А. Н. Старицын

Старицын Александр Николаевич — ИНИОН РАН, г. Москва

МЕЖДУ СОЛОВКАМИ И ВЫГОМ

[Старообрядчество: история, культура, современность. Т. 1. М., 2007. С. 100-108.]

На Севере России до образования Выговской пустыни существовали 4 значительных центра старообрядческой оппозиции реформе: Соловецкий монастырь, Каргополь, Пустозерск и Окладникова слобода на Мезени. Если Соловки и Пустозерск можно рассматривать как самостоятельные центры благодаря активности их лидеров, то Каргополь и Мезень играли вспомогательную роль. Это были, скорее, промежуточные пункты, зависящие от деятельности более крупных центров. Так, на Мезени переписывались и распространялись сочинения пустозерских узников, осуществлялось сообщение с другими регионами (1). После казни в Пустозерске 4 вождей оппозиции 14 апреля 1682 г. значение этого центра падает, а вслед за ним и Окладникова слобода оказывается не у дел. Каргополь же, тяготевший к Соловкам, после разгрома монастыря в 1676 г. не потерял своего значения, а, напротив, выступил в новом качестве, показав перспективный способ противостояния. На основании документальных свидетельств, как уже известных, так и новых, до сих пор не введённых в научный оборот, рассмотрим, что связывало Каргополь с Соловецким монастырём и что позволяет видеть в Каргополе предтечу знаменитого Выголексинского общежительства.

