганское. Щасливый теды и для того костел латынский, мовлю, бо ся з своего учителя, апостола Петра, ругает, смеет и шидит, а пред ся ним ся хвалити безвстыдне смеет, которому повинен будучи костел латынский повиноватися и покаряти, яко наставнику и учителю своему, бо сам Владыка Христос рече: «Довлеет быти ученику, яко учитель его». Тот бо блаженный Петр святый, навыкши образ и подобие от Учителя своего, яко в доб­родетели, так в покоре, так тежь и в нищете и необладаню зем­ными добрами и маетностями, как в гостине и в чюжом доме, то есть веку, а не во своем, оное власное отчизны будущаго века будучи, сам себе не дедичем туташным, але пелгримом и преходнем чинит и своих учеников того же следа держатися учит и мовит: «Возлюбленныи, мовлю, яко странники и пришелцы, отгребайтеся от плотских похотей, яже воюют на душу, житие ваше имяще добро во языцех» и прочая. Вид ж ту кажды того сукцесора, не имущаго где главу подклонити! Апостол Петр, сукцесию приемши, на своих после­дователей и учеников той же образ и подобие налагает, и не мовит: «Мовлю, яко дедичи, поземных держав обладатели», але «пельгримы и преходны», ведаючи гостину живота сего нетревалого, — днесь ту, а завтра в гроб ко оному веку отходячих, того ради не привязыватися ту на земли нечим, толко житие доброе показати и огребатися от телесных пожадливостий, которые воюют на душу, учит. Ты же, костеле латынский, со сукцесором и учеником апостола Петра, честным папою, противячися и тлумячи науку своего учителя Петра, не странником и пришелцем, то есть пелгримом и приходнем, але деди­чем вечным (помпы, славы, суетного могутства и видимое державы, маестату и власти поземнаго начальства всемирного обладателя) именуешися. А хто бы тя не так разумел и славил и под твою сукцесию не подлегал, и убивати и в жизни сей не жити, тиранский обычай наследуючи, своим послушным учеником, костеле латынский, за своею головою заказуеш и благословляеш. Заправды тогда щастливый есть костел латынский, бо тому, который Петра збурил и убил, скоро служит и угожает. Пытаю жь тя теперь, костеле щасливыи ла­тинский, где ты сукцесия Петрова? Где ты учениче есть, в котором ся хвалиш и гробом его пышниш, ани единого пункту от учения его не только не держиш, але еще, стлумивши и загребши учение его своим противенством, другим наследовати науку апостола Петра забороняеш. Видеши ли, костеле латынский, тое щастие, от кого еси его уло­вил и хто тя ним во жизни сей коруновал. Раздери жь очи помысла, учению костела латинскаго верный Скарго, и познай, хто твоему костеловати щастие, от тебе захваленное, даровал. А если ты дародавца познати не хочеш, тогда мы иж за неволю и по нужде, от тебе оболженныи будучи, тебе его открыта и показати мусим.

Власне той хитры, а неиначей, Скарго, твоему костелови щастье даровал, которого Господь наш Исус Христос, приразившагося и показавшаго ему всю суету века сего, царства мирское с славою его, ухитряючи лакомством алчтво его и поклонения ищучи от него, если бо оно имети вожделев, того абие оттряс, отверг и обезчестив, мовячи: «Иди за мною, сатано! Писано бо есть, иж толко Господу Богу свойственно есть кланятися и служити, а не тебе, прелеснику света сего». Ты же, костеле латынский, не зрозумел еси и не познал того мечтания сатанинского, манячего и прелщающаго такою славою и хитростию премудрости века сего, як чачкою некоторою оздобною детинолюбною, але зараз, узревши, полакомитися попрагнув показалника, поклонився, взем, пожер щастье, земного могутьства ухватив и от всея души возлюбив и ту на земли важити, вымудроватися и выславитися изволив. Буде же себе Скарго, учениче костела латин­ского, из своим костелом, из своими школами и науками в веце сем щастливым, мудрым, хитрым и дедечем, а мы, глупая Русь, по гласу Павла апостола, глупы и дурны и, по гласу Петра апостола, странники и пришелцы, то есть пелгримы и приходне, ту на земли быти изволяем да оную отчизну и дедичество вечное, от Христа избавителя нашего (не имущаго на земли где главу подклонити) зготованое в царстве небесном, наследим и получим, которого да нас доместит Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешных спасти, яко тому подобает всяка слава, честь и поклонение со Отцем и Святым Духом ныне, всегда и в безконечныя веки веком. Аминь.

 

К ПРОЧИТАТЕЛЮ СЕГО ПИСАНИЯ

 

Не мов же ани разсужай, любимый прочитателю, неверием альбо мнением читаючи, абы что своим помыслом или враждею против рода латынского рекло, але веруй и власне как зо уст Божиих приими, бо самая кривда Божия мовила тое в той книжице, в которой Скарга Русь потупил и яко отступников от костела латынского во муку осудил. Веруй, любимый прочитателю, если Скарга и всякий латынского рода человек до руской веры церкви и науки правдивой не приступит за добро а за добродетель, ведай, иж в геену огня вечнаго отидет, ко­торого не выпургуется во веки, от которого всех обще и Русь, в пра­вославии стоящих и латыну знаменитых, Христе Боже, захавати рачь. Аминь.