Исторический рассказ инокини Раисы о древнем старце Никите Семенове

 

 

 

По милости Божией я, ничтожная, сподобилась жить в послушании у знаменитого учителя Христовой церкви, преимущаго старца, отца нашего, раба Божия Никиты Семеновича. Что слышала из его святых уст, то хочу рассказать последующему християнскому роду.

Пришла я к Никите Семеновичу жить четырнадцатилетней, а ему в то время было 85 лет. Прожила при нем я 10 лет и три месяца.

Родина Никиты Семеновича была в Ярославской гу­бернии, в 40 верстах от города Данилова, название деревни точно не помню, как будто бы — Воробино. Родители его были небогатые крестьяне. Мать у него померла, когда Меркурию (мирское имя Никиты Семеновича) было всего только 10 лет. По смерти матери отец Меркурия Семенови­ча, будучи по специальности портным, переехал из деревни в город Москву не только для заработка, но и на жизнь; туда же увез с собой и единственнаго сына Меркурия.

Далее так рассказывал сам о себе нам Никита Семено­вич: "Мой отец и меня старался научить портняжному делу, но у меня абсолютно не было желания привыкать к такой специальности, я не хотел даже сидеть с отцом и смотреть на его работу, а часто убегал от него и старался узнавать, где происходили религиозные или общественные собрания и гражданские суды. Посещал называемые церкви, молит­венные дома и слушал духовныя чтения. И меня ниоткуда не прогоняли, видимо, потому, что я везде себя вел прилично, да,  кроме того, иногда удивлял собравшихся своими остроумными вопросами; люди говорили даже так: "У него не по детски развит ум". Отец за такие отлучки от него сначала бранил меня и наказывал, а когда узнал, что я удаляюсь от него не на детские пошлые занятия и игры, а интересуюсь возвышенными жизненными вопросами и с этой же целью читаю серьезные книги, и древние духов­ные, и классические. Тогда дал мне на это полную сво­боду, и даже отцу иногда было приятно, что меня не го­няют из собраний, как иногда поступают с малолетка­ми, но занимаются со мной и отвечают мне на вопросы. Грамоте же я научился самоуком, ни в какую школу не ходил.

Религиозное убеждение моего отца было такое: он без всякаго изследования и проверки ходил в великороссийскую церковь и верил ея пастырям (никониянам). Живя при отце, который почти не интересовался вопросами религии, а был погружен только в материальные заботы, я же не мог оди­наково смотреть на все религиозные убеждения. Имея от роду всего 17—18 лет, я уже стал прилежно читать святыя книги и понимать их смысл и из них скоро узнал неправоту того духовенства и той церкви, которая была тогда у нас в России господствующей. Я намерен был пристать к ка­кому-нибудь старообрядческому обществу, думал там найти истину, но когда стал проверять по Святому Писанию все старообрядческие секты, тогда увидел, что там нет истины, а везде неправота и отступление от правой веры.

После этого случайно мне попали в руки рукописные челобитные остальцов Соловецкой обители к царю Алексею Михайловичу, и я особенно заинтересовался ими, и они меня подвигли на поиски таких благочестивых старцев, имеющих непосредственное приемство от соловецких от­цов, перебравшихся на материк с Соловецкого острова, крыющихся около Белого моря в приморских лесах. Я был убежден в том, что есть там такие старцы, которых можно при желании разыскать. Руководимый таким убеждением и верой в достижение своей цели, несмотря на свой моло­дой возраст, я пошел в ту сторону, где была Соловецкая обитель. Преодолевая все трудности, проходя леса и пусты­ни, аккуратно и прилежно спрашивая у каждого сериознаго человека, кого я ищу и что мне нужно, наконец добрые люди привели меня к древнему старцу, имеющему 107 лет, живущему недалеко от Топ-озера. Этот старец по имени Алексей был непосредственный ученик остальцов благочестия, бежавших из Соловецкаго монастыря, от них он и святое крещение получил. В это время указанный ста­рец жил в лесу очень скрытно. Объяснивши свое старание найти древнее благочестие и желание остаться жить в пу­стыне, старец принял меня к себе, научил меня правой християнской вере и преподал мне святое крещение: после 6-ти недельнаго пригласа и поста крещен я был к святой Пасхе 27 марта, а тезоименитство 3-го апреля, имя дано Никитою. Пожить с этим древним старцем я имел счастье 7 лет. Продовольствие и книги нам со старцем доставляли в пустыню благодетели из деревни, хотя путь туда был доволь­но трудный, потому что дыханием моря заливало тропин­ки, ведущие к нам, а возможность предоставлялась только тогда, когда море уходило с берега. Когда старец скон­чался, я остался в пустыне один. Было мне тогда всего 25 лет. Находясь в сиротской скорби, я долго думал и мо­лился Господу со слезами, чтобы он управил в дальнейшем мою жизнь по воле своей. И наконец мне пришла мысль идти из пустыни к бывшей родине, т. е. к городу Ярославлю.

