Новая церковь — никонопетровская

(Новые догматы новой церкви)

Кошмарный собор 1666-1667 гг. не только утвердил и зак­репил введенные в России Никоном и греками новые обря­ды, обычаи и книги, но и догматизировал их на вечные времена: провозгласил, что они никогда не могут быть ни отменены, ни изменены «ни в едином чесом» — ни в чем, ни в какой степени, ни в единой черте. Иначе дерзнувшие на сие будут прокляты, преданы анафеме, будут еретиками; даже и по смерти будут не разрушены и не растленны, как заколдованные, как связанные волшебными анафемами на бесконечные веки.

1. Каждый новый обряд был на соборе богословски ис­толкован, и малейшее нарушение его есть уже догматичес­кая ересь. Триперстное исповедание, например, не может быть выражено или изображено никакими другими перстами, как только первыми тремя, ибо, по глубокобогословскому рассуждению собора, только они одни равны между со­бою (что, конечно, неверно) и потому только ими может быть символизировано абсолютное равенство трех лиц Свя­той Троицы. Все другие пальцы не годятся для сего и ввер­гают в ереси: арианскую, македонианскую, духоборческую и многие другие. Двоеперстие потому и признается страш­ным еретичеством, что в нем изображается Святая Троица неравными перстами. Триперстие есть, таким образом, не просто вековечный обряд, нет, это догмат — и великий дог­мат. Всякое нарушение его низвергает в бездну ересей.

В таком смысле богословски истолкованы и догматизиро­ваны и именословное перстосложение, и трегубая аллилуия, и противосолонное хождение, и Символ веры без «Истиннаго», и все остальные «мелочи» никоновских книг.

2. Даже имя Господа Христа, которое на разных языках пишется и произносится различно, догматизировано как единственное для всех народов, именно только как Иисус. Никак иначе, потому что в нем и только в нем, в этом име­ни — «Иисус» — по числу его букв заключается великая тайна. Изданная собором книга «Жезл» разъясняет: «Сицевое есть пресладкое имя Иисусъ, еже прияхомъ отъ еллинскаго Иисусъ — тресложнаго, знаменающаго же Спаситель, по оному ангельскому извещению, еже ко Иосифу: и наречеши ему имя Иисусъ, Той бо спасетъ люди Своя отъ грехъ ихъ. Аще же не будетъ тресложно, не будетъ иметь того знаменования: убо подобаетъ сие имя тресложно писати. Паки симъ именемъ две изображаетеся тайне, по свидетель­ству некоего мужа премудра: чрезъ два слога первая, еже есть чрезъ I и И, душа и тело знаменается Божия Сына воп­лощенна; чрезъ третий паки слогъ треписьменный СУС яв­ляется Святая Троица. Аще убо единъ слогъ оставится, сие таинства знаменование разорится: убо весьма тресложно писати подобаетъ»89. Значит, на всех других языках (сирийс­ком, абиссинском, китайском, японском, еврейском, на ко­тором, собственно, и благовестил ангел Иосифу, и других многих) произносимое имя Господа этих важных и великих тайн не имеет и не может иметь.

В старых, дониконовских, книгах, печатных и рукопис­ных, всегда писалось и печаталось имя Господа Спасителя — Iсусъ, под титлой — Iс. Встречалось иногда и такое начерта­ние: «Iисусъ». Оба почитались именем Господа Христа, Сына Божия. Но с никоновского времени это имя «Icyc», или под титлою «Iс» выброшено из всех книг, причем выброшено не просто, а с отвращением, с жестокой ненавистью и даже ху­лением. Очень показательно, что греки, хотя пишут и чита­ют имя Господа «Iисус», но в церковных книгах до сих пор печатают его под титлой с одной йотой — «Iс», тогда как русские никониане ни в одной своей книге не допускают та­кого начертания, всегда печатают, хотя и под титлой, но с двумя йотами: «Iис». И это в силу вышеприведенного дог­матического истолкования этого имени, в котором «И» име­ет богословское значение.

Имя «Исус», хотя оно до нашего времени является об­щеславянским, выброшено никонианами именно как погрешительное — не грамматически погрешительное, а дог­матически как еретическое, ибо оно не выражает в себе, в своих слогах тайну души и тела Богочеловека: исповедует Христа, по толкованию «Жезла», или бездушным или бес­телесным, что является и в том и в другом случае ересью. Новое богословие так и разъясняет, что это имя «Исус» «ничего не значит». А если и значит, то лишь как слово «равноухий». Поэтому имя «Исус» есть имя не Господа, не Спасителя, а какого-то другого бога — равноухого, ничего не значащего, тем не менее «чудовищного»90. Это, соб­ственно, есть циничное и дерзкое богохульство новых бого­словов. В основе своей это лжедогматствование есть отме­на евангельской проповеди на всех языках, есть неверие в данное в день Пятидесятницы дарование Духа Святого святым апостолам — возвещать и прославлять имя Госпо­да на всех языках.

3. В старых, дониконовских, книгах была общепринятой, общецерковной молитва: «Господи Исусе Христе, Сыне Бо­жий, помилуй нас». Нередко в них встречается и другая молитва: «Господи Исусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Но первая считается молитвой вселенской (универсальной) и вечной как основанная на евангельских текстах, как пер­вое апостольское исповедание, на котором Господь и Цер­ковь Свою создал91. Но собор 1667 г. выбросил ее из всех богослужебных книг и под угрозой анафем воспретил ее произносить «в церковном пении и в общих собраниях» и сделал это на догматических основаниях, ибо признал все­ленскую молитву недостаточной, сомнительной, с зароды­шами арианства. Ее потом стали называть «раскольничес­кой». До настоящего времени она не допускается в богослу­жебные книги новой церкви и не употребляется в общем богослужении92. И не может быть допущена, пока собор1667 г. признается этой церковью законным и благодат­ным, изрекавшим все свои постановления по изволению Духа Святого. Догматические постановления не вправе от­менить и Вселенский собор. А постановления 1667 г. имен­но догматические.

4. Догматизировал собор и новые богослужебные книги со всеми их погрешностями, соблазнительным изложением и со всеми другими недостатками. О Служебнике же вынес еще особое определение: «Книга Служебник, якоже прежде исправися и печатася, и ныне при нас приложно свидетельствовася от всего освященного собора, и печатается в лето 717693 такоже и впредь печатают, и ни кто же да дерзнет от ныне во священнодействие прибавити что или отъяти, или изменити. Аще и ангел (по нас) будет глаголати что ино, да не имате веры ему» (правило 24 Деяний собора). Вот как строго и непреложно догматизировал собор текст нового Служебника: даже ангел с небес не может сделать в нем ка­кую-либо поправку94. Значит, не только каждая строка в нем, но даже всякое слово есть своего рода догмат — непог­решимый, неизменный, вечный. И все это закреплено про­клятиями и анафемами.

5. Самые проклятия были тоже догматизированы. Нико­новские реформы начались и продолжались проклятиями и анафемами. Кто только ни проклинал в то время весь рус­ский православный народ! Проклинал Никон, проклинал Макарий Антиохийский, Гавриил Сербский, Гедеон Мол­давский; проклинали греки, грузины, болгары, хохлы, афониты, синаиты — весь этот сброд пришельцев, которые тог­да, как вороны на труп, набросились на щедрую и богатую Москву. Проклинали на соборах, в храмах Божиих и в до­мах. Самый воздух был пропитан проклятиями и анафема­ми. В завершение собор 1667 г. провозгласил чудовищнейшие анафемы, бесподобные в истории церковной, провозг­ласил и закрепил на вечные времена. И после собора греме­ли анафемы и проклятия целыми столетиями в новых ак­тах и разного рода определениях и изданиях: в присягах, в чинах присоединений, в подложном Деянии на небывалого еретика Мартина Армянина, в богослужебных книгах (псалтырях, часословах, часовниках), в полемических кни­гах, в чине недели православия и в других многих докумен­тах. Все эти анафемы и проклятия до сих пор не отменены и не уничтожены законной соборной властью. Их только разъясняли и, значит, подтверждали, признавая их закон­ными и нужными.

Выносили проклятия и анафемы и Вселенские Соборы. Но на кого и за что? На явных, изобличенных и упорных еретиков. Проклинали за их ереси и нечестие, за их святохуления и богохуления. А никониане проклинали право­славных христиан: Макарий нарочито подчеркивал в своих проклятиях: «Кто от православных христиан не творит крест тако, — (т. е. триперстием), — тот проклят, еретик и отлучен от Святой Троицы. И собор 1667 г. тоже к «право­славным» христианам, на них именно направил свои душеубийственные проклятия и анафемы.

И за что проклинали они русский православный народ, т. е. всю т.е. всю тогдашнюю святорусскую Церковь? За двоеперстное сложение — вполне православное, даже апостольское предание. Христово благословение. За сугубую аллилуию, т. е. за прославление Святой Троицы по старой церковнобогослужебной форме. За приложение к Святому Духу в Сим­воле веры слова «Истиннаго». Или прочел в церкви молит­ву вселенскую «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, поми­луй нас» — и уже проклят, так как собор воспретил ее употреблять в церкви, а ты ослушался собора. Совершили христиане крестный ход вокруг храма по солнцу, и уже на них страшная анафема, ибо они прослушали определение собора 1667 г. Отслужил священник Божественную литур­гию на просфорах, на которых изображен восьмиконечный крест с надписью: «Се Агнец Божии, вземляи грехи мира», — он за это одно низвергнут из сана, проклят, и душа его пойдет к Иуде-предателю прямо в ад, а совершен­ные им тайны — не тайны, а «пес закланный», по выраже­нию Киевского митрополита Антония, впоследствии предсе­дателя Священного Синода в эмиграции95.

Черные тучи анафем и проклятий покрыли мраком весь русский церковный небосклон. Но благочестивые русские люди утешали себя словами русского же святого Иосифа Волоколамского: «Глаголю от святых Писаний, яко не пос­ледует Божий суд ни патриаршескому, ни епископскому не токмо отлучению, но даже проклятию, аще не по Божией воле проклянет кого: всяк убо всуе не благословляя и про­клиная себе не благословляет и проклинает». Указав на проклятия Ефесского разбойничьего собора во главе с Диоскором, патриархом Александрийским, на блаженнейшего Флавиана, патриараха Цареградского, св. Иосиф говорит:

«И не последова им Божественный суд, но сами прокляти быша от Бога и от человек, понеже не по воле Божией прокляша, а блаженный Флавиан со всеми святыми причтен бысть»96.

6. Никоновская реформа была основана на лжи и обманах. Ложь, обманы, подлоги вошли в плоть и кровь новой церк­ви. Триперстие — новое предание, однако его выдавали и до сих пор выдают за апостольское. Именословное перстосложение — тоже новейшее изобретение: ни у одного св. отца во всей истории оно даже не упоминается хотя бы случайно, а его приписали новые выдумщики Самому Христу. Книжное исправление велось по современным греческим книгам, по самым новым, печатаным даже не у греков, а в латинских типографиях Венеции, а уверяли русский народ Христом Богом и всей Святой Троицей, что правились они по са­мым древним греческим и славянским рукописям. И так во всем — в каждом постановлении, во всяком деле. Со­здан длинный ряд подлогов — самых дерзких, возмутитель­ных, хульных, вроде небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина или Феогностова Требника, соверше­ны подделки, подчистки, делались ложные ссылки, фабри­ковались фальшивые документы и т. п. фальсификации. И все это даже после разоблачений оправдывалось, защища­лось, еще больше закреплялось, а разоблачители преследова­лись, наказывались, предавались даже смертной казни.

Ложь и обманы и их защита стали вековой апологетичес­кой системой, догматической истиной. Даже в новейшее вре­мя знаменитый Филарет, митрополит Московский, изрек в защиту этой системы весьма меткую фразу, ставшую истори­ческой: «Авторы подлогов неправдой послужили правде». Иезуитское правило «Святая цель оправдывает все средства» стало практическим вековым догматом новой, никоновской церкви. Христос говорит «лжец и отец лжи» есть диавол (Иоанна, 8: 44). А новый догмат учит, что этот «отец» и его орудие, ложь, «служат правде», конечно, никонианской правде. В этом Филарет не ошибся. Но Христовой правде ди­авол не может служить. Апостол Павел восклицает, словно удивляясь филаретовской фразе: «Что общего у света со тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Ко­ринф., 6: 14—15). Однако миссионеры никоновской церкви в своих многочисленных сочинениях всячески оправдывают ложь, обманы, подлоги, подделки и всякую фальсификацию, созданные в течение веков новой церковью. Таким образом, ложь есть действительно догмат новой церкви.

7. А над всем этим мраком возвышается, словно огром­ная голова дракона, еще один догмат, самый ужасный — кровавый и огненный догмат убийств в подлинном смысле этого слова, догмат казнения, по определению самой этой церкви.