По приходо-расходным книгам денежной казны Соловецкого монастыря мы замечаем, что в 50-х годах XVII в. монастырь имел тесные деловые контакты с представителями одной из богатейших каргопольских фамилий — Киприяновыми, часто занимая у них крупные суммы денег. В 1654 г. Евфимию Второву Киприянову выплачено 13 руб. 31 алтын по займу пертемского стряпчего Пахома (2). В 1655 г. тому же Евфимию выплачено в Москве долгу по заёмной памяти 300 руб. (3). В 1656 г. Семёну и Андрею Еупловым детям Киприяновым выплатили в Вологде по отпискам строителя московской службы Исайи 450 руб., которые он занял в Москве для оплаты годового оброка (4). Контакты ещё более укрепились после того, как в 1657 г. в Соловецком монастыре постригся отец Евфимия, Семёна и Андрея Киприяновых — Евпл (Второй) Кузьмин сын Киприянов, получивший в иночестве имя Ефрем. Сделав огромный по тем временам вклад, в общей сложности свыше 350 руб., Ефрем сразу занял привилегированную должность строителя московского подворья и вошёл в число соборных старцев (5). В 1659 г. 23 июня дано долгу Семёну Еуплову да Ивану Кириллову Киприяновым 300 руб., что было занято в Москве на монастырский расход московским строителем Ефремом (6). Как бывший торговый человек старец Ефрем чувствовал себя на своём месте, занимаясь больше коммерческой деятельностью, чем богословскими вопросами. Его благополучное положение сохранялось недолго. После смерти 1 июля 1659 г. архимандрита Илии, решительно выступившего против Никоновых новшеств, и с приходом в 1660 г. нового архимандрита Варфоломея в монастыре сложилась напряжённая обстановка. Монастырская братия фактически разделилась на 2 партии: сторонников Варфоломея и недовольных его управлением. К банальной борьбе за власть и привилегии примешивались идеологические мотивы. Если Варфоломей пытался найти баланс в создавшейся ситуации и лавировал между московскими властями и монастырской братией, то его противники открыто выступали за сохранение старины. Примечательно, что, представ перед судом собора 1666 г., и те и другие использовали против своих оппонентов обвинение в расколе (7). Старец Ефрем, обиженный Варфоломеем (его лишили всех привилегий), оказался в числе наиболее активных его противников. С его участием была составлена челобитная против Варфоломея с требованием отставки архимандрита. В ответной челобитной Варфоломей доносил царю на всех челобитчиков, выставляя их в самом неприглядном свете. Перечисляя улики на старца Ефрема, он, сам того не желая, сохранил для нас описание конспиративного канала связи Соловецкого монастыря с Каргополем: «Да самозваной старой ябедник и составщик, старец Ефрем каргополец, единомысленник Герасима Фирсова, да старца Генадья, старца Ионы тулянина и попа Пафнутья и иных таких же коварников. В нынешнем во 174 году к ссылному человеку, ко князь Михайлу, княжь Васильеву сыну, Львову, будучи в Соловецком монастыре по многие ночи, в вечере и с утра, приходил он, старец Ефрем каргополец, и приносил к нему сосудами и погребцами вино и вотку, и пьючи с ним, умысля воровски, ево князь Михайла научил кричать, декабря к 27-му числу, в ночи, ис полаты в окно на монастырь всякие затейные небыличные воровские доводные статьи: и в том во всём на соборе перед архимандритом, и перед келарем, и перед казначеем, и перед соборными старцы он, старец Ефрем, против распросных речей винился и прощался, и за вину послан в мукосейню, а ныне живет в келье, а то питье, вино и вотку, привозили дети ево тайно. Да на нево ж, старца Ефрема каргопольца, князь Михайло, княжь Васильев сын, Лвов в скаске своей сказал, а та скаска за ево, князь Михайловою рукою: велел