В деревню свою бывшую я не зашел, а прошел в село Сопелки (12 верст от Ярославля). Мне было известно по не­которым рассказам и историям, что около села Сопелок есть истинные християне, крыющиеся ради соблюдения благочестия от власти. Когда же я пришел в Сопелки, то действительно нашел 20 человек старцев, собравшихся из разных мест с целью проверить свои убеждения и ук­репиться крепче в правоте християнской веры. В числе этих старцев были и потомки старца Евфимия, который слыл за распространителя християнства в Ярославской губернии. Встретившись со всеми этими старцами, я им все рассказал о себе и о своих путешествиях, а также своей жизни с пустынным старцем. Меня все собравшиеся выслушали с наслаждением. И была у нас тут великая общая радость. Старцы не только приняли меня в единение, признали совершенным християнином, но и особенно почтили как послушника соловецких отцов и проповедника истины, хо­рошо знающаго Святое писание — ведь учитель мой глубоко знал Божественное писание и меня старался научить тому же в течении 7 лет.

У всех собравшихся старцев в Сопелках было одно старание и цель, чтобы крепко стать на корень християнской веры и проверить свои догматические и обрядовые дей­ствия. Когда мы все собравшиеся ознакомились, тогда со­ставили разбирательный собор, но прежде всего обратились к Господу с горячей усердной молитвой и решили попо­ститься две недели, зная важность и величие начатого нами дела. Мы в молитве просили Господа Бога, чтобы всем соб­равшимся приити в единомыслие. Все собравшиеся старцы были сведующии в Святом писании, а потому при об­щем разбирательстве все соединились в единую Христо­ву церковь. В это же время меня назначили про­поведником християнской веры, как более начитанного и остроумного. Когда же высказывались соборные напутствия о том, чтобы все християне находились под пастырским наблюдением и умели свою святую веру хранить при Анти­христе, тогда же все християнское братство было подразде­лено на пределы и области и избраны старшие, а чрез некоторое время и я, недостойный, был избран собором в преимущие старшие. Зная Божественное писание и исто­рию християнской жизни вообще, в деле истинной пропо­веди мне Господь так помогал, что все враги истины всегда оставались побежденными, ведь я уже к этому времени был порядочно начитанным и, кроме того, имел дар слова, мог ясно и понятно выяснять смысл Божественнаго писа­ния, а потому и противники пред истиной повергались в прах. Они боялись меня и не терпели еще и потому, что я никогда не возмущался теми возражениями и вопросами, которыми враги хотели привести меня в замешательство. На все их вопросы я отвечал Божественным писанием спокойно, без гнева и раздражительности. К людям, заблудившимся от истины, относился с большим сожалением и состраданием, как Божию творению, а порицал и побеждал нечестие и ереси. Когда же заядлые противники истины, видя свое безсилие, нервничали и ярились, тогда я благодушествовал и со скромной улыбкой говорил им: "Почему, друзья, пре­даетесь дьявольской гордости, не лучше ли вам покориться истине".

Ожесточение врагов доходило вот до какой степени. Однажды, по просьбе боголюбивых людей, я беседовал в деревне Вахрушево Вологоцкой губернии. Беседа была прительная, и когда она окончилась с блестящей победой на стороне истины, тогда лжеучители решили меня пре­дать в руки гражданской власти, как врага господствую­щей церкви и притом не имеющим паспорта (мне было тогда 45 лет). И когда я поехал из Вахрушева чрез город Во­логду, то тут меня арестовали и бросили в тюрьму. Под следствием в тюрьме я сидел два года. Кроме назначен­ных мне следователей меня часто допрашивал сам вологоцкий губернатор, и когда нужно было взять меня из тюрьмы для допросов, то губернатор заезжал за мной, садил меня с собой в свою карету и всегда вежливо обра­щался со мною, называл меня: "Никита Семенович". На допросах губернатор и его сотрудники удивлялись моей начитанности в духовной и светской литературе и настолько разумным ответам, что однажды губернатор сказал так: "Ну, Никита Семенович, я не понимаю кто ты есть, ангел или диявол, ибо мудрость твоя не человеческая".