Никон в самом начале своей реформы запечатлел ее убийством епископа Павла Коломенского и других верных святой Церкви священнослужителей. Мучения и казни были наиболее прочной основой новой церкви. Собор 1666 г. постановил: аще кто не послушает нас, «хотя в еди­ном чесом» и «мы таковым приложим телесная озлобле­ния» (лист 48 Деяний). Озлобления эти выражались в страшных пытках и в убийстве. Собор 1667 г. «соорудил» особую книгу — «Жезл», которую титуловал не только жезлом «правления и утверждения», но «наказания и каз­нения». Книга эта, соборне догматизированная, основывает право на казни и мучения Ветхим заветом, как известно, наполненном разного рода казнями и убийствами. «Но зане же, — объясняют жезлотворцы, — в Ветхом завете бывшая сень, образ и прописания бяху в новой благодати содеваемых, убо и жезл сей видится нечто прообразовавше быти» (Л. 5, об.). Именно ветхозаветные казни и убийства предобразовали его. Составители «Жезла» с каким-то сладострас­тием проповедуют, устанавливают и защищают убийства. По их разъяснению, ветхозаветные казни были безблагодат­ными. А нынешние благодатны. В таком именно смысле — кощунственном, антихристианском и богохульном — истол­кован и утвержден новой церковью догмат казнения. «Если в ветхозаветной церкви, — разъясняет уже правительству­ющий Синод в изданной им книге «Пращица», — непокор­ных «повелено убивати» — и убивали, «кольми паче в но­вой благодати непокоряющихся святей восточней и великороссийстей церкви подобает наказанию предавати, достойно бо и праведно есть: понеже тамо сень, зде же благодать; тамо образы, зде же истина, тамо агнец, зде же Христос»97. Сам Кроткий Господь, пострадавший на кресте, представля­ется палачом и катом. «Убо како вас не мучити? — удивля­ется автор «Пращицы», обращаясь к гонимым и убиваемым русским благочестивым людям, — како в заточение не посылати? Како глав не отсекати?»98. Это же самое богоугод­ное и спасительное дело.

Казни, пытки, огнесожжения и всякого рода убийства действительно были провозглашены догматом веры. В дру­гой книге, изданной Синодом, «на утверждение в догматех православные церкви», составленной Стефаном, митрополи­том Рязанским, — «Камень веры», целый отдел ее так и озаглавлен: «Догмат о наказании еретиков». Здесь с убий­ственной решительностью и ошеломляющим бесстыдством утверждается, что «искус научает, что иного на еретиков врачевания несть, паче смерти». И не просто убиваются они, «обаче лютыми смертьми убиваются, того ради, яко да прочия уразумеют тяготу греха и не дерзают творити непо­добная. Сия же вся прилична суть еретиком: убо тех убива­ти достойно есть и праведно»99. Вот какое врачевание возве­дено в догмат веры: палачи стали врачами, а пастыри — палачами.

Пылающие срубы и костры с десятками тысяч невинных жертв, плахи с топорами, с отрезанными головами, с потока­ми крови; виселицы, колесования, четвертования, выматывание жил — все это догматизировано, богословски обоснова­но, закреплено и благословлено новой церковью. Ужасные тайные канцелярии петровского и аннинского времени, пы­точные застенки, забрызганные кровью страдальцев и испо­ведников старой веры — это благословенные «алтари»; пала­чи, истязатели, мучители, убийцы — это своего рода «свя­щеннослужители». Все это безумие предрек Сам Спаситель: «Наступит время, — говорил Он своим ученикам, — когда всякий убивающий вас будет думать, что он тем служит Богу» (Иоанна, 16: 2). На самом же деле он служит диаволу, «человекоубийце от начала» (Там же, 8: 44).

8. Такое догматическое верование о Христе как о палаче и о благодати Божией как о новозаветном средстве беспо­щадно мучить и убивать людей привело вполне естественно к превращению и таинств церковных в орудия полицейско­го сыска, пыток, казни и душеосквернения.

В апреле 1722 г. последовало уже Высочайшее повеле­ние, которым требовалось, чтобы священники доносили гражданскому начальству об открытых им на исповеди «преднамеренных злодействах», к каковым относилось все то, что могло вредить верной службе и пользе государствен­ной и церковной100. Правительствующий Синод включил сюда не только «умышление на тело церкви», но и другие «воровства»101. Таким образом священники стали сыщика­ми и доносчиками, а исповедь средством сыска. По требова­нию синодского Регламента, священник, выпытавший у ка­ющегося его грехи, за которые он должен быть арестован, и сам должен с ним ехать «неотложно и неотбывательно» в указанные в Высочайшим Указе «места» — «Тайную Кан­целярию» (тогдашнюю Чрезвычайку) или в «Преображенс­кий Приказ» (Петровское Гэпэу)102. В оправдание такой сыскной и предательской деятельности священника. Синод приводит слова Самого Господа. «Ибо сим объявлением, — разъясняет верховное учреждение новой церкви, — духов­ник не объявляет совершенной исповеди, и не преступает правил, но еще исполняет учение Господне, тако реченное: аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между со­бою и тем единым; аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего. Аще же не послушает, повеждь Церкви»103. Под «церковью» Синод здесь разумеет Тайную канцелярию и Преображенский Приказ — Чрезвычайку и Гэпэу. Более кощунственного обращения с учением Господа трудно и придумать. Таинство исповеди превратилось в полицейский институт или в жандармское отделение, а священник — в самого опасного гэпэушника или сыщика с необычайными правами и властью.

Еще более безбожно новая церковь поступила с таин­ством причащения. Синод превратил его не только в орудие сыска, но и в средство осквернения душ верующих людей. В своем «Регламенте» синодская власть с непостижимым бесстыдством заявляет: «Несть лучшего знамения, почему познать раскольника», как насильно его причащать. Само «Тело Христово» и «Кровь Христова» стали сыскным «зна­мением» — полицейским средством узнавания преступни­ков. Чтобы избавиться от такого ужасного причастия, люди благочестивые выдумывали на себя самые большие грехи, за которые церковь отлучает от причащения на десятки лет. Но это не помогало, ибо приказано было и таковых причащать, так как Синод признавал свое причастие совсем не святыней, которая не может преподаваться недостойным лицам, а ловким и верным средством раскрыть тайну души человека и сейчас же ее осквернить этим средством. Автор синодской «Пращицы» с беззастенчивым злорадством гово­рит старообрядцам: «Вем, поистине вем, яко ни который иереи ни которых раскольников и еретиков всепокаявшихся, проклятых, насильно не причащают, кроме вас таковых сущих»104. И раскольники они, и еретики, и проклятые, а один из синодских архиереев уверял даже, что они «хуже жидов»106, и тем не менее их насильно причащали новым причастием, чтобы поиздеваться над ними, чтобы причи­нить им душевный вред, духовно погубить их. Старообрядцев сотнями ловили, загоняли в крепости или в тюрьмы, и тут, связав их или повалив на землю, лили им причастие насильно в рот. Было изобретено особое орудие — откры­вать рот таким причастникам, это какой-то «кляп». Исто­рик Иван Филиппов сообщает, что таковые «кляпы в уста покладающие, вливаху причастие», однако «инии же в устех удерживаху не проглотивше и вышедше из церкви пометающе из уст, плеваху на землю»106. Особенным усерди­ем по такому причащению отличался и прославился рижс­кий обер-иеромонах Маркелл Родыщенский. Однажды он «взял под караул до 500 человек, не бывших у исповеди и святого причастия, как овец, загнав их в цитадель, велел говеть и всех сподобить святых тайн»107. Св. Феодор Студит говорит, что так насильно причащали только древние ере­тики христоборцы-иконоборцы108. Насильно вливали в уста христианским мученикам и язычники идоложертвенное109. Конечно, с целью осквернения христиан. С этой же целью и русская новая церковь насильно причащала старообрядцев и других, уже своих чад. И Христа новая церковь превра­тила в жестокого насильника, приказывающего признав­шихся грешников отправлять даже в Гэпэу и Чрезвычайку петровского времени и там убивать их, и таинства Его пре­вратила в гнусное и предательское средство сыска и даже осквернения душ верующих людей.

9. Чтобы все вышеизложенные догматы, а также и дру­гие нововведения свои практически отстоять, провести их в жизнь, новая церковь вынуждена была обосноваться и ук­репиться еще на одном догмате, без которого все остальные догматы разлетелись бы как пыль, как временное наважде­ние на святую Русь; может быть, и совсем они не имели бы места в истории России. Это догмат цезарепапизма — пре­клонение новой церкви перед царской властью, даже при­знание ее заменяющей Самого Христа.

Заменивший Никона по кафедре патриарх Иоасаф со всем собором 1667 г. обратился к царю Алексею Михайло­вичу с той самой молитвой, с которой пророк Давыд в свое время обращался к Богу, и буквально с теми же словами: «Ты, православный царю, не удали помощи твоея от мене, на заступление мое вонми, изми от оружия душу мою, и из руки песия единородную мою. Спаси нас от уст львов и от рог единорож смирение мое. Того бо деля мы под кровь крилу твоею с жезлом сим прибегаем (с книгою своею «Жезл»), да крепостию защищения пресильныя десницы твоея притяжет себе крепость на покорение всех учению и сказанию своему» («Жезл», в самом начале обращение к царю). Собор отлично понимал, что без царской власти и силы все его определения и изречения не имеют никакой силы и никто бы их не принял, ибо на них не было благо­словения Божия. Он откровенно признается, что без царс­кой «пресильной десницы» его собственный, соборный, жезл не имеет никакой крепости. Поэтому он все возло­жил на царя, по выражению пророка Давыда, на его «ко­лесницы» и на его «коней». Они опора новой церкви, а не Христос.

Уже в служебниках, изданных еще в 1656 г., в самой ли­тургии, отведено царю особое, почетное место с возглашени­ем его громкого титула. По древним, дониконовским. Слу­жебникам на великом входе священник возглашает лишь: «Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем», царь упоминался лишь тогда, когда сам присутствует за богослу­жением110, причем он титуловался очень скромно: «Да по­мянет Господь Бог благородие твое во царствии своем». По новым же Служебникам требуется всюду, по всем церквам, всегда на великом входе поминать царя с предлиннейшим титулом: великий, тишайший, кротчайший и т. п.111 В пос­ледующих царствованиях титулы поминаемых на великом входе царей, цариц, великих князей и княгинь и их чад до того растянулись, что заняли больше времени, чем соверше­ние всей литургии. Самая литургия превратилась в какую-то царскую демонстрацию112.

Петр Великий ввел в Регламент Синода присягу членам-архиереям, в которой они клянутся Всемогущим Богом признавать «Крайним Судьей» над Синодом и, значит, над всей церковью самого государя-императора Петра Алексее­вича. Все ему должно быть покорно: и церковь, и иерар­хия, и соборы — он выше и больше всех, он «Крайний Су­дья», выше его никого уже нет. В основных Законах Рос­сийской Империи царь признавался и титуловался главой церкви. В сущности, от его имени, по его уполномочию всей церковью и самим Синодом управляли обер-прокуроры Синода. Они были фактической и непогрешимой главой церкви. Догмат цезарепапизма превратился в обер-папизм, что было зловреднее и еретичнее.

Все вышеизложенные догматы, как и другие новой цер­кви порождены новым духом, чуждым древней Руси, про­тивным истинной Христовой Церкви и Самому Христу, духом тлетворным, гибельным, который дхнул на Русь со времен Алексея и Никона и, постепенно все больше и больше отравляя великую страну, привел ее к гибели в наше время.

 

Надежды на восстановление древлеправославной веры

Раскол Русской Церкви совершился не сразу. Определения собора 1666—1667 гг. были настолько ошеломляющими, в них было так много бессмыслия и безумия, что русский на­род счел их за «дьявольское наваждение». Многие думали, что это временный туман, который должен скоро рассеять­ся. Сторонники и защитники старых книг и древней Церк­ви думали, что царь Алексей обманут приезжими греками и хохлами (малороссами-украинцами) и верили, что он дол­жен же понять этот обман и возвратиться к старине, а об­манщиков отогнать от себя. Что же касается русских архи­ереев, участвовавших на соборе, то о них составилось убеж­дение, что они не тверды в новой вере и, только боясь царя, готовы веровать так, как он прикажет. Один из наиболее видных сторонников новой веры и новых книг, чудовский архимандрит Иоаким (впоследствии патриарх Московский), откровенно заявил: «Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем». «Хороши законоучители, — удивлялся на тог­дашних архиереев протопоп Аввакум. — Да што на них ди­вить. Таковыя нароком наставлены, яко земския ярыжки, — что им велят, то и творят. Только у них и вытвержено: «А-се, государь, бо-се государь, добро, государь». Авва­кум припомнил один очень характерный случай, ярко рису­ющий безволие и покорность тогдашних архиереев. «Медве­дя Никон, смеяся, прислал Ионе (митрополиту) Ростовско­му на двор, и он челом медведю. Митрополитище, законоположник, — удивляется ему Аввакум. — А тут же в сон­мище с палестинскими сидит, будто знает». То есть заседал на соборе с восточными патриархами. «А о Павле Крутиц­ком, — вспоминает Аввакум другого митрополита, — мерз­ко и говорить: тот явной любодей, церковной кровоядец и навадник, убийца и душегубец, Анны Михайловны Ртище­вой любимой владыка, подпазушный пес борзой, готов зайцов Христовых ловить и во огнь сажать». Он никогда «не живал духовно, блинами все торговал да оладьями. Да как учинился попенком, так по барским дворам научился блюды лизать. И не видал и не знает духовного жития». Не лучше был и третий иерарх, Илларион, архиепископ Рязан­ский. «В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на площади, чтобы черницы-ворухинянски любили. Ох, ох бедной! — воскликает Аввакум. — Не­кому по тебе плакать». Всех тогдашних архиереев наблюда­тельный протопоп отлично знал. Всем он им говорит: «Нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить... А иное мне и молвить тово сором, что вы делаете: знаю все ваше злохитрство, митрополиты, архиепископы — воры, прелагатаи, другия немцы русския»113. Конечно, та­ким совсем не дорого было ни русское благочестие, ни свя­тая Русь, ни вся Церковь Христова. Поэтому они так легко и без всякого разсуждения и без знания принимали все нов­шества и заодно с пришлыми чужестранцами проклинали весь православный русский народ и еретичили исконные его предания, обычаи и книги.