ему, князю Михайлу, из Соловецкого монастыря он, Ефрем, бежать и к детям своим в Каргополь хотел он старец Ефрем каргополец, и грамотку дать, чтоб ему, князю Михайлу, они всяческой промысл чинили, а товарищем де с тобою бежать старцов будет много. И майя в 14 день советники их: поп Спиридон, да дьякон Варлам, да Игнатей, да Аким, да Иринарх, из монастыря побежали, и за ними посыланы были в погоню монастырские служки, и на берегу оне беглые чернцы поиманы, и привезены в монастырь и досматриваны, и по досмотру у черного дьякона Варлама объявилось князь Михайловой рухляди два ножа с серебряною оправою, да лошка серебряная, да перстень золотой, да штаны красные камчатые, да печатка серебряная, а в спросе тот дьякон сказал, что все дал ему князь Михайло Львов, и велел из монастыря вынести, а сам де князь Михайло с ними бежать хотел же, толко оне у него уехали: и потому знатно, что наговаривал ево, князь Михайла, и чернцов бежать он, старец Ефрем; да тем их распросным речам записка есть за их руками» (8). Беглецов поймали в вотчине Кожеозерского монастыря Шуе Малой (9). Отсюда прямой путь вверх по Онеге до Каргополя. Старец Ефрем выступает, таким образом, и организатором побегов, и связником с внешним миром. Логично допустить, что этим каналом воспользовались для выхода из монастыря единомышленники старца Ефрема его духовник чёрный поп Пафнутий кинешемец, чёрные попы Тимофей Мартемьянов, Трифон и Никон Михайлов, чёрный дьякон Игнатий и др. Пояснения к именам названных выше чёрных попов и сведения о дальнейшей судьбе Ефрема каргопольца удалось обнаружить в «Деле о заговорах и приворотных письмах бывшаго в Соловецком монастыре диакона Сильвестра и об изветах его на разных лиц в великих государевых делах», состоящего из 118 отрывков (10). Это дело было реконструировано и опубликовано О. В. Чумичевой, которая, однако, не решилась восстановить утраченный текст с обозначением места высылки старца Ефрема (11). В нашем прочтении Ефрем каргополец по грамоте великого государя был удалён с Соловков в почётную ссылку в Ошевенский монастырь в строители (12). Столь мягкое решение, принятое властью относительно Ефрема, свидетельствует о его деидеологизированной позиции. Тем не менее, налаженный им канал выхода из монастыря продолжал работать и в его отсутствие. Так, чёрный поп Трифон и чёрный дьякон Игнатий в конце 1666 г. ещё находились в монастыре, их рукоприкладства стоят под Второй соловецкой челобитной, отправленной сразу после отъезда архимандрита Сергия (13). В числе подписавших Четвёртую челобитную о вере 15 сентября 1667 г. уже нет дьякона Игнатия (14). Монахи, воспользовавшиеся ефремовским каналом и оказавшиеся в Каргополе, оставили монастырь до начала блокады его царскими войсками в июне 1668 г. Во время блокады канал уже не работал. Что ждало беглецов в Каргополе? Из Жития Корнилия Выговского известно, что соловецкие старцы Игнатий, Герман, Иосиф и другие, человек восемь, скрывались у игумена Евфимия в Спасо-Преображенском монастыре в поваренной келье (15). Иван Филиппов уточняет, что Герман скрывался в Каргополе ещё при митрополите Макарии, до 1663 г. (16). На этом основании П. С. Смирнов, сверяясь со «Списками» П. М. Строева, высказывает предположение, что покровительствовал беглецам тот игумен Евфимий, который занимал эту должность в 1662—1668 гг., а не в 1674—1677 гг. (17). В том же Житии говорится, что Корнилий, когда жил на Нигозере и на водлозерском Белом острове, неоднократно приходил в Каргополь по своим нуждам. И в один из таких приходов ему пришлось вступить в спор о вере с представителями церковных властей монахами Сергием и Филофеем (18).

Датировка спора позволяет по-иному взглянуть на личность игумена. Несколькими годами ранее прихода в Каргополь Корнилий скрывался на Кяткоозере. Там к нему присоединился пришедший из Пустозерска бывший Никонов подьяк Фёдор Трофимов, принявший в иночестве имя Филипп (19). Последний прожил с Корнилием около полутора лет и ушёл в Новгород обличать новины, где был схвачен и доставлен в Москву. В «Повести о житии патриарха Никона» говорится, что в Москве Филипп предстал перед царём Фёдором Алексеевичем, а затем после пыток казнён (20). Так как Фёдор Алексеевич стал царём в начале 1676 г., мы получаем termіnus post quem искомого события. Termіnus ante quem устанавливается по тем же «Спискам» П. М. Строева: игумен Евфимий занимал свою должность до 1677 г. (21). Таким образом, можно допустить, что спор о вере произошёл в Каргополе между 1676 и 1677 гг. Скорее всего в 1677 г., так как власти должны были незамедлительно наказать игумена, отстранив его от должности. Если Евфимий, игуменствовавший, по П. М. Строеву, в 1662—1668 гг., покровительствовал старообрядцам так же, как и другой Евфимий, бывший игуменом в 1674—1677 гг., то становится очевидным, что это был один и тот же человек. Знаменитый пристанодержатель и укрыватель беглых монахов, являясь постриженником Кожеозерского монастыря, в 1662 г. переехал в Каргополь и в том же году стал игуменом Каргопольского Спасо-Преображенского монастыря (22). Перерыв в исполнении должности объясняет дело из фонда Новгородского Софийского Дома, хранящееся в Санкт-Петербургском институте истории (23). Игумен Евфимий в 1668—1670 гг. был каргопольским поповским старостой и своими действиями затронул интересы группы влиятельных горожан. В 1670 г. была составлена челобитная на имя Новгородского митрополита Питирима с просьбой, чтобы Евфимия «с игуменства и поповского старощенья переменить» (24). Материалы дела позволяют скорректировать данные П. М. Строева и продлить первый период игуменства Евфимия на 2 года до 1670 г. Из стандартного набора обвинений, выдвинутых против Евфимия, два представляют для нас наибольший интерес. Во-первых, его обвиняли в том, что он «не служит по нововыходным служебникам», подтверждая тем самым достоверность сведений, содержащихся в Житии Корнилия Выговского (25). Во-вторых, ему вменяли в вину строительство за монастырской оградой 2 келий на подклетах со многими чуланами (26). По переписи 1648 г. при игумене Иове в монастыре было всего 9 келий, в которых жили 12 старцев (27). Самым вместительным строением была больничная келья, где проживало 7 больничных старцев. В поваренной келье никто не жил. Начиная с 1663 г. игумен Евфимий прятал беглых соловецких монахов сначала в поваренной келье, а затем между 1666 и 1668 гг., когда их численность возросла, предпринял дополнительное строительство двух новых келий, что вызвало возмущение монастырских вкладчиков. Учитывая скромное состояние монастыря, представленное переписной книгой, можно понять беспокойство вкладчиков из-за непредвиденных трат. Для разбирательства из Софийского Дома был прислан сын боярский Иван Петров Малгин, тот самый, который доставил в Холмогоры пресловутые новоисправленные служебники для Соловецкого монастыря в 1657 г. (28). Очные ставки, проведённые И. П. Малгиным, не дали результата. Тогда недовольные посадский староста Алексей Дементьев и ларёшный целовальник Пантелей Константинов сын Ковригин написали вторую челобитную, обвиняя Малгина в симпатии к игумену (29). Позднее была написана ещё и третья челобитная, но конца у дела нет и мы можем только предположить, что челобитчики всё-таки добились смещения Евфимия. У П. М. Строева 24 ноября 1671 г. отмечен игумен Симеон (30). По всей видимости, Евфимий не был удалён из монастыря, а лишь понижен в должности, так как с 1674 по 1677 гг. он снова значится игуменом (31). Надёжность убежища притягивала не только соловецких беглецов, но и многих других гонимых за древлее благочестие. Корнилий Выговский и, возможно, его товарищи: старцы Прокопий нижеградец, Дионисий поляк и Галактион слепой — находили здесь отдых во время своих нескончаемых странствий (32). Даже старец Ефрем перебрался к Евфимию из Ошевенского монастыря поближе к своим сыновьям. Здесь он и умер 13 сентября 1674 г., о чём мы узнаем из Вкладной книги Спасского Каргопольского монастыря (33). Пристанище странствующих монахов просуществовало в Каргополе до 1677 г., когда власти после спора о вере со старообрядцами заменили любящего старину игумена. Благодаря деятельности старца Ефрема и игумена Евфимия Каргополь около 15 лет оказывал поддержку и давал приют самым ярким и энергичным представителям оппозиции на Севере. Проповедь Игнатия Соловецкого, Германа, Иосифа Сухого, Корнилия Выговского и других имела огромный успех, создав в Каргопольском уезде благоприятную среду для поддержания старой веры (34). Вероятно, вместе с разгоном бывших соловецких монахов, прятавшихся в монастыре, в городе также были приняты меры, затрудняющие не принявшим реформу горожанам жить по старине. По этой причине в округе стали возникать обособленные от местных властей тайные поселения. Материалы о наиболее значительных поселениях в местечке Доры на р. Порме были опубликованы и всесторонне исследованы Е. М. Юхименко (35). Нам остаётся только подчеркнуть непосредственную связь появления Дорских поселений с разгромом пристанища беглецов в Спасо-Каргопольском монастыре. Исследовательница выдвинула идею, что старообрядцы, сознавая безысходность своего положения, тем не менее предпринимали попытки найти способ существования во враждебном мире (36). Таким способом существования и явились тайные поселения в глухих труднодоступных местах. По мнению Е. М. Юхименко, старообрядческие поселения имели два пути: либо развитие и укрепление общины, либо при неблагоприятных обстоятельствах вынужденная гибель (37). Многочисленные самосожжения свидетельствуют не о самоцели, а, как убедительно доказала Е. М. Юхименко, о понимании неизбежного конца в критической ситуации (38). Каргопольские поселения не получили развития и были уничтожены властями. Но они указали путь, по которому можно было следовать и который нашёл своё воплощение в поселении на Выгу (39).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Бубнов Н. Ю. Писатели-старообрядцы Соловецкого монастыря // Книга и книготорговля в России в ХVІ—ХVІІІ вв.: Сборник научных трудов. Л., 1984. С. 48.

2. РГАДА. Ф.1201. Оп.1. Д.51. Л. 243.

3. Там же. Д.54. Л. 356 об.

4. Там же. Л. 400 об.

5. СПб.ИИ РАН. Кол. 2. №152. Л. 338 об.—339.

6. РГАДА. Ф.1201. Оп.1. Д.257. Л. 48 об.

7. Материалы для истории раскола за первое время его существования. Б.м., б.г. Т. 3. С.108. (Далее — Материалы).

8. Там же. С. 94-95.

9. Там же. С.103.

10. РГАДА. Ф.27. Оп. 1. Д.538. Л. 38.

11. Чумичева О. В. Соловецкое восстание 1667—1676 гг. Новосибирск, 1998. С. 169—191.

12. РГАДА. Ф.27. Оп. 1. Д.538. Л. 6.

13. Материалы. Т. 3. С. 161.

14. Там же. С. 211.

15. Брещинский Д. Н. Житие Корнилия Выговского Пахомиевской редакции (тексты) // Древнерусская книжность. По материалам Пушкинского Дома: Сб. науч. трудов. Л., 1985. С. 90; РГБ. Ф.344. №152. Л. 40-40об.

16. Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. М., 2005. С. 122.

17. Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе 17 века: исследование из начальной истории раскола по вновь открытым памятникам, изданным и рукописным. СПб., 1898. С. ХІІ.; Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей российской церкви. СПб., 1877. С. 994.

18. РГБ. Ф.344. №152. Л. 40.

19. Брещинский Д. Н. Указ. соч. С. 86.

20. Смирнов П. С. Указ соч. С. 14.

21. Строев П. М. Указ. соч. С. 994.

22. РГБ. Собрание Пискарёва. №112. Л. 207 об.; РНБ. Ф.550. QIY-337. Л. 182 об.

23. СПб.ИИ РАН. Ф.171.ІІІ. №166. Л.240—256.

24. Там же. Л. 244.

25. Там же. Л. 242; Брещинский Д. Н. Указ. соч. С. 90.

26. СПб.ИИ РАН. Ф.171.ІІІ. №166. Л. 255.

27. РГАДА. Ф.1209. Оп.1. Ч.1. Д.168. Л.484об.—485об.

28. Материалы. Т. 3. С. 3.

29. СПб.ИИ РАН. Ф.171.ІІІ. №166. Л. 245—246.

30. Строев П. М. Указ. соч. С. 994.

31. Там же. С. 994.

32. РГБ. Ф.17. №280. Л. 86 об.

33. РНБ. Ф.550. QIY-337. Л. 190.

34. Повесть об осаде Соловецкого монастыря // Памятники литературы Древней Руси: ХѴІІ век. Кн. 1. М., 1988. С. 159, 186; Брещинский Д. Н. Указ. соч. С. 91; Филиппов И. Указ. соч. С. 122.

35. Юхименко Е. М. Каргопольские «гари» 1683—1684 гг. (к проблеме самосожжений в русском старообрядчестве) // Старообрядчество в России (ХѴІІ—ХѴІІІ вв.). М., 1994. С. 64—119; она же. Новые документы о героях «Винограда Российского» — каргопольских старообрядцах Андрее и Авраамии Леонтьевых // Старообрядчество в России (ХѴІІ—ХХ вв.). Вып. 3. М., 2004. С. 97—122.

36. Юхименко Е. М. Каргопольские «гари» 1683—1684 гг. С. 83.

37. Там же.

38. Там же. С. 82.

39. Там же. С. 83.