После двухгодичного испытания вологодские власти не знали, что со мной сделать, и тогда отправили мое дело в Петербург к самому императору Александру 2-му. А импе­ратор решил о мне так: "Отправить его в Соловецкий мона­стырь на время для уверения".

А губернатор прочитал мне приговор царя так: "От­править навечно". И вот это "навечно" так сильно подей­ствовало на меня, что я даже предпринял такой маневр: когда меня повезли на вечную ссылку в Соловки, в одно время кучер везущий задремал, а я, не будучи связан, ре­шился сделать побег — слез с повозки и ушел в лес, и, поскитавшись два дня без пищи, я изнемог; да, кроме то­го, путь мой, куда я должен пойти, был пересечен рекой, и мне пришлось попросить сенокосящих людей, чтобы они меня перевезли на лодке чрез реку. А им уже было извест­но о моем побеге из под ареста, и они меня поймали, связали и препроводили куда следует, а потом я был отправлен под конвоем на Соловецкий остров. А там меня заклю­чили в тюрьму, где и сидел я два года без всяких известий о своих.

По истечении двухгодичного времени случайно или по промыслу Божию приехал в Соловецкую обитель госу­дарь Александр 2-й. До этого времени никогда и никакой царь там не бывал. И во время своего посещения обители монарх изволил осмотреть и монастырскую тюрьму. При осматривании общих и единичных камер была открыта ца­рю и моя одиночка. Увидавши чистоту и порядок в моей камере, император с некоторым удивлением спросил сопровождающаго его называемаго архимандрита: "А это что у вас за человек сидит?" Архимандрит ответил царю так: "Ваше императорское величество, он Вам известен, Вам пи­сали о нем из города Вологды. Это религиозный человек и послан Вами сюда на время для уверения, а губернатор прочитал ему приговор — навечно". "Вот какой мошенник губернатор", — с улыбкой на устах заметил государь. "Когда же сей человек препровождался сюда, то в дороге сделал побег". Тогда царь спросил меня: "Зачем же ты бежал?" И я ему умоляюще ответил: "Простите, Ваше император­ское величество, не мог вынести разлуку со своими". Царь снова спрашивает архимандрита: "Ну, а как он теперь?" Тот ответил: "Человек он добрый, хороший". "Так что же — нужно его освободить". Тогда я, подойдя к царю ближе, говорю со слезами на глазах: "Явите отеческую ми­лость, Ваше императорское величество!" Тогда архиманд­рит мне говорит: "Царское слово — закон, будешь осво­божден".

О посещении Соловецкой тюрьмы государем говорили, что никогда не после, не раньше никакой царь там не был, а этот случай надо применить только к промыслу Божию. И действительно, после отъезда царя меня вскоре из тюрьмы освободили и дали мне одиночную келью, отку­да мог свободно ходить и по территории монастыря, и за монастырские ворота. Над воротами молитвеннаго храма я увидел древнюю икону святых отцев соловецких Зосимы и Савватия. И пред этой-то иконой я часто усердно и подолгу молился и просил святых угодников Божиих, чтобы они избавили меня из плена неверных людей, зани­мающих святую обитель и остров. И вот пришла мне мысль— ну-ка, мол, я напишу своим людям в Вахрушево, что­бы они приехали сюда за мной. Так и сделал. А они, как только получили мое письмо, и сразу приехали по меня двое: християнин и благодетель на лодке. В письме моем им все было описано, куда, как и где меня найти, и они все так и сделали. Приехали на остров на 8-е августа на праздник святых Зосимы и Саватия. Вечером этого дня они пришли в мою келью, а в ночь на 9-е администрация мо­настыря у меня проверили келью, гостей моих не увидали, я их спрятал под кровать и закрыл рогожей. После 12-ти ча­сов ночи я выпустил их тайными дверями, сам же еще вер­нулся в свою келью, усердно со слезами помолился Господу и святым его угодникам Зосиме и Саватию, дабы нам с успехом совершить начатый нами путь. Потом аккуратно я вышел за монастырские стены и побег в то направление, где по условию ожидали меня мои друзья с лодкой. Подбегая к назначенному месту, еще не видя своих людей, я крикнул, и оказалось, что они уже были вбли­зи меня. Времени было уже около 2—3 часов утра. Тут мы немедленно сели в лодку, подняли парус и пустились в море, вручая себя воле и промыслу Божию. Сидя в лодке, мы все время просили Бога ускорить нам путь, зная, что если утром посмотрят за нами в подзорную трубу, то могут нас увидеть и за 100 верст. Но с помощию Божиею мы в течении 3-х часов проплыли море. Был ли нам тогда попутный ветер, но наша ладья примчалась к намечен­ной цели; мы достигли берега, вытащили лодку и пошли в деревню. В деревне же мои спутники наняли лошадь, чтобы ехать нам по направлению в Кирилло-Белоозерск. Можно было туда ехать и пароходом, но это было для нас более опасно. Отъехавши около 20 верст от моря и добрав­шись до реки, мы тут сделали плот и поплыли в сторону России". Подробный рассказ матери Раисы путешествий Ни­киты Семеновича со спутниками из Белоозерска до города Вологды обрывается, она его плохо запомнила.

Далее опять слова Никиты Семеновича: "К деревне Вахрушево мы подошли пешком, это было как раз к празд­нику Успения Пресвятой Богородицы. В Вахрушеве тогда было большое собрание християн. Собрались они и по случаю праздника, и ожидания нас с пути. Тут была неописуемая радость не только мне и всем собравшимся при той встрече, но и всей церкви Христовой. Можете себе пред­ставить, что после четырехлетней разлуки, тяжелых скорб­ных переживаний, я снова, по милости Божией, оказался среди своей любимой паствы. С наполненными сердцами радостию все мы прославили Господа и отпели православ­ный молебен всесильному Богу.

Подвергаясь всевозможным пыткам и разным искуше­ниям от власти во время следствия и после, я чувствовал свою совесть не совсем спокойной, то есть едва ли, мол, я сохранился от религиозных повреждений, а чтобы очистить свою душу от такой тревожной мысли, я обра­тился к сопастырям своим и просил от них себе соответ­ствующую исправу-пост и поклоны за свои погрешности. На мою просьбу мне был дан такой ответ: "Если что и нужно, то это сделаем мы за тебя, отец". И приняли меня тут же в общение.

Когда я освободился от указанного заточения, мне тогда было 47 лет. А с того времени прошло 48 лет, мне теперь 95 годов, больше я не был арестован. Господь хранит меня, видимо, для пользы церкви, хотя враг все время гонит меня и преследует".

"Далее я уже своими словами, — говорит инокиня Раиса, — объясню остальную жизнь нашего пастыря и неусыпнаго труженника Никиты Семеновича".

Враг через людей постоянно преследовал его, но Бог хранил его для своей паствы. Гонители мимо проходили и не видели его. По причине постоянных преследований ему часто приходилось менять свое местопребывание. Будучи бдительным пастырем и неусыпным проповедником слова Божия, отец Никита сам был примером для подчиненных и образцом добродетели. В молитве был усердный и тща­тельный в исполнении заповедей Божиих. Учил всякое дело делать со вниманием, не только духовное, но и телесное. Говорил так: "Делайте внимательно, чтобы ум, глаза и руки понимали что делаешь". Читать Божественное писание учил правильно: не борзо и не продолжительно, голос иметь умиленный, речь чтобы была чистая, отчетливая, силы и знаки препинания не пропускать. Стоять за молением тре­бовал благочинно, поклоны делать неспешно и вместе, все дела Божии растворять смирением и любовию, чтобы от образа твоего видели, что ты — християнин. Таковы были его наставления. За небрежность, невнимание и ошибки взыскивал: как скажешь не то, он тут же и обличит: "Верно дома не было тебя. Не забывайте страшное изречение: "Тво­ряи дело Божие с небрежением — да будет проклят"". Гово­рил также: "Не забывайте предания и наставления отцов, и они вас не забудут в молитвах пред Богом". Много и по­долгу он молился со слезами и рыданием, с умильным про­изношением покаянных слов. Часто видала я, как он часа по два и больше совершал слезные молитвы, плакал, как дитя, слезы ручьями бежали по его ланитам. В пище имел большое воздержание, питался только для поддержания жизни. Никаких излишеств себе никогда не позволял, ни в пищи, ни в питании, произнося слова апостола: "Пло­ти угодия не творите". В баню во всю свою жизнь, по вы­ходе из мира, не ходил, мыла и в руки не брал, но, не­смотря на все это, до глубокой старости был чистый, и ни­когда не водились у него насекомые ни в одежде, ни в воло­сах. Был не только трудолюбив, как говорил: "Всю жизнь бегаю бегом, спешу приделать все дела, но им нет конца". Будучи уже 85 годов и позднее, бывало, сидя за трапезой, вспомнит что-нибудь из Писания и спешно по­бежит в свою комнату и запишет, что пришло ему на память. Вот такое тщание имел наш отец к духовному делу и даже после 90 годов, когда уже была парализована правая рука, и тогда он не оставлял своих занятий — не имея возмож­ности сам писать, он диктовал, а скорописец писал с его слов. Я прожила при Никите Семеновиче 10 лет и три ме­сяца и всегда поражалась его великими подвигами и тру­дами. Сподобилась быть и при его блаженной кончине и об этом напишу.

Пост отца Никиты Семеновича и так был неимо­верным, а к концу своей жизни 22 дня он совершенно ничего не питался, только первые 12 дней принимал не­много воды, за 8-м же дней до конца уже и не пил ничего. Всегдашнее сокрушение у него было о том, что мы лишились святого причастия тела и крови Христовой. О, как он сожалел об этом даре и плакал всегда при воспоминании о нем!

Кончина Никиты Семеновича последовала так. На сыр­ной недели со среды на четверг с 8-ми часов вечера он устремил свой взор на святые иконы, и слезы из глаз его текли и текли, уста же говорили непрестанно молитвы до изнеможения. Присутствующие уже едва улавливали и по­нимали его слова. Только те из слов были понятны окружаю­щим, которые произносились им с особенной силой и пламенным настроением души: "Сердце чисто созижди во мне, Боже!" Потом: "И дух прав обнови во утробе моей". И еще: "Не отверзи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отими от мене!" Прочее же нам было непонятно, что он говорил в продолжении 12-ти часов до 8-и утра. И наконец еще глухо произнес: "Отжил уже на земле".

Скончался наш дорогой отец в четверг на 1-ой недели великаго поста в 10 часов вечера. При кончине его при­сутствовало около 30-ти человек християн, в том числе был и его духовный отец Евсевий Ильич, к которому больной еще сходил на исповедь. Во время кончины лице его просияло, брада расправилась по всей груди, как будто ее кто расчесал. Все стояли около его одра, поражались такой измены его лица и только могли думать: "Воистину они видят умирающаго праведника". Он не поморщился и не содрогнулся, а тихо испустил свой дух. Все ждали осо­бенно последняго тяжелаго вздоха, но его не дождали.

Вот какая блаженная кончина была моего отца и ве­ликаго учителя церкви Никиты Семеновича. Прожил он в странстве 78 лет, а всей жизни его было на земле 95 го­дов. Скончался он в 1902 [1894] году по рождестве Христове 4-го марта по старому стилю, тому времени уже прошло 63 года. Росту был Никита Семенович средняго, складнаго телосложения, аккуратный, бодрый, скороподвижный, нра­вом был спокойный, внимательный, жалостливый и для всех любезный. На еретиков же строгий и непобедимый ими. К нему были приложимы слова: "Сколько раз он сражался, столько и побеждал". Был одарен от Бога даром духовнаго красноречия, большим разсуждением и глубоким понима­нием Божественнаго писания.

Нам Никита Семенович говорил так: "Помните, братие, и не забывайте никогда, что хорошему везде хорошо; если же что бывает не так, то это от нас самих сие бывает". Учил нас также и послушанию. Я помню такой случай: он дал нам замечание за неисполнение какого-то приказа, и мы не хотели, вернее всего, не догадались вовремя извиниться, умолчали. Тогда он ушел в комнату и закрыл за собою дверь, и мы поняли, что он был оскорблен нашим упрямством. И тогда мы стали долго прощаться, кланяться в землю, и когда он простил нас, то сказал: "Если бы вы вовремя сказали одно слово — прости — и оно было бы дороже этих ваших многих поклонов". Все его добрые наказания мы с любовию принимали, потому что они исхо­дили у него от чистаго сердца, а не от высокомерия и власти.

В одно время я, грешная, просила его помолиться за меня, чтобы мне Господь помог хорошо прожить в стран­стве. Он сказал мне: "Будешь внимательна сама к себе — Бог поможет, и проживешь". И так, мои духовныя чада, будем помнить наставления и жизнь наших духовных от­цов. Будем подражателями ихнему образу жизни, и за ихние молитвы и нам Господь поможет пожить богоугодно и получить будущее блаженство со Христом.

Отец наш, Никита Семенович, был нестяжательным, не имел никакого земнаго богатьства и личных вещей. Постель его была — катанный тюфяк и небольшая подушеч­ка, и больше ничего не принимал. Книги, правда, были у него, но все он их распределил еще при жизни. После себя для всех оставил добрую память — воспоминание о его трудолюбивой жизни и благие наставления, отпеча­тавшиеся на сердечных скрижалях его внимательных уче­ников. Любовь его ко всем была нелицемерная, смирение — неизреченное, терпение — неописуемое, перечислять все его великие добродетели я, ничтожная, не смогу. Все его считали за святаго мужа, искуснаго в добродетелях и непобедимаго в искушениях. Он пас христово стадо и учил его не только словом, но и делом. Отец Никита Семенович оста­вил много писания для руководства в духовной жизни и добрых порядков для християнскаго общества, приличиствующих гонительному времени. Он все время старал­ся,   чтобы  жизнь християн была угодной Богу и  чтобы в церкви не было безначалия и самовластия. Ибо воля человеческая противоречит воле Божией, если она не руководствуется Божественным писанием и пастырским надзором. Он это знал хорошо и нас учил подчинять свою волю руководству церкви. Вот я, ничтожная ученица вели­каго отца и пастыря, что запомнила из многаго немногое, то кратко написала для последующих родов.

По смерти отца Никиты Семеновича на его место в преимущие старейшие был собором избран старец Роман Логинович, который был правителем только четыре года и скон­чался с миром. Потом же избрали на старейшинство Корнилия Петровича, хотя при жизни своей отец Никита с недоверием относился к этому старцу, не видя в нем пастырскаго духа и высоконравственных качеств. И действи­тельно Корнилий Петрович оказался недостойным пасты­рем, о чем будет сказано ниже.

С отцом Никитой Семеновичем сподобился жить 5 лет достойный его ученик Александр Васильевич (потом отец Арсений). Пришел к отцу Никите Александр Васильевич 35 лет. Никита Семенович видел в нем талантливого уче­ника и предвидел в нем будущаго правителя церкви. Передавал свои знания и опыт этому молодому старцу, отец Никита говорил: "Эх, Александр, как жалко, что ты поздно пришел ко мне, когда я уже устарел". Но несмотря на свою старческую дряхлость, все же Никита Семенович успел многому научить Александра Васильевича и прове­рить его понятия по всем богословским и догматическим вопросам. Оставшись по смерти отца Никиты Семеновича 40 лет, Александр Васильевич был уже выдающимся пропо­ведником. Преимущим правителем в церкви в то время еще был Корнилий Петрович. Александр же Васильевич был избран помощником Корнилию Петровичу, и вся проповед­ническая обязанность была возложена полностию на Александра Васильевича. Корнилий Петрович тогда вос­хищался неусыпной деятельностью и знанием своего помощ­ника и проповедника Александра. Он приветствовал и весь­ма одобрял организованное Александром Васильевичем, с согласия всего собора, училище в городе Данилове Ярослав­ской губернии. Когда же преимущий Корнилий Петро­вич за некоторые противозаконные соблазнительные дей­ствия был собором извержен из старейшинства, по 25-му правилу святых апостол, а на его место был избран Александр Васильевич, тогда Корнилий Петрович, разжи­гаемый завистию диявольскою, стал злобно относиться к Александру Васильевичу. Начал собирать себе сторонни­ков и всячески нападать на благочестивыя действия новаго преимущаго, который занял его место. Корнилий Петрович нашел себе товарищей, главным образом таких, которые гневались на Александра Васильевича за то, что он ис­правлял их нравственное поведение. Но были и такие християне, которые, веря всякой клевете на преимущаго, были увлечены по неведению на сторону изверженнаго Кор­нилия.

Александр Васильевич частно и соборно увещевал своих противников, доказывал им, что только злоба и вражие коварство руководит их действиями, и просил их сми­риться, а не раздирать церковное единение. Но все труды преимущаго остались тщетными; противники и на соборы не являлись, и остались навсегда в своем упорстве и непо­корении Христовой церкви, за что и были отлучены от стада Христова и християнскаго сообщества.

После разделения с корнило-федоровцами Александр Васильевич, будучи преимущим старейшим, как и раньше, продолжал свою пастырскую и проповедническую деятель­ность, неусыпно трудился над воспитанием своих пасомых. Даниловское училище, где проживало около 100 человек, существовало до дней революции и несколько дольше. Когда же Даниловское общежитие было раззарено, тог­да Александр Васильевич, то есть теперь уже отец Арсений, переселился в город Казань с некоторыми своими учениками и там мирно скончался, будучи 85 лет. После смерти отца Никиты он жил 45 лет. В царское время не однажды си­дел подолгу в тюрьме, да и в советское время арестовывался, но был освобожден. По воле Божией покончиться ему пришлось на воле при своих учениках. Последние годы его жизни были болезненные, пищи принимал он очень мало и всегда с большой осторожностию. В праздник Покрова Пресвятыя Богородицы помолился молча на постели, пи­таться уже не стал и почти 20 дней жил, не питавшись, только принимал иногда немного воды и 20-го числа октября месяца представился.

Присутствовать при кончине отца Арсения мне не приш­лось. Она была описана одним из его учеников. День и кончина этого знаменитого отца ознаменовался таким событием: с момента кончины природа, как бы сочувствуя осиротевшим детям по смерти отца и в то же время отмечая, что мир лишился большого светила, город Казань с утра до ночи был погружен в такую мглу-тьму, что люди теря­лись даже на своих улицах. Оставив земную жизнь и нас, своих чад, отец Арсений вместе с этим он оставил нам и неизгладимые святые воспоминания о себе. Последние дни свои он жил в городе Казани, в доме благодетеля Ф. С. Уче­ников у него в то время было около 10 человек. Некоторых я помню: Василий Иванович, Георгий Афанасьевич, Тивуртий Георгиевич, Киприян Феодорович, Магистриан Феодорович, Аполос Трофимович, Александр Павлович, имена других не помню. Тут же при кончине отца присутствовала инокиня Звенислава, которую особенно любил отец, как свою родную дочь.

До самого конца своей жизни отец Арсений был в полном сознании, усердно молился Господу, иногда с воздетыми к небу руками, и держал их пока не упадут. Ему говорили: "Что ты, отче, так боишься предстать Господу Богу, ведь ты уже готов, ты провел всю свою жизнь в трудах духовных, пастырской заботе и проповеднической деятельности". Он отвечал: "О, чада мои духовные, мне не только за себя, но и за вас всех нужно отдать отчет Богу, не забывайте же вы меня в своих молитвах, да милостив будет Господь всем нам в день судный, а день этот уже скоро, скоро будет". Это были почти последние слова нашего отца. При отце Арсении мне пришлось долго жить и видеть его ангелоподобную жизнь. Это второй из наших великих отцов, каких не знаю – в будущее время даст ли еще Господь своим верным рабам. Скончался отец Арсений в 7446 году, а по новому стилю в 1938 году по рождестве Христовом.

Сие написала я, грешная, на добрую память всем християнам о наших святых и великих отцах и учителях церкви, от которых мы восприняли слово истины и християнские порядки. Да поможет всем нам Господь шествовать по их блаженным стезям к горнему Иеросалиму, по слову апостола: "Взирающе на скончание жительств святых, подражайте вере их". Аминь.

"Писала сие в 7465 году, месяца марта в 12-й день на 89 году своей земной жизни". (Убогая инокиня Раиса).

Hosted by uCoz