После собора 1667 г. еще в течение пятнадцати лет идут пререкания между сторонниками старой и новой веры, меж­ду представителями древней, народной Церкви и представи­телями новой, правительственной церкви. Защитники старины надеялись, что еще можно уладить возникший спор и ус­транить церковный раскол, что государственная власть одумается и вернется к старине, а все «никоновския затейки» оставит. Великоревностный протопоп Аввакум слал царю одно послание за другим и призывал его к покаянию: «Помилуй единородную душу свою и вниде паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси». «Богатырь» протопоп, как величает его знаменитый историк С. М. Соло­вьев, горячо и вдохновенно убеждал царя, что в старом пра­вославии, которое так кощунственно проклято собором, нет ни малейшей погрешности. «Если в нашем православии, — писал Аввакум, — или в наших отеческих книгах и в содер­жимых ими догматах есть хоть одна ересь или хула на Хрис­та или Церковь Его, то рады мы прощаться за них перед все­ми православными, особенно за то, что сами внесли что-либо соблазнительное в Церковь». «Но несть, несть ни раскольства, ни ереси за нами, — убежденно восклицал стойкий и непреклонный пастырь. — Мы содержим истинную и пра­вую веру, умираем и кровь свою проливаем за Церковь Хри­стову».

Другой пламенный исповедник древнего православия и мученик, священник Лазарь, обратился с челобитной к но­вому Московскому патриарху Иоасафу, умоляя его «загла­дить следы ног Никона», то есть отбросить все его нововведения и возвратиться к прежнему благочестию. И тогда, на­деялся священномученик, «престанет лютость еретичес­кая». Царя же просил священник Лазарь назначить всена­родное состязание с духовными властями: пусть все видят и слышат, какая вера истинная — старая или новая.

Алексей Михайлович не внял этим просьбам и мольбам и в тяжких муках скончался нераскаянным (29 января 1676 г.). Царский престол занял его сын, Феодор Алексее­вич. Защитники и исповедники старой веры и Церкви обра­тились и к этому царю с горячей мольбой — оставить нико­новскую прелесть и вернуться к истинной вере благочести­вых предков и святых угодников Божиих, но и эта мольба не имела успеха. Новая церковь, как и новая Россия, заро­дившаяся тогда в верхах царских и правительственных, прочно и безвозвратно встали на путь увлечений западниче­ством, новой европейской культурой, которая в сущности и тогда уже была антихристианской и безбожной114. «Ox, ox, бедная Русь, чего-то тебе захотелось немецких поступков и обычаев», — горько восклицал прозорливый Аввакум116.

На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства церковного, московское правительство от­вечало ссылками и казнями.

 

Гонения на древлеправославных христиан

Новые ссылки и казни последовали тотчас же после собора 1667 года. Знаменитые защитники древнерусского благоче­стия протопоп Аввакум, священник Лазарь, диакон Благо­вещенского собора в Москве Феодор, инок Епифаний были сосланы на далекий север и заточены в земляную тюрьму в Пустозерске (Архангельской губернии). Эти исповедники были подвергнуты, за исключением Аввакума, еще особой казни: им вырезали языки и отсекли правые руки, чтобы они не могли ни говорить, ни писать в обличение своих го­нителей и их неправой веры. Когда же их языки чудесным образом исцелели и заговорили, их вырезали вторично.

Более четырнадцати лет эти исповедники пробыли безвы­ходно в мучительном заточении — в сырой яме, но никто из них не поколебался в правоте своей веры. Отсюда они рассылали грамоты, послания, увещания к своей единовер­ной братии, а таковой была вся тогдашняя сермяжная Русь, — хранить целой и неизменной древнеотеческую пра­вославную веру, стоять в ней до смерти. Благочестивый на­род чтил этих заточенников, как непреоборимых воинов Христовых, как дивных страстотерпцев и мучеников за святую веру. Пустозерск стал местом священным.

По настоянию нового Московского патриарха Иоакима, пустозерские страдальцы были преданы сожжению в срубе. Казнь последовала в пятницу — в день страстей Христо­вых, 14 апреля 1682 г. Всех их вывели на площадь, где был приготовлен сруб. Играло ясное весеннее солнце, точно приветствуя этих выходцев из могилы (из ямы, в которой они так долго томились). Более четырнадцати лет не видели они света Божия, ни неба, ни других красот природы. Бод­ро и радостно вошли они в сруб. Толпа людей, сняв шапки, молчаливо окружила место казни. Подожгли дрова, и сруб запылал. Протопоп Аввакум успел еще обратиться к народу с прощальным словом. Подняв высоко сложенную в двоеперстие руку, он завещал: «Вот будете этим крестом мо­литься, вовеки не погибнете». Когда мученики сгорели, на­род бросился собирать на память святые кости их, чтобы разнести их потом по всей русской стране.

Горевшие огнем веры сожжены огнем вещественным, чтобы быть светочами, светящими в даль веков.

Мучения и казни древлеправославных христиан происхо­дили и в других городах и весях Российского государства. В самой Москве пылали срубы и костры, воздвигались и другие эшафоты, свирепствовали в застенках дьявольские пытки и неимоверные жестокости. За шесть лет до сожже­ния пустозерских узников были преданы лютой смерти це­лые сотни преподобных отцов и исповедников славной Со­ловецкой обители. Эта обитель вместе с другими монасты­рями и скитами Русской Церкви отказалась принять новые никоновские книги, как соблазнительные и погрешительные. Соловецкие иноки решили продолжать службу Божию по старым книгам, по которым служили и угодили Богу со­ловецкие чудотворцы. Они написали государю в течение не­скольких лет пять челобитных (прошений), в которых умо­ляли державного государя только об одном: разрешить им пребывать при прежней вере. «Плачемся вси со слезами, — писали иноки царю Алексею Михайловичу, — помилуй нас нищих и сирот, повели, государь, нам быти в той же нашей старой вере, в которой отец твой, государев, и все благовер­ные цари и великие князи и отцы скончались, и преподоб­ные отцы Соловецкой обители: Зосима, Савватий, Герман и Филипп митрополит и вси святии угодили Богу». Соловец­кие иноки были твердо убеждены, что измена старой вере означала измену самой Церкви Христовой и Самому Богу. Поэтому они соглашались скорее принять мучения, нежели отступить от святой веры своих Богу угодивших предков. Они смело заявляли царю: «Лучше нам временною смертию умереть, нежели вечно погибнуть. И если нас предадут огню и мукам или на части разсекут, мы и тогда не изме­ним апостольскому преданию вовеки». В ожидании муче­ний многие старцы приняли схиму (великий постриг). В от­вет на все просьбы и мольбы смиренных иноков, царь по­слал в Соловецкий монастырь военную команду, чтобы си­лою заставить убогих старцев принять новую веру и новые книги. Обитель не пустила к себе эту команду и затвори­лась за своими каменными стенами, как в крепости. Царс­кие войска осаждали Соловецкий монастырь в течение семи лет (с 1668 по 1675 гг.). Наконец, ночью под 22 января 1676 г. стрельцы, предводительствуемые воеводой Мещериновым, ворвались в обитель и началась страшная казнь-бой­ня обитателей монастыря. Было замучено до 400 иноков и бельцов: одних повесили, других порубили на плахах, тре­тьих утопили в прорубях. Вся обитель была залита кровью святых страдальцев. Они умирали спокойно и твердо: не просили ни милости, ни пощады. Каким-то чудом уцелели от этого кровавого пира только 14 старцев. Тела убитых и разрубленных мучеников лежали неубранными и неразло­жившимися целых полгода, пока не пришел царский при­каз — придать их земле. Разгромленная и разграбленная обитель была заселена присланными из Москвы монахами, принявшими новую веру — правительственную и новые книги — никонианские.

Незадолго до казни соловецких страдальцев замучены были в Боровске (Калужской губернии), в земляной тюрьме две родные сестры из славного боярского рода Соковниных — боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова и княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова. Они были очень бо­гаты, особенно богата была боярыня Морозова, молодая вдо­ва. С детства обе были окружены почетом, славой, близко стояли к царскому двору и часто там бывали. Но ради ис­тинной веры и во имя Христа они презрели и богатство, и почет, и славу мира сего. Твердо убежденные в правоте ста­рой, дониконовской веры, они безбоязненно и дерзновенно выступили исповедницами этой святой веры. Пошли увеща­ния — оставить благочестивую веру; стали угрожать в слу­чае неповиновения лишением всего имущества, арестом, заключением в темницу, казнями. Родовитые сестры не ус­трашились этих угроз и не соглашались принять новше­ства. Они были арестованы и подвергнуты страшным пыт­кам: их вздергивали на дыбы (с вывернутыми назад руками подвешивали к перекладине), кости трещали от этой жесто­кой пытки. Затем клали им на грудь мерзлую плаху и под­носили их потом связанных к огню, устрашая сожжением. Все выдержали дивные исповедницы и от правой веры не отреклись. По указу царя их отправили в г. Боровск и бро­сили здесь в мрачное и сырое подземелье, в котором обита­ли всякие насекомые. Сестер-исповедниц томили голодом и холодом. Силы их слабели, жизнь медленно угасала: 11 сентября 1675 г. скончалась княгиня Евдокия Урусова, а через 51 день (под 2 ноября) преставилась и боярыня Фео­досия Морозова, успевшая еще до ссылки принять иноче­ство с именем Феодоры. Вместе с ними замучена и третья знатная страдалица, Мария Данилова, жена стрелецкого го­ловы Акинфа Данилова. Для их устрашения была предварительно замучена и четвертая исповедница— инокиня Иустинья: она была сожжена у боровского подземелья на глазах именитых страдалиц, святых великомучениц Феодоры, Евдокии и Марии. Их мужественному терпению и мно­гообразным страданиям удивлялся сам огнепальный Авва­кум священномученик. «Херувимы многоочитыя, — вос­хвалял он их, — серафимы шестокрыльни, воеводы огнепальныя, воинство небесных сил, тричисленная единица Трисоставного Божества, рабы вернии: Феодора в Евдокеи, Евдокея в Феодоре и Мария в Феодоре и Евдокеи. О, свети­ла великия!».

«Трудно найти в истории русской более великую и силь­ную духом, чем Морозова», — пишет один русский писа­тель, Чудинов. Мы прибавим, дополняет епископ Михаил Канадский: не было в русской истории женщины такого на­пряженного религиозного чувства, такой любви к Сладчай­шему Исусу, как она и ее блаженная сестра. «Увенчанные мученическим терпением, окруженные почетом при жизни и святительским поклонением по смерти, они живут и будут жить в памяти русского народа вовеки, как несравненный образец непоколебимости, как правило веры, как яркий све­точ, указующий путь к честному исполнению гражданского долга. Сами мучителя Феодосии (Феодоры), пораженные ве­личием духа в слабом женском теле, должны были при­знать, в боярыне Морозовой священномученицу». Царь Алексей называл ее «второй Екатериной - великомученицей». Этого имени заслуживает и Евдокия, более слабая телом, но потому еще более удивительная своим подражанием сестре. А рядом с этими двумя — Мелания «матерь великая» (еще одна преподобномученица), Иустина и другие.

Старообрядческая Церковь как самого Аввакума с его сострадальцами, в Пустозерске сожженными, так и боровских мучениц причислила к лику святых угодников Божиих116.

Немало и других подвижниц и исповедниц было замуче­но в то время: одних из них засекли плетьми и кнутом, других уморили голодом в подземельях, третьих предали огнесожжению. Все они заслуженно вошли в великий сонм святых Божиих, сияющих пред престолом Господа Славы.

 

Прения о вере

Несмотря на столь жестокие гонения и мучения, защитни­ки православной веры и теперь все еще не теряли надежды на то, что старая вера восторжествует, так как новая вера держалась исключительно правительственной властью, на­род же и духовенство не сочувствовали ей и не хотели ее принимать.

Новый царь, Феодор Алексеевич, процарствовал недолго: 27 апреля 1682 г. он скончался. На место его были провозглашены царями малолетние царевичи Иоанн и Петр Алек­сеевичи, а сестра их, София Алексеевна, — соправительницей. Патриарший престол в это время занимал патриарх Иоаким, человек крутой и жесткий, очень ненавидевший старую веру и ее последователей. Судя по его книге «Увет», написанной в обличение древлеправославия, он был твердо убежден, что древние церковные чины и обычаи, а также и книги старые были действительно еретическими: двоеперстное крестное знамение, сугубая алилуия, семипросфорие, символ с провозглашением Духа Святого «Истинным» — все это нечестивые ереси, все это проклято и отвержено. Но для обоснования своих утверждений Иоаким не стеснялся прибегать к явным подлогам, подделкам и обманам. Такой свой «Увет», полный ругательств и всяческой лжи, он, од­нако, утвердил соборне, сделал его канонической книгой новой церкви. Преследовал он не только живых исповедни­ков древней святой веры, но и уже давно почивших, даже прославленных Церковью святых. Так, Иоаким вычеркнул из лика святых княгиню Анну Кашинскую, скончавшуюся за триста лет до церковного раскола, запретил службу ей и самые мощи ее скрыл под спудом только потому, что они имели руки святой с двоеперстным сложением. Выбросил он службу преподобному Евфросину Псковскому лишь по­тому, что в ней, как и в житии сего древнего святого, удос­товеряется древность и правильность сугубой аллилуии117. Трудно было ожидать, чтобы такой безрассудный гонитель святой Церкви возвратился к ней.

Но новое царствование держалось на силе стрельцов, сре­ди которых многие, однако, стояли за старую веру. Предво­дительствовал ими убежденный сторонник древлеправосла­вия князь Хованский. Таким благоприятным обстоятель­ством и воспользовались ревнители и защитники старой веры, во главе которых в Москве стоял священник Никита Добрынин, весьма начитанный и даровитый пастырь и не­заурядный писатель. От имени всех стрелецких полков и чернослободцев была составлена челобитная на имя царей Иоанна и Петра Алексеевичей о «возобновлении древнего благочестия». Были избраны особые уполномоченные, кото­рые должны были представить царям челобитную и всту­пить в прение с самим патриархом по вопросам веры.

Челобитчики представились сначала патриарху Иоакиму. Они попросили его дать им разъяснение: за что старые кни­ги отринуты и какие ереси в них обретаются? Патриарх от­ветил:

— Не ваше дело о сем рассуждать. Архиереи все решают и судят, вы же должны им только повиноваться и не пре­кословить, ибо они носят на себе образ Христа.

— Христос говорит, — возражали патриарху уполномо­ченные, — научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем; вы же срубами, огнем и мечем грозите и убиваете.

— Мы за то вас мучим и жжем, — бесстыдно отвечал патриарх, — что еретиками нас называете и церкви не по­винуетесь118 .

Челобитчики стали доказывать, что в новых книгах дей­ствительно есть погрешности и справщиками книг были не­сомненные еретики, вроде Арсения Грека, отрекшегося даже от христианства. Затем они указали, что гонят на Руси истинных христиан за то только, что службу Божию совершают по святым книгам, крестятся по апостольскому преданию — двоеперстным крестом, молитву Исусову гово­рят, как древняя св. Церковь установила: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй нас». В заключение чело­битчики со слезами умоляли патриарха:

— Утолите мятеж церковный, разрешите сомнение душ христианских, исправьте Церковь Божию, извергните из нея нововнесенные соблазны, соедините стадо Христово расторгнувшееся, да престанет напрасно проливаться кровь христианская.

Челобитчики просили назначить собор, на котором мож­но было бы рассмотреть подробно все погрешности новых книг. Иоаким все откладывал созыв такого собора. Но он все-таки состоялся 5 июля 1682 г. В этот день вся Кремлев­ская площадь была заполнена народом. Ожидали, что на площадь выйдет патриарх и архиереи и здесь произойдет прение о вере. Однако выборных от челобитчиков для веде­ния беседы потребовали в Грановитую палату, где собрался весь царский синклит во главе с царевной Софьей, патри­арх, архиерей и другие духовные лица. Из народа очень не­многие проникли в палату. Духовенство никонианское дер­жало себя шумно и вызывающе. Не успел священник Ни­кита Добрынин войти в палату, как один из никонианских попов схватил его за волосы. Такое начало прений не пред­вещало ничего хорошего.

Как только вошли в палату выборные и поклонились до земли царице Наталье Кирилловне и царевнам, патриарх Иоаким спросил их:

— Что вы требуете от нас? — Священник Никита отвечал:

— Пришли просить об исправлении православной хрис­тианской веры, дабы Церковь Божия была в мире и едине­нии, а не в раздоре и мятеже.

Выборные подали челобитную, в которой изложены по­грешности новых книг. Началось чтение челобитной. Но царевна Софья, уже зараженная западной прелестью, еди­номышленная Иоакиму, часто перебивала чтение, вступала в спор с выборными лицами. Патриарх же и архиереи мол­чали, а бояре лишь посмеивались над их безответностью и духовным бессилием.

Кончилось «прение» тем, что царевна Софья распустила собор, объявив, что он соберется в пятницу (7 июля)119.

С торжеством и пением разошелся ликующий народ по домам. Он наивно верил, что наступило время полного вос­становления истинного благочестия. Но горько в этом обма­нулся. Вторичного собрания для рассмотрения сомнений о вере не последовало. Софья, гордая, властная, самолюби­вая, решительно встала на защиту новой веры: дать торже­ство старой вере — это казалось ей унижением и оскорбле­нием царского величества120. Иоаким внушил ей, что влас­ти должны приказывать и повелевать, а народ должен толь­ко слушать и повиноваться. Возвращение к старой вере было бы торжеством народной воли, победой народной веры и народных желаний. Хитрая и предупредительная царевна сумела перетянуть на свою сторону значительную часть стрельцов, подпоив водкой и задарив деньгами. По ее при­казу был схвачен священник Добрынин и казнен на Крас­ной площади в Москве отсечением главы, что произошло 11 июля 1682 г. Так закончилась исповедническая жизнь од­ного из лучших борцов за древнее благочестие, самого на­читанного пастыря того времени и замечательного писате­ля. После него остались его «обличения» никонианства, ко­торые до сих пор не опровергнуты никонианами. Печальная участь постигла и других выборных и челобитчиков: их ра­зослали по разным монастырям в заточение. Вскоре был предан смертной казни и князь Хованский.

Так восторжествовала сначала в Москве, а потом и по всему государству новая вера, страшная своей жестокостью, кровавыми мучениями древлеправославных христиан, из­менническая по своему духу и направлению, ставшая впол­не казенной религией, требующей лишь беспрекословного и во всем послушного подчинения себе.

 

Бегство Церкви в пустыни и леса

Положение в России христианской Церкви в XVII столетии во многом было похоже на положение христиан в Римской империи в первые века христианства. Как тогда, христиа­не, страдая от сильных гонений со стороны языческих властей, вынуждены были скрываться в катакомбах (в особо ус­троенных подземельях), в пещерах и в загородных приста­нищах, так русским людям — православным христианам XVII века — пришлось бежать в пустыни и леса, в горы и вертепы, скрываясь от преследования со стороны государ­ственных и духовных властей.

По настоянию Московского патриарха Иоакима121 царев­на Софья издала в 1685 г. против людей древнего благочес­тия 12 грозных статей, справедливо получивших в истории название «драконовских». В них последователи древнерус­ской Церкви, то есть старообрядцы, обзываются «раскольщиками», «ворами», противниками церкви и караются са­мыми страшными казнями. Кто распространяет старую веру, тех приказано пытать и сжечь в срубе, а пепел разве­ять; кто тайно будет содержать древнюю веру, тех нещадно бить кнутом и ссылать в отдаленные места. Приказано бить кнутом и батогами даже тех из верующих людей, которые окажут хотя бы какую-нибудь милость гонимым христиа­нам: дадут им или поесть, или хоть только воды испить. Установлено: бить кнутом и ссылать и тех людей, у кото­рых преследуемые христиане лишь приютились. Всякое имущество староверов: дворы, поместья, вотчины, лавки и всякие промыслы и заводы — приказано отбирать и отпи­сывать на «великих государей». От этих жутких гонений, разорении и смерти могло спасти древлеправославных хрис­тиан лишь полное отречение от старой веры и рабская по­корность всем безрассудным приказаниям властей. От всех русских людей требовалось под угрозой сожжения в срубе веровать не так, как древняя Церковь установила, а как приказывает новое начальство. В узаконениях Софьи была одна такая статья, от которой не спасало даже отречение от своей веры и рабская покорность всем приказаниям влас­тей. Эта статья гласила: кто их, староверов (сказано: «раскольщиков»), перекрещивал, крещеных в новой церкви (правительственной, господствующей), того (если он и рас­кается в этом, принесет покорность новой церкви, будет иметь духовного отца и искренне пожелает причаститься), поисповедав и причастив, все-таки «казнить смертью без всякого милосердия»122.

Эти действительно драконовски-немилосердные статьи и их садистское исполнение навели ужас на всю русскую страну. Правительство беспощадно преследовало людей ста­рой веры: повсюду пылали срубы и костры, сжигались сот­нями и тысячами невинные жертвы — измученные христи­ане, вырезали людям старой веры языки за проповедь и просто за исповедание этой веры, рубили им головы, лома­ли ребра клещами, закапывали живыми в землю по шею, колесовали, четвертовали, выматывали жилы... Тюрьмы, ссыльные монастыри, подземелья и другие каторжные мес­та были переполнены несчастными страдальцами за святую веру древлеправославную. Духовенство и гражданское пра­вительство с дьявольской жестокостью истребляло своих же родных братьев — русских людей — за их верность заветам и преданиям святой Руси и Христовой Церкви. Никому не было пощады: убивали не только мужчин, но и женщин, и даже детей.

Великие и многотерпеливые страдальцы — русские пра­вославные христиане — явили миру необычайную силу духа в это ужасное время гонений. Многие из них отступи­ли от истинной веры, разумеется, неискренне, не выдержав жестоких пыток и бесчеловечных мучений. Зато многие по­шли на смерть смело, безбоязненно и даже радостно. Быва­ли случаи, что даже дети шли в пламя огненное бестрепет­но и спокойно. Привели однажды к осмоленному срубу на казнь 14 человек мужчин и женщин. Среди них была и де­вятилетняя девочка, сидевшая в тюрьме вместе со старши­ми. Всем стало жаль ее, и архиерейские приставы, распоря­жавшиеся казнью, велели задержать ребенка. Сруб уже пы­лал. Девочка рвалась к своим, не обращая внимания ни на ласки, ни на уговоры окружающих. «Мы возьмем тебя вме­сто дочери», — утешали ее зрители. Но она все же рвалась к своим, горевшим в срубе. Тогда, желая напугать, держав­шие и уговаривавшие пустили ее, сказав: «А, ты не слуша­ешься, ну так ступай в огонь, только смотри, глаза не зак­рывай». Девочка, перекрестившись три раза, бросилась в огонь и сгорела123.

Огромное большинство гонимых христиан побежало в пу­стыни, леса, в горы, вертепы, за непроходимые болота, на «край света». Исполнилось апокалипсическое предсказание: «Церковь побежит в пустыню»124. Здесь христиане устраи­вали себе кое-какие убежища и приюты. Но и там власти их разыскивали, жилища разоряли и сжигали, а самих приводили в города к духовным властям для увещаний и, если они не изменяли своей вере, предавали мучениям и смерти. Через четыре года после узаконения статей Софьи патриарх Иоаким издал новый указ: «Смотреть накрепко, чтобы раскольщики (так он называл старообрядцев) не жили в волостях и лесах, а где объявятся — самих ссы­лать, пристанища их разорять, имущество продавать, а деньги присылать в Москву».

Всюду преследовали истинных христиан, не давали им жить ни в пустынях, ни в лесах, ни за непроходимыми бо­лотами — нигде в родной стране. Что же было делать? Куда деваться? Древлеблагочестивые христиане не боялись смерти, многие из них шли на смерть весьма охотно и радо­стно. Но они скорбели, что немало христиан, не выдержав чудовищных пыток, отрекалось от святой веры и таким об­разом погибало душой. Доводили их до отречения от веры такими пытками: их или медленно жгли на огне, или вы­матывали жилы из них, или сначала отсекали одну руку, потом другую, затем одну ногу и, наконец, другую ногу (это значит — четвертовали), подвешивали за ребра к по­толку или особой перекладине и оставляли так висеть дол­гое время — до отречения или до смерти, подвешивали и на вывернутые назад руки, колесовали, зарывали в землю по шею живыми; пытали и мучили и всякими другими убийственными средствами. Кто мог выдержать эти драко­новские пытки? Чтобы спастись от них и чтобы сохранить свою веру, русские люди вынуждены были сами себя сжи­гать. «Нет нигде места, — говорили они, — только уходу, что в огонь да в воду». Во многих местах, куда ожидались гонители, сыщики и мучители, заранее приготовлялись срубы для самосожжения или приспособлены были к этому отдельные избы, часовни, церкви, просмоленные и обло­женные соломой. Как только получалось известие, что едут сыщики и мучители, народ запирался в приготовленное к сожжению здание и при появлении гонителей заявлял им: «Оставьте нас или мы сгорим». Бывали случаи, что гоните­ли уезжали, и тогда народ избавлялся от самосожжения. Но в большинстве случаев преследуемые самосжигались. Сгорали люди сотнями и тысячами зараз. Такое необычай­но страшное время переживали тогда русские благочести­вые люди. Многие из них ожидали конца мира, некоторые, надев саваны, ложились заранее в гроб, ожидая архангельс­кой трубы с небес о втором пришествии Христовом.

До такого напряженного состояния довели благочестивых христиан беспощадные преследования, жестокие пытки и мучения.

 

Непрерывные гонения

Более двух с половиной столетий пребывало старообрядче­ство в гонении. Гонения временами то ослабевали, то сно­ва усиливались, но никогда не прекращались. Царь Петр I провозгласил веротерпимость в государстве, ею широко пользовались в России разные вероисповедания: римокатолическое, протестантское, магометанское, иудейское и языческое. И только одни старообрядцы не имели свободы в родном отечестве, ими же созданном. В царствование Петра их не сжигали массами, но отдельные случаи со­жжений и других смертных казней были нередки. Царь Петр дозволил старообрядцам открыто жить в городах и селениях, но обложил их двойным окладом: если, напри­мер, последователь новой веры (господствующей церкви) платил в казну за себя 5 руб., то со старообрядца взыски­вали 10 руб. Кроме того, взимали с каждого мужчины 50 рублей в год за ношение бороды. Со старообрядцев взыс­кивали пошлину и в пользу духовенства новообрядческой церкви. Брали с них штрафы и за то, что у них священни­ки совершали духовные требы. Словом, старообрядцы были источником доходов и для правительства, и для ду­ховенства. Они выносили на себе страшные тяготы всего государства. Однако за это они не пользовались в этом го­сударстве никакими правами: им воспрещалось занимать какую бы то ни было государственную или общественную должность; не дозволялось быть даже свидетелями на суде против православных, т. е. последователей новой церкви, хотя бы последние были привлечены к суду за воровство, убийство или за другие тяжкие преступления. Старообряд­цам приказано было носить особую одежду: мужчинам — однорядку с лежачим ожерельем и сермяжный зипун со стоячим клееным козырем красного сукна, а женщинам — шапки с рогами и тоже сермяжный зипун с красным ко­зырем. Это было издевательство и посмешище над русски­ми благочестивыми людьми.

Старообрядцы, записавшиеся в двойной оклад, числились записными. Но громадное большинство старообрядцев было незаписным: они жили тайно, скрываясь от властей. Такое состояние было, однако, еще разорительное, ибо оно было крайне опасным. Их постоянно разыскивали и ссылали на каторгу. Причем разыскивать их были обязаны и сами за­писные старообрядцы. Правительство заставляло их быть предателями своих родных отцов и матерей, братьев и сес­тер. Чтобы иметь больше поводов преследовать старообряд­цев, Петр приказал даже выдумывать ложные дела на них, а духовенство все ожесточеннее, все настойчивее требовало истреблять старообрядцев как врагов церкви и государства, хотя они были самыми верными чадами святой, истинно православной Церкви и самыми преданными сынами своего родного отечества125.

Для более успешной борьбы со старообрядчеством высшее духовенство господствующей церкви составило подложное деяние небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина. В этом деянии рассказывается, что за пятьсот лет до Никона-патриарха в Киеве будто бы появился еретик Мартин, который учил всех тем чинам, обрядам и обычаям, которых держатся старообрядцы: двоеперстию, сугубой аллилуие, посоленному хождению и др. Киевский собор будто бы проклял этого небывалого еретика за его учение, особен­но же за двоеперстие. Проклял его и Константинопольский собор: десятками самых страшных анафем поражали бедно­го Мартина составители подложного на него деяния. Нако­нец, они его даже сожгли. Император Петр, сам участвовав­ший в замысле этого подлога, а также и созданный им свя­тейший правительствующий Синод, много раз благослов­лявший к изданию сего подлога, строго приказывали всему русскому народу верить этой выдумке, как непреложной истине, даже после того, как старообрядческими писателя­ми она была научно разоблачена и опровергнута. Велено было читать это подложное деяние даже в церквах за бого­служением вместо Пролога. Разумный русский народ, ко­нечно, не мог поверить этой диковинной и жуткой басне, возведенной в догмат веры. Но страшно было и не верить, так как был издан царский указ предавать тех сожжению, кто не верит этому подлогу126.

В царствование Петра I власти, главным образом духов­ные, разоряли старообрядческие скиты, монастыри и дру­гие духовные убежища, отбирали у них имущество и вся­чески преследовали людей старой веры. Весьма тяжело жи­лось русским древлеправославным христианам при этом царе.

В таком же положении они находились и при преемни­ках Петра. Только в царствование императрицы Екатерины II (1762-1796 г.) старообрядцы вздохнули не­сколько свободнее. Отдельные случаи преследований были, однако, и в это царствование. При Александре I (1801-1825 гг.), в первую половину его царствования, правитель­ство относилось к старообрядцам терпимо, но к концу цар­ствования стало издавать указы, стесняющие духовную жизнь старообрядцев.

При императоре Николае I старообрядчество жестоко преследовалось (1825-1855 гг.). И лишь при императоре Николае II (с конца 1905 г.) старообрядцы получили воз­можность открыто устраивать в родном отечестве свою цер­ковную жизнь: строить храмы, монастыри, совершать крес­тные ходы, иметь колокольный звон, устраивать общины, открывать училища и т. п. Но и при этом царе старообряд­цы не получили полной религиозной свободы: не было признано их священство, не были отменены статьи уголовного закона, карающие за присоединение новообрядцев к старо­обрядчеству, не было разрешено проповедовать свою веру, не дано права старообрядческим учителям быть преподава­телями в общих государственных школах и т. п. Были и другие стеснения. Уже во время мировой войны (с Германи­ей) не разрешалось старообрядцам держать экзамен даже на прапорщиков запаса и приходилось по этому поводу воз­буждать особые ходатайства, тогда как для лиц других ре­лигий и совсем не русских наций (французской, немецкой, польской, армянской, грузинской, литовской и др.) был свободный доступ ко всем военным и гражданским чинам, включительно до генеральских и министерских постов.

 

Церковное управление

Древлеправославная (старообрядческая) Церковь со времени раскола вследствие жесточайших на нее гонений лишена была возможности созидать вполне нормально свою внут­реннюю духовную жизнь и священное иерархическое прав­ление. Даже обыкновенное богослужение часто приходи­лось совершать не в храмах и не в домах, а просто в лесах и трущобах. К тому же Церковь была лишена важнейших своих руководителей — епископов. При епископах, если бы они остались верными ей, Церкви было бы легче перено­сить всякие бедствия и лишения. Около епископов паства могла бы крепче и увереннее сплотиться, получая от них утешение и наставления. Но Богу угодно было ниспослать Своей св. Церкви самые тяжелые испытания, чтобы явить ее силу и крепость127. Церковь, лишившись своих старших вождей — епископов, все же смогла, при помощи Божией, сохранить себя от падения и уклонения128.

Русская Церковь никогда не имела большого количества епископов, самое большее — в ней бывало 15 святителей, при Никоне же количество их было меньше. Из них толь­ко один епископ, Павел Коломенский, дерзновенно и сме­ло выступил с обличениями против Никона, за что и был предан мученической смерти. Остальные же иерархи, бо­ясь участи Павла, вынуждены были молчать. Да и не спо­собны они были защищать Церковь. «Не знает писания, дурак, ни малехонько», — отзывается протопоп Аввакум об одном их них, наиболее видном, Павле, митрополите Крутицком. Да и о других прибавляет: «Чему быть — на них, яко на ослах, еретики те едут на владыках тех»129. Известно лишь о трех архиереях, что они не согласны были с никоновскими нововведениями и служили по ста­рым книгам: это Макарий, митрополит Новгородский; Маркелл, архиепископ Вологодский и Александр, епископ Вятский. Но первые два скончались еще до собора 1667 г., на котором была проклята вся древнерусская благочести­вая Церковь, а последний подчинился «страха ради» это­му собору. После, оставив кафедру, он удалился в пусты­ню и пошел по старине, но не дожил до окончательного отступления иерархии и светской власти от древнерусской Церкви. Он скончался в 1679 году. Таким образом, св. Церковь осталась без единомысленных себе епископов, с одними лишь священниками и диаконами. Этих же духов­ных чинов было довольно много: священники считались по всей России тысячами. Они продолжали служить по старым служебникам и были заодно со своей паствой. Страшные гонения заставили очень многих из них при­нять новые книги, ибо священнослужителей ссылали на каторгу, били нещадно батогами за то лишь, что они со­вершали службу Божию по старым книгам или даже за то одно, что совершали Божественную литургию на семи просфирах130, которые имели на себе печать с восьмиконеч­ным крестом и с надписью: «Се Агнец Божий, вземляи грехи всего мира». Ссылали священников на каторгу и за то только, что они укрывали старообрядцев. В одной Ни­жегородской епархии таких священников было загублено целые сотни. То же было и в других епархиях131.

В то время, как верхи новой церкви все более и все далее отходили от древнерусского православия, заражаясь латин­ством и отравляясь всевозможнейшими западными влияни­ями, — низы ее наполнялись людьми старого благочестия и русского национального духа. Они, собственно, оставались на своих местах, в приходах, никуда не уходили и ни от чего не отступали, продолжали быть старообрядцами, они лишь числились в новой церкви и состояли в ведении нико­нианских архиереев. Целые епархии таких «никониан» ос­тавались даже двуперстниками, главным образом в цент­ральных губерниях: Московской, Калужской, Владимирс­кой, Смоленской. Но многие такие приходы вынуждены были принять под угрозой гонений и триперстие, и новые книги, оставаясь в то же время с духом старообрядческим. Среда их заполнялась и теми старообрядцами, которые, не выдержав пыток, разного рода мучений и всяких лишений, переходили в никонианство. Конечно, они не могли по духу или совести стать никонианами, они в душе оставались под­линно староверами, формально лишь числящимися «право­славными». Понятно, что и священники в низовых прихо­дах были преимущественно старообрядческого типа, особенно в то время, когда на священные степени кандидаты из­бирались самими приходами.

По канонам церковным, священники должны быть в под­чинении у своих епископов. Но те же каноны требуют от священников уйти от епископов, если они уклонились в ка­кое-либо заблуждение, проповедуют ереси или совершили церковный раскол. Священники, не подчинившиеся Нико­ну и другим архиереям, изменившим св. Церкви, поступи­ли совершенно законно и вполне канонично. Они вправе были без них и даже вопреки их воле совершать и службы Божии, и таинства церковные, и все духовные потребы. Тем более действия их были законны, что на их стороне и вместе с ними пострадал за древнее благочестие и один свя­титель — епископ Павел Коломенский. Уже одна мучени­ческая смерть его, без всяких других актов, свидетельство­вала, что он благословил и освятил их священнодействия на все последующие века. Но он не смог поставить себе пре­емника, а священники не имеют права совершать какое бы то ни было рукоположение. Это право епископа. Священни­ки старого, дониконовского рукоположения, не могли жить без конца, они постепенно вымирали. Что же было делать? Где было взять новых священников? Этот вопрос был выд­винут самой жизнью вскоре после совершившегося раскола и тогда же разрешен был на основании церковных канонов (правил).

Еще в прежние века христианской Церкви возникали по­добные вопросы. Бывали случаи, что поместные церкви ли­шались всех своих епископов вследствие уклонения после­дних в ересь (заблуждение). И там, в еретическом обществе, они продолжали священнодействовать, рукополагать епис­копов, священников и других клириков. Вселенские и по­местные соборы православной Церкви постановили: прини­мать этих новопоставленных в ереси духовных лиц, если они откажутся от своих заблуждений, в их духовном сане, т. е. если они рукоположены в епископский сан, то остаются епископами, если в священнический, то священниками и т. д.132 Святыми соборами было установлено посылать осо­бых уполномоченных убеждать и просить еретических кли­риков — оставить еретическое общество и присоединиться к истинной Церкви Христовой133. Руководствуясь этими древними соборными правилами. Церковь старообрядческая решила принимать к себе духовных лиц, рукоположенных в новообрядческой церкви, в сущем их достоинстве. В ста­рообрядчество шли охотно и вполне искренне, главным об­разом священники старого духа — из низов. Чрезвычайно много их пострадало, ибо они жестоко преследовались. Пра­вительство объявило их «беглыми»: они действительно были в постоянных побегах, укрываясь от преследований и гонений.

Старообрядческая Церковь всегда имела достаточное ко­личество священников, исключая царствование Николая Павловича, когда этот император решил во чтобы то ни ста­ло уничтожить старообрядческое священство. Этого ему не удалось сделать, но священников в то время стало гораздо меньше, чем их было во все предыдущее время.

Священники старообрядческой Церкви совершали все присущие их власти таинства и требы: крестили, миропома­зывали, исповедовали, причащали, венчали, елеопомазывали, погребали умерших и т. п. Они не имели власти освя­щать миро — эта власть принадлежит епископу. Но и это затруднение было разрешено согласно древним установлениям Церкви. Мира у священников было много, еще освя­щенного прежними патриархами; сохранилось миро даже патриарха Филарета. Но с течением времени оно уменьша­лось, поэтому его стали разбавлять освященным елеем, что по необходимости разрешается церковными правилами134. В первые века христианства вместо миропомазания соверша­лось руковозложение над крещаемым или присоединяемым к Церкви лицом.

Священники не имеют права освящать церкви (храмы), если нет антиминса135. Но в старообрядческой Церкви со­хранились древние антиминсы, освященные благочестивы­ми епископами. На них старообрядческие священники и ос­вящали Церкви и совершали Божественную литургию.

Затруднительные и сложные вопросы, возникавшие в старообрядчестве, разрешались соборне, общим голосом всей Церкви. На соборы съезжались игумены монастырей, священноиноки, иереи приходских церквей, почетные стар­цы (иноки) и уполномоченные от приходов мирские люди, главным образом начитанные мужи, знающие Священное Писание и церковные каноны. В соборных заседаниях при­нимали иногда участие и благоговейные инокини. Соборы объединяли в себе все церковное управление, устанавлива­ли порядок и благочиние в церквах, определяли старшин­ство между духовными лицами, проверяли их деятель­ность, разрешали всякие сомнения и недоразумения и т. п. Такова жизнь Церкви, подлинно соборной, общенародной, всеобщей.

 

Разделение в старообрядчестве

Даже общесоборное начало в старообрядчестве не смогло со­хранить старообрядческую Церковь от внутреннего разделе­ния. Оно наметилось уже при самом начале раскола. При­чиною его было, главным образом, страшное гонение, а так­же и внешние события. Реформа Никона и главная ее осно­ва — убийства, жестокость, гонения — породили в умах тогдашнего мистически настроенного народа разного рода тревоги и брожения. Многие христиане стали думать, что наступили последние времена и что скоро последует конец миру. Эту мысль усилили еще и другие обстоятельства. В 1654 г. в России свирепствовало моровое поветрие: многие города опустели, оставшиеся в живых люди поразбрелись в разные места, умерших от чумы некому было хоронить, трупы гнили, заражая воздух зловонием и еще более рас­пространяя заразу. Некоторые деревни вымерли поголовно. Последствием этого бедствия было еще новое несчастье: поля остались незасеянными. От этого пошел голод в стра­не, поднялись необычайно цены на все. Затем пошли силь­ные морозы, страшные бури, поля выбивало градом, а на небесах являлись знамения: ходили кроваво-красные стол­бы, являлась огромная звезда с хвостом метлы (комета), солнце померкло. Все это в такой потрясающей степени действовало на душу верующих людей, что многие из них признавали в этих грозных явлениях начало страшного Суда Божия. Народ целые ночи проводил в молитве, жен­щины и дети беспрерывно плакали, некоторые христиане ложились в гробы, ожидая второго Христова пришествия. Но так как, по пророческим предсказаниям, перед концом мира должен явиться антихрист, то многие христиане того времени увидели в образе Никона-патриарха самого анти­христа, потому что находили в Никоне немало антихрис­товых признаков. Антихрист, по Писанию, будет беспо­щадным гонителем истинных христиан — Никон и имел титул «великого Государя»; антихрист, по предсказанию святых отцов, должен воцариться в Иерусалиме — и Ни­кон присвоил построенному им Воскресенскому монасты­рю под Москвой название «Новый Иерусалим». Находили в Никоне и в его деятельности и другие признаки после­днего антихриста, долженствующего явиться перед кон­цом мира.

Но знаменитейшие пастыри того времени, сами больше других пострадавшие от тогдашних гонений, в первую оче­редь от самого Никона, отрицали, однако, такое мнение о нем, они признавали его лишь предотечей антихриста, а не самим антихристом. Весьма сведущий в Писании диакон Благовещенского собора в Москве Феодор писал из заточе­ния: «Самого антихриста еще несть, не видим и не слы­шим — не ужасайтеся. А еже мните Никона быти самого антихриста, — ни, братие, ни. Подобает и о вразе правду свидетельствовать. Антихрист будет царь, а не патриарх. Не антихрист сам Никон, но предотеча его ближний». Так же отзывался о Никоне и другой страдалец — священник Лазарь. И пламенный протопоп Аввакум писал: «Никон ведь не последний антихрист, так — шиш антихристов. О последнем дне и о антихристе не блазнитеся: еще он не бы­вал»136. Когда Никон сбежал с престола, затем был осужден и превращен в простого монаха его же собственными после­дователями, сделался безвластным и безвольным ссыль­ным, то для всех стало ясно, что он не был тем последним антихристом, который должен явиться перед вторым Хрис­товым пришествием, а оказался просто «шишом», по мет­кому определению Аввакума.

Так как и после Никона гонения на христиан не пре­кращались, то многие из народа продолжали веровать, что действительно наступили последние времена. Так и в первые века христианства, когда оно подвергалось беспощад­ному гонению, многие христиане веровали, что наступает конец мира и указывали на римского императора Нерона как на антихриста. Некоторые из старообрядцев начали думать, что русский император Петр I и есть последний антихрист, так о нем думали и многие последователи но­вой церкви137. Конечно, и это мнение было ошибочным. После Петра вот уже более двух столетий мир все еще су­ществует. Но раз мнение о воцарении антихриста глубоко проникло в народное сознание и постоянно подкреплялось не прекращавшимися гонениями мрачного времени, то его нелегко было искоренить. Возникло новое верование, что антихриста нужно понимать духовно: антихриста как ис­ключительной личности не будет. Учение об антихристе — это ложное учение, нечестивое заблуждение, как и все последователи этого заблуждения. Антихрист стал какой-то собирательной личностью, существующей искони веков, с апостольских времен, ибо тогда уже, при апостолах, по­явились и ложные учения, и последователи их, страшные гонения и жестокие тираны христиан. Это новое учение о таком соборном и многовековом антихристе и о воцарении его в мире вызвало в старообрядчестве разделение. Может быть, его не последовало бы, если бы староверы имели на первых порах возможность собираться между собою для обсуждения возникших церковных вопросов и объединять­ся в мыслях и понятиях. Но им приходилось скрываться в лесах и пустынях, жить среди всяких лишений, бедствий и несчастий, в постоянной тревоге и в побегах. Они поэто­му и не могли предотвратить разделение в своей родной Церкви.

Вместе с новым понятием об антихристе возникло и но­вое учение о священстве. Некоторые старообрядцы начали утверждать, что священство окончательно прекратилось и безвозвратно погибло, ибо не стало истинных священников, все они превратились в слуг антихристовых. Можно поэто­му жить и без попов. Таким образом в старообрядческой среде возникло беспоповство.

 

Беспоповство

Верование, что все священство погибло, уничтожилось, об­личал еще священномученик Аввакум. Он с негодованием писал одному такому проповеднику: «Забрел ты, друг, во глубину зол, воспряни: понеже ни сам дьявол не может упразднить священнотаинство — ни антихрист с чады. Рече учеником Своим Владыка: «Аз есмь с вами до скон­чания века. Не блазнися, чадо. Аще изгнано будет свя­щенство, но не до конца погибнет»138. Но эти убедитель­ные слова великого страдальца не могли отрезвить всех неправомудрствующих: не до всех доходили его пламен­ные послания и увещевания. Кроме того, непрекращавши­еся гонения продолжали укреплять в народных массах ужас и ожидание конца мира.

Священники старого поставления (до раскола) дожили до начала XVIII столетия, то есть живы были и служили в древлеправославной Церкви еще после собора 1667 г. по­чти сорок лет. Этих священников признавали и пользова­лись ими все старообрядцы. Поэтому в то время фактичес­ки еще не было беспоповства. Оно появилось после смерти священников старого рукоположения, то есть уже в XVIII столетии.

Старообрядцы, отвергнувшие священников нового по­ставления, оставшись совершенно без священников, стали называться беспоповцами. Они образовали беспоповщинское общество, или течение.

Беспоповцы решили, что от последователей Никона (новообрядствующей церкви) нельзя принимать не только свя­щенство, но и крещение. Они установили всех приходящих к ним снова крестить, поэтому беспоповцы называются еще покрещеванцами, или перекрещеванцами.

Оставшись без священства, беспоповцы лишились и дру­гих таинств церковных: святого причащения, миропомаза­ния, брака и елеоосвящения. Что же касается остальных двух таинств — крещения и покаяния, то в беспоповстве стали их совершать сначала простые миряне, а потом особо избранные лица, они же отправляли и церковные службы. С течением времени у беспоповцев образовался особый класс наставников, своего рода иерархия с правами на свя­щеннодействия.

По вопросу о браке у беспоповцев произошло разделение. Сначала они твердо держались того мнения, что теперь та­инства брака быть не может, ибо оно должно совершаться только священниками, которых, по верованию беспоповцев, нет. Стало быть, и некому совершать это таинство. Поэтому все должны вести жизнь безбрачную. Кстати — и конец мира наступает. Зачем же брачиться? В 1694 г. состоялся в Новгороде собор беспоповцев, на котором брачное супруже­ство было совершенно отвергнуто. Последователи этого со­бора начали называться безбрачниками. Зовут их еще федосеевцами, по имени наиболее яркого проповедника и уста­новителя безбрачия Феодосия Васильева. Феодосиевцы (федосеевцы) создали в 1771 г. в Москве знаменитое Преображенское Кладбище.

Полное и чистое безбрачие не могло привиться в беспо­повстве, оно мыслимо только в монастырях и пустынях, в среде строгих подвижников. Живущие же в миру стали жить блудно. Часть беспоповцев пришла к заключению, что таинство брака может совершать и мирянин. Эти беспопов­цы получили название брачников. У них стали совершать браки избранные, но не рукоположенные наставники.

От беспоповцев-перекрещеванцев особняком стоит в бес­поповстве так называемое нетовское согласие. У нетовцев нет храмов, они не служат ни утрени, ни часов, ни вечер­ни — ничего подобного у них нет, поэтому они и называют­ся нетовцами. Сами они называют себя «спасовцами», пото­му что, как они говорят, надеются на одного только Спаса. От всех остальных беспоповцев они отличаются главным об­разом тем, что не перекрещивают крещеных в новообрядческой церкви, принимают их к себе с тем же крещением, но священство ее отвергают.

Учение о царствовании антихриста в мире породило осо­бое беспоповское согласие — странническое, или бегунское. Беспоповцы этого согласия утверждают, что раз царствует антихрист в мире, то уже нельзя в нем жить истинным христианам, нужно бежать от мира, укрываться от анти­христа и странствовать. Странники не имеют паспортов, от­вергают военную службу, присягу, подати, некоторые из них отвергают и деньги, таких называют безденежниками.

Есть в беспоповстве и другие подразделения, но они не­значительны и почти вымирают.

 

Зарубежные старообрядцы

«За рубежом» — значит вне России, за ее пределами. В наше время трудно указать хотя бы одно царство или стра­ну, где бы совсем не было старообрядцев: рассеяны они по всему земному шару. Бегство русских благочестивых людей началось вскоре же после Собора 1667 г., который догмати­чески установил и закрепил в применении к ним всякое на­силие и гонения, самые жестокие казни и убийства. Особен­но же усилилось бегство за границу в Софьино правление, во время Иоакимова патриаршества, когда в России не было возможности русским людям хранить свою православ­ную веру не только в городах и селениях, но даже в лесах и в пустынях. «Раскол, — так называет древнее православие церковный историк Макарий, митрополит Московский, — решительно был запрещен в России, и никто ни в городах, ни в селениях не смел открыто держаться его. Потому рас­кольники или таили веру свою, или убегали в пустыни и леса, где заводили для себя приюты. Но и там их отыскива­ли, жилища их разоряли, а самих приводили к духовным властям для убеждений, а в случае нераскаянности преда­вали градскому суду и часто смерти»139. Такое безвыходное положение принудило многих христиан того времени спа­сать свою святую веру и душу посредством самосожжений. Но другие находили иной выход, они бежали в соседние го­сударства: в Польшу, Литву, Швецию, Пруссию, в Турцию, даже в Китай и в Японию, где пользовались полной свобо­дой веры, за которую их никто здесь не преследовал. Како­во было количество бежавших, можно судить по сообщению Сената уже при Петре I: по сенатским сведениям, в то вре­мя русских людей находилось в побегах более 900 тысяч душ. В отношении к общему числу тогдашнего населения России это составляло десять процентов, а в отношении к исключительно русскому населению это количество бежав­ших составляло гораздо больший процент. Ни поляки, ни немцы, ни татары, ни другие инородцы, ни даже евреи не бежали тогда из России, ибо их тут никто и ни за что не преследовал и не притеснял. Преследовались и истреблялись исключительно только русские люди — самые предан­ные святой Руси, соль и твердыня Русской Земли.

Через два столетия, при большевистском разгроме России, повторилось это бегство за границу русских граждан. Но те­перь количество бежавших составляло лишь один процент в отношении ко всему населению России, причем бежали не одни лишь русские люди и бежали при других совершенно условиях: с военной силой, сражаясь с врагом, пользуясь же­лезными дорогами, военными судами, пассажирскими паро­ходами и т. п., с большими передышками, нередко с победа­ми над настигающим их врагом. Тогда же, при Софье, при Петре I, при Анне, при Николае I, было иное бегство, воис­тину христианское и подлинно евангельское, по примеру са­мого Христа и святых Его апостолов. Можно себе предста­вить, какой это был страшный разгром России.

В чужих государствах старообрядцы оседали сплошными массами. Редко они пользовались готовыми городами, они преимущественно строили собственные селения, жили особ­няком, своим бытом и укладом, со своими порядками, обы­чаями и одеждой. И теперь, спустя двести лет, их легко от­личить здесь от других народностей, так они типичны как русские люди прошлых веков. В наше время старообрядцы живут сплошными массами в Румынии, в Молдавии и в Добрудже, а также и в Буковине. Много их находится в Бессарабии. В свое время все это было турецким владением, именно в Турцию тогда бежали старообрядцы. Турецкая власть разрешила им строить церкви, монастыри, скиты, совершать богослужение открыто и свободно, иметь церков­ный звон, на храмах ставить кресты, что не разрешалось им в России до 1905 г. По реке Дунай старообрядцы заселя­ют города Измаил, Вилков, Новую Килию, Муравлевку, Жебрианю, такие большие селения, как Некрасовки — Ста­рую и Новую, особенно большое село Куничи. Большие приходы имеют они в Кишиневе, Бендерах, Бельцах, Хотине, в Грубном — Старом и Новом и в других местах. Но в июне 1940 г. вся Бессарабия отошла к советской России. Отошла к ней и северная Буковина, где находится знамени­тая старообрядческая митрополия Белая Криница, до 1918 г. находившаяся в пределах Австрии, потом Румынии и, наконец, попавшая под иго большевистской власти.

По Дунаю (в Добрудже) — сплошные старообрядческие селения: Камень, Сарикон, Журиловка; и дальше: Слава Русская, Слава Черкесская, Новенькое; есть старообрядцы в городках Тульче и Сулине. Близ Славы Русской, Тульчинского уезда, находятся два старообрядческих монасты­ря — мужской и женский, в трех верстах друг от друга. В Молдавии старообрядческие общины находятся в Яссах, в столице Молдавии, в Васлуе, в Романе, Пятрах-Нямц, Тыргу-Фрумос, Ботощанах, Мануйловке. Здесь тоже имеются два монастыря — мужской и женский. Существуют старо­обрядческие приходы и в таких городах по Дунаю, как Галац и Браила, около последнего города находится большое село, сплошь населенное старообрядцами, — Писк, с тремя приходами. Есть старообрядцы и в самом Бухаресте. Значи­тельное количество находится и в Буковине, в Сучаве, Радауцах, Климоуцах, Соколинцах и в других местах. В са­мой Турции теперешней старообрядцы находятся лишь в одном селении, Майносах, в Анатолии, вблизи Черного моря. В прошлом столетии старообрядцы были даже в Аф­рике, на берегу Нила, близ Каира: здесь существовал старо­обрядческий скит. Даже в далекой Манчжурии существуют старообрядческие приходы; в 1940 г. там устроена старооб­рядческая епархия, в состав которой входят старообрядцы, находящиеся в Китае, в Америке (Канаде) и в Австралии. Во Франции имеется старообрядческий приход лишь в Па­риже, хотя по другим городам Франции проживает немало старообрядцев единичными семействами. Все перечислен­ные пункты заселены старообрядцами — поповцами. Беспоповцы же «за рубежом» находятся главным образом в Польше, в той части, которая ныне отошла к советской России, а также в Литве, Латвии и Эстонии, тоже ныне осоветившихся, и в Пруссии (Германии). Очень незначитель­ная часть беспоповцев находится и в Румынии140.

 

Духовные центры старообрядчества в России

Но все зарубежные старообрядцы в сравнении с общим ко­личеством их, оставшихся в самой России, составляют очень незначительный процент. Никакие запреты, никакие гонения не могли их уничтожить: таились они в городах и селениях, скрывались в лесах и пустынях, но оставались древлеправославными христианами. И как таковые они должны были как-то созидать свою духовную жизнь, быть организованными, объединенными, иметь своих пастырей, руководителей, получать таинства церковные, духовно пи­таться и расти, по Апостолу, «в меру полного возраста Хри­стова». Нужны были духовные центры гонимой Церкви. И таковые созидались в первые же годы ее бегства. Духовны­ми центрами ее были такие старообрядческие поселения, где сосредоточены были духовные силы Церкви и где была возможность совершать духовные дела. Это были преиму­щественно монастыри и скиты. Отличительной чертой бегствующего старообрядчества было созидание монастырей и скитов, они становились источником и руководством духов­ной жизни. Отсюда шло руководство Церковью, из монас­тырей рассылались священники на приходы, отсюда посы­лалось св. миро, тут составлялись всякого рода послания к христианам, здесь писались сочинения в защиту Церкви, здесь же воспитывались и самые защитники и проповедни­ки древней отеческой веры. В некоторых местах сосредото­чивалось несколько скитов и монастырей — по несколько десятков, со многими сотнями иночествующих подвижни­ков и подвижниц. Они объединялись под руководством наи­более видного и заслуженного монастыря. Создавалось из этих сосредоточенных мест нечто вроде святительских ка­федр. Таких духовных центров в истории старообрядчества было несколько. Наиболее прославились своей церковной деятельностью Керженец, Стародубье, Ветка, Иргиз и Ро­гожское кладбище в Москве.

Керженец. Это название реки, протекающей по Семеновс­кому уезду Нижегородской губернии, и впадающей в Вол­гу. По нему называется и вся местность, охватываемая те­чением реки. В XVII в. здесь рос густой, почти непроходи­мый лес. В нем была возможность укрываться гонимым христианам от беспощадных врагов своих. К концу XVII в. на Керженце существовало до сотни обителей — мужских и женских, в них спасалось и подвизалось более семисот ино­ков и около двух тысяч инокинь. Вся окрестность реки Керженец была исключительно староверческой, так как здесь, как почти и во всем Нижегородском крае, древлеправославные христиане не приняли никоновской реформы. В Керженских обителях происходили многочисленные старо­обрядческие соборы; здесь принимались священники, ушед­шие из никонианской церкви, отсюда они посылались по всей России для исправления церковных треб, здесь же со­ставлялись сочинения в защиту старой веры, воспитыва­лись ее апологеты и проповедники, писались иконы, книги, тетради и пр.

При Петре I началось разорение этого духовного центра старообрядческой Церкви. Главным гонителем древлеправославных христиан в этой местности, как и во всей Ниже­городской губернии, был Нижегородский архиепископ Питирим. Он именно и царя возбуждал против старообрядцев. Многих керженских старообрядцев в это время сослали на каторгу, подвергали пыткам, а иных казнили. В Нижнем Новгороде был всенародно казнен знаменитый старообряд­ческий диакон Александр, составивший замечательную книгу Ответов на вопросы Питирима: ему отсекли голову, а тело его сожгли и пепел бросили в Волгу. Архиепископ Питирим за свою столь усердную деятельность получил от са­мого Петра титул «равноапостольного». Вследствие такого гонения огромные толпы старообрядцев бежали отсюда в Пермский край, в Сибирь, в Стародубье, на Ветку и в дру­гие места.

Стародубье находится в северной части Малороссии (в Стародубском, Новозыбковском и Суражском уездах Черни­говской губернии). И в наше время здесь известны старооб­рядческие посады: Клинцы, Святск, Климове, Митьсковка, Елеонка, Воронок, Лужки, Зыбкая (сделавшаяся городом Новозыбковым) и другие посады, населенные почти одними старообрядцами. Посады эти были основаны старообрядца­ми в XVII и XVIII столетиях. Стародубье отличается обили­ем рек, болот и непроходимыми в прежнее время лесами. Граничило оно тогда с Польшей и Литвой. Это делало Ста­родубье удобным местом для убежища от преследований и гонений. Местные власти относились к пришлым христиа­нам терпимо и снисходительно, а иногда даже и покрови­тельственно. Но московское правительство не оставляло в покое старообрядцев и здесь. Уже в правление Софьи их на­чали теснить. Тогда еще не были основаны вышеперечис­ленные посады. На первых порах здесь священнодействова­ли о. Козьма, московский священник, бежавший сюда тот­час же после собора 1667 г., и белевский священник о. Сте­фан. За свою подвижническую жизнь они пользовались в народе большим уважением как праведные люди и как ис­тинные, примерные пастыри. Когда начались в Стародубье преследования, эти священники вместе с своей паствой ушли за польскую границу и поселились на Ветке. Впослед­ствии, однако, старообрядцы прочно заселили и Стародубье. К концу XVIII столетия здесь было три мужских монасты­ря, из них главный — Покровский, и один женский — Ка­занский; в посадах — 17 церквей, 16 открытых часовен и множество домашних «моленных» и скитских келий.

Ветка находится в Гомельском уезде, Могилевской губер­нии. Теперь под этим именем известно местечко, располо­женное против острова, омываемого небольшим проливом, имеющим вид ветки (отчего получилось название и само­го поселения) и впадающим в реку Сож. В польских преде­лах старообрядцы пользовались свободой, никто их здесь не преследовал. Сюда бежали старообрядцы, кроме стародубских, и из других мест России. Вскоре в окрестностях этого первого поселения старообрядцев в Польше (на простран­стве в 30-40 верст) устроилось около двадцати новых сло­бод, каждая со своим названием. Но вся эта местность, на­селенная старообрядцами, получила и общее название — Ветка. Она долгое время служила руководящим центром духовной жизни старообрядчества. Возвышению и укрепле­нию Ветки весьма способствовал священноинок Феодосий, очень деятельный, начитанный и умный пастырь, жизни благочестивой и подвижнической.

Московское правительство обратило внимание на этот духовно-иерархический питомник старообрядчества, но ни­чего не могло с ним поделать, так как он находился за гра­ницей — в Польше. Однако как только Польское королев­ство ослабело, русское правительство поспешило разгро­мить Ветку.

В 1734 г. ветковские старообрядцы приняли к себе по второму чину, т. е. под миропомазание от никониан еписко­па Епифания. Но он пробыл у них меньше года, успев по­ставить лишь четырнадцать священников. Русское прави­тельство, узнав об этом, поспешило послать на Ветку летом следующего года войско в количестве пяти полков, под на­чальством полковника Сытина, которые внезапно окружи­ли все ветковские слободы. Старообрядцы были захвачены врасплох, никто не мог убежать. Был совершен повальный обыск монастырей, скитов, домов, келий. Все, что найдено, было арестовано и отобрано. Все дома, кельи и другие пост­ройки были сожжены дотла. Сразу не стало ни епископа, ни самой Ветки. Епифаний был заключен в Киеве в Печерскую крепость, где вскоре и скончался. В скитах и монасты­рях Ветки было захвачено около 300 иноков и более 800 инокинь. Их разослали по многочисленным монастырям новообрядческой церкви под строгий надзор: тут их насильно водили в храмы за церковные службы, увещевали принять «православие», содержали скованными в цепях, посылали на непосильные работы. Всех же жителей Ветки было зах­вачено сорок тысяч человек — мужчин, женщин и детей. Их сослали в Забайкальский край, в Восточную Сибирь, за семь тысяч километров от Ветки. Они захватили с собою нетленные мощи первых своих четырех священников. Но когда узнало об этом начальство, оно предало эти тела со­жжению. Несмотря на то, что правительство не дало этим ссыльным никакой помощи, а просто бросило их на голом поле — как хочешь, так и устраивайся, — они вскоре уст­роились на новом месте неплохо, благодаря своему трудо­любию, и жили довольно обеспеченно141.

Этот разгром Ветки известен в истории под названием «первой выгонки». На испепеленном месте вскоре снова по­явились новые населения, опять возникли слободы и ски­ты. В течение пяти лет Ветка точно воскресла из пепла. Од­них иноков в ней было уже 1200 человек, да инокинь до 1000 человек. Всех же жителей составилось более 40000 душ. В царствование императрицы Екатерины II, получив­шей титул гуманной, последовала «вторая выгонка» Ветки. Позже была и третья «выгонка». Но каждый раз Ветка сно­ва заселялась. Существует она и до настоящего времени142.

Иргиз — большой приток Волги, протекающий в юго-во­сточной половине Саратовской и Самарской губерний. В царствование Екатерины II старообрядцы заселили этот край в большом количестве и основали здесь множество скитов и монастырей. Из них особенно славились три мужс­ких монастыря: Авраамиев, Пахомиев и Исаакиев и два женских: Маргаритин и Анфисин. Все они объединялись одним общим именем — Иргиз. Как монастыри, так и ок­рестности их населяли старообрядцы, вызванные императ­рицей из-за границы.

Вступив на престол, императрица Екатерина II, издала манифест, которым призывала зарубежных старообрядцев вернуться в Россию и обещала им «материнския щедрос­ти» и жизнь спокойную и благоденственную. Старообряд­цы откликнулись на этот призыв весьма радостно и огром­ными массами хлынули в родную страну, по которой так истосковались за рубежом. Правительство отвело им место в пределах Иргиза. Иргизские монастыри быстро приобре­ли чрезвычайное значение в церковной жизни старообрядцев. Строгая подвижническая жизнь иргизских иноков и инокинь привлекала к себе внимание всей старообрядчес­кой России, ибо рассказы и слухи о святости отшельников доносились до самых последних углов великой страны. Иргиз стал руководителем старообрядческих приходов. От него зависели целые сотни священников, служивших по многочисленным старообрядческим приходам. Были пери­оды в истории Иргиза, когда в его ведении состояло более двухсот священников. Слава и значение Иргиза превзошли и Керженец, и Ветку, и Стародубье. Построенные на Иргизе церкви отличались великолепием и богатством внутрен­него украшения. Для Иргизской Никольской церкви им­ператрица Екатерина прислала в дар парчовую священни­ческую ризу, на которой собственноручно вышила свое имя. В царствование же императора Николая I все Иргизс­кие монастыри были разгромлены и отобраны у старооб­рядцев143.

Рогожское Кладбище в Москве основано в царствование той же императрицы — Екатерины Великой. В 1771 г. в первопрестольной столице России свирепствовала страшная чумная эпидемия. Московским старообрядцам было отведе­но для погребения чумных покойников место за Рогожской заставой. Здесь постепенно возникло большое духовное при­станище с кельями, богадельнями и церквами. Сначала был воздвигнут храм во имя святителя Николы. Затем присту­пили к постройке огромного храма во имя Покрова Пресвятыя Богородицы. По обширности этого храма нет равного ему в Москве (исключая разве храм Христа Спасителя, воз­двигнутого позднее Рогожского)144. Но его не дали докон­чить согласно плана, составленного знаменитым архитекто­ром М. Казаковым. О постройке храма донес императрице петроградский митрополит Гавриил. Он утверждал в доно­се, что старообрядцы — народ опасный и что они построй­кой своего большого храма унижают господствующую цер­ковь. Последовало расследование — ив результате храм до­строен в изуродованном виде: вместо пяти глав поставлена лишь одна маленькая, обломаны выступы для алтарей, и для них, уже в самом храме, была отгорожена передняя часть; принижен и весь корпус церкви. Храм с внешней стороны получился хотя и огромный, но похожий на про­стой дом. Зато внутри храм блещет чудной отделкой и ред­костными по древности иконами и всем прочим благолепи­ем. Третий Рогожский храм (зимний) воздвигнут уже в 1804 г., освящен во имя Рожества Христова.

Во время нашествия Наполеона на Москву французы по­бывали и на Рогожском кладбище. Но рогожцы заблагов­ременно успели покинуть кладбище и убрать всю святыню храмов. По изгнании Наполеона, столицу заняли донские казаки, состоявшие преимущественно из старообрядцев, и их полководец, знаменитый герой Отечественной войны граф Платов (из донских казаков), был тоже старообрядец. Он подарил Рогожскому кладбищу свою походную церковь.

Рогожские храмы нередко подвергались посягательствам со стороны светского и еще более — духовного начальства господствующей церкви. В конце царствования императора Александра I все храмы Рогожского кладбища были закры­ты. Но вскоре, однако, были снова открыты. В царствова­ние императора Николая I, когда повсеместно свирепствова­ло гонение на старообрядчество, у рогожских старообряд­цев, по настоянию знаменитого московского митрополита Филарета, был отобран Никольский храм со всеми его свя­тынями. Это произошло в 1854 г., а через два года, уже в царствование императора Александра II, под личным хода­тайством того же Филарета, были запечатаны алтари Гос­подни в остальных двух храмах. Из сохранившейся пере­писки м. Филарета видно, как он зло радовался этому собы­тию: прекращение у старообрядцев в самом центре их ду­ховной жизни Божественной литургии он признавал вели­чайшим торжеством православия. Это «торжество» продол­жалось почти полстолетия, в течение которых немало дру­гих бедствий переживало Рогожское кладбище. Только в царствование императора Николая II, именно 16 апреля 1905 года, накануне Пасхальной заутрени, были, наконец, распечатаны алтари Рогожского кладбища. Это было дей­ствительно пасхальное торжество — победа Самого Христа, воскресшего из мертвых.

Все время своего существования Рогожское кладбище было руководящим центром старообрядчества. Таковым оно остается и в настоящее время.

Выговская пустыня

В истории старообрядчества имела огромное значение так называемая Выговская Пустыня145, основанная на реке Выг, впадающей в Выг-озеро (Олонецкой губернии). Славу этого сначала скита, а потом — общежительного монастыря создали знаменитые братья Денисовы, Андрей и Семеон, из рода князей Мышецких. Они были главными создателями и руководителями Выговской Пустыни. Начало ей положе­но в 1694 г. Она быстро разрасталась и впоследствии пре­вратилась в руководящий центр беспоповства.

Выговская Пустыня обладала большими пашнями, зани­малась скотоводством, рыбной ловлей; имела мельницы, за­воды: кирпичный, кожевенный, лесопильный; вела обшир­ную торговлю со многими городами, даже имела на Белом море собственный торговый флот. Петр I относился к выговцам снисходительно и даже разрешил им свободное и от­крытое отправление богослужений по старопечатным кни­гам. Такое милостивое отношение Петра объясняется тем, что выговцы согласились работать на построенных им Повенецких заводах. Располагали к себе выговцы царскую власть и тем, что посылали ко дворцу разные подарки: луч­ших оленей, заводских лошадей, быков, разных птиц и пр.

Внутренняя жизнь Выговской обители велась по монас­тырскому уставу и порядку: ежедневно в ней отправлялись службы, все имущество братии считалось общим, все имели одну общую трапезу. На первых порах выговцы проповедо­вали жизнь для всех безбрачную, а потом превратились в брачников. В первые годы своего существования Выговская Пустыня имела священство и причастие: здесь жил и служил соловецкий священноинок Пафнутий; последний священноинок на Выге скончался в начале уже XVIII столетия146. Да и после прекращения на Выге священства выговцы долгое время причащались запасным Агньцем147. Руко­водители Выговской Пустыни, сами братья Денисовы, ре­шительно исповедовали веру в вечность бескровной жертвы Христовой. В своих знаменитых «Ответах» синодальному миссионеру Неофиту, написанных в 1723 году, получивших название «Поморских»148, они заявляют: «Мы веруемъ свя­тому апостолу Павлу, веруемъ святымъ учителямъ церковнымъ, возвещающимъ жертве тайней приноситися въ вос­поминание Господне даже до скончания века» (ответ 99-й). А с жертвоприношением должно быть вечно и священство, ибо первое без последнего быть не может. Посему выговцы долгое время жили верою, что где-нибудь Господь сохранил благочестивое священство. Они не раз делали попытки при­обрести себе епископа и таким образом восстановить в своей среде священную иерархию. Из этих попыток наиболее из­вестны три:

а) ветковские старообрядцы еще задолго до присоедине­ния к ним епископа Епифания вели деятельное сношение с ясскими старообрядцами о приобретении себе епископа от ясского митрополита. Они обратились с предложением и к выговским старообрядцам принять с ними участие в этом деле. По этому поводу выговцы созвали собор, чтобы обсу­дить этот вопрос с особой тщательностью. Собор единодуш­но и весьма сочувственно отнесся к предложению приобрес­ти епископа. Сам Андрей Денисович хотел ехать с ветковцами в Яссы по этому делу. Выговцы его, однако, не отпус­тили, так как они имели в нем на месте «нужду немину­чую». Вместо него был уполномочен вести дело о приобре­тении епископа вместе с ветковцами один «радетельный ревнитель Леонтий Федосеев». Сам Андрей написал Леон­тию указания, на каких условиях можно будет принять от Ясского митрополита новопоставленного епископа: рукопо­лагаемый должен быть крещения и пострижения от старых священников ветковских — Досифея, Феодосия или прочих таковых; при совершении чина рукоположения благослове­ние и крестное знамения должно быть с двоеперстным сложением; сам чин должен быть совершен по «древним славя­но-российским книгам», рукополагаемый в своей исповеди не должен давать обещаний быть согласным с восточными патриархами, а лишь «согласну быть кафолической восточ­ной церкви или древнимъ святымъ учителемъ восточнымъ». Для «лучшаго произведения» Андрей Денисов сове­тует рукоположить «приличнее архиепископа, неже еписко­па»: тогда бы он самостоятельно рукополагал бы себе пре­емников — других епископов. Свои наставления и указа­ния Леонтию Федосееву Андрей заключил усердной просьбой: «И ты Господа ради и мира ради церковнаго по-трудися съездити къ нимъ (т. е. к ветковцам) и о всемъ къ полезному порадей советовати и миротворствовати, во всемъ по староцерковному чину и по опаству правильному и въ нужныхъ случаяхъ с покаятельными очищении». О всех же своих старцах и братиях Денисов прибавил, что все они «Бога молятъ, да дастъ намъ полезное, спасительное и безсомненное получить». Так велика была жажда выговцев приобрести себе епископа, иметь законную священную иерархию. Послание Андрея Денисова датировано, как на нем значится, 7238 г., т. е. 1730 г.149

Никоновские нововведения начались с 1653 г., с того вре­мени прошло до описанного факта 77 лет. Выговцы отлич­но понимали, что ясский митрополит, рукоположения кото­рого они готовы были принять на вышеизложенных услови­ях, был, конечно, еретик, посему Андрей Денисов счел не­обходимым сказать и о «покаятельном очищении». В «По­морских» ответах доказано, что восточная церковь гораздо раньше отступила от истинного православия. Тем не менее выговцы были рады принять от нее епископа. Ясно, что они в то время жили духом поповским. Вследствие того, что в Яссах потребовали от старообрядческого кандидата дать исповедание «новотворные догматы хранити», рукопо­ложение епископа для старообрядцев не состоялось.

б) к тому же 1730 году относится и самостоятельная попытка выговцев найти себе епископа. В своих «Поморс­ких ответах» они заявили, что не отвергают иерархичес­кое достоинство русской новообрядческой церкви: «При­общения нынешния российския церкве опасаемся, — писали они, — не церковныхъ собраний гнушающеся, не священныя саны отметающе, не тайнодействъ церков­ныхъ ненавидяще, но новинъ отъ никоновыхъ временъ нововнесенныхъ опасаемся»150. Но получить от нее епис­копа было в то время немыслимо. Поэтому выговцы и са­мостоятельные поиски себе епископа так же, как и ветковцы, направили на восток — к греко-восточной церк­ви. Туда отправился, и именно в Иерусалим, известный выговский деятель Михаил Иванович Вышатин. Ему, ко­нечно, было известно братское решение Выга относитель­но приобретения епископа, выраженное в уполномочии Андрея Денисова Леонтию Федосееву. Отправился он в Палестину не сразу, а побывал сначала в Польше, где в то время Ветка усиленно заботилась о приобретении себе епископа; а потом побывал в «земле Волошской», т. е. в Молдавии, где старообрядцы вели переговоры с ясским митрополитом о рукоположении епископа для Ветки. Профессор П. С. Смирнов предполагает, что именно Вы­шатин мог быть инициатором начавшихся в Яссах разго­воров местных старообрядцев с ясским митрополитом о рукоположении для них епископа и что по его совету и указанию состоялось и изложенное выше сношение с Выгом ветковцев151. Путешествие же его в Палестину для отыскания все того же епископства явилось, как надо по­лагать, результатом ясской неудачи. Как свидетельствует выговский библиограф Павел Любопытный (Онуфриев), Андрей Денисов писал «одобряющия послания» и этому искателю епископства, — «путешествующему брату Вышатину» и его спутникам152. Вышатин, однако, не имел успеха в Палестине: смерть, постигшая его там же, пре­рвала его дело и таким образом лишила выговцев воз­можности приобрести себе епископа от Иерусалимского патриарха.

в) через 35 лет после этих поисков архиерейства состоял­ся в Москве собор старообрядцев, именно в 1765 году, все по тому же вопросу — о восстановлении в старообрядчестве епископского чина. На соборе этом участвовали и предста­вители «поморцев». И тогда они все еще жаждали иметь у себя епископство и, значит, законно рукоположенное свя­щенство153. Однако и Московский собор не дал положитель­ных результатов. Старообрядчество продолжало быть без епископов.

С течением времени «поморцы» стали не только факти­ческими беспоповцами (таковыми они стали после смерти прежних священников) но и идейными, ибо начали учить, что священство везде прекратилось и неоткуда его достать. Тем не менее до сих пор они все еще живут верой в необхо­димость священства в церкви и требуют, чтобы таинства церковные и духовные требы отправлялись не мирянами, а духовными лицами. Своих наставников, отправляющих у них духовные требы, они признают не мирскими лицами, а священно-иерархическими, хотя они никем не рукоположе­ны и никакого на себе сана не имеют.

Состоявшийся в Москве в 1909 г. Всероссийский собор поморцев, названный ими даже вселенским, постановил: «Наших отцов духовных не следует считать простецами, так как они получают, по избрании приходом и по благо­словении другого отца духовного, преемственно передавае­мую благодать Святого Духа на управление церковью» (Соборное Уложение. Л. 2). Это — священные лица, вроде пресвитеров у сектантов. Те тоже получают таким же спо­собом свою «благодать». Их или община рукополагает, как у евангельских христиан, или благословляют прежде избранные пресвитеры154. Беспоповцы титулуют своих на­ставников действительно «духовными отцами», то есть «духовенством», «пастырями», «настоятелями» и т. п. наи­менованиями, выработав и установив даже «Чин» возведе­ния в «духовные отцы». Беспоповцы в Польше, Литве, Латвии и Эстонии и не именуют себя беспоповцами, а про­сто старообрядцами. Какие же они беспоповцы, если име­ют управителями своей церкви духовных лиц, получаю­щих «преемственную благодать» на управление церковью и на совершение таинств церковных и духовных треб? Да и в России состоялся в 1926 г. в Нижнем Новгороде собор поморских наставников, который постановил восстановить в своей среде настоящее священство со всеми иерархичес­кими наименованиями и правами или путем позаимствования его от других христианских церквей, или провозглашением своих наставников действительными священника­ми и епископами.? то постановление беспоповских настав­ников дало повод состоявшемуся в Москве в 1927 г. Освя­щенному собору древлеправославной Церкви обратиться ко всем старообрядцам-беспоповцам с [...] «Посланием», призывая их к примирению с Церковью Христовой. К сожалению, это «Послание» не могло быть напечатано и хранится лишь в одном экземпляре в архиве Московской старообрядческой архиепископии. В некоторых местах беспоповцы-поморцы уже титулуют своих наставников «свя­щенниками» и облачают их при богослужении в ризы. Та­ким образом беспоповство превращается в поповство155. Священноиерархический дух прежних выговцев не умер в их потомстве, но только выродился в форму самодельного «духовенства»156.

Выговская Пустыня была знаменита не только как ду­ховный центр, руководивший многочисленными приходами по всей России, но главным образом как просветительный центр. Братья Денисовы были учеными людьми и обладали обширными познаниями в церковно-исторической области. В Выговской обители существовала настоящая академия с преподаванием академических наук. Она выпустила длин­ный ряд писателей, апологетов старообрядчества, проповед­ников и других деятелей. Выговская Пустыня блестяще до­казала, что она вмещает в себя больше познаний, чем сто­лицы Петербург и Москва ее времени. Созданная здесь ста­рообрядческая апологетика до сих пор имеет несокрушимое значение. «Поморские ответы», заключающие в себе основы староверия, остаются не опровергнутыми. В вопросах старо­обрядчества за Выговской Пустыней пошла в XIX столетии и Московская Духовная академия, на кафедрах которой чи­тали свои лекции в старообрядческом духе профессора Каптерев, Голубинский, Белокуров, Димитриевский и другие. В Выговской Пустыне составлены тысячи сочинений на различные темы, преимущественно по старообрядческим вопросам157.

Несмотря на неоднократные и настойчивые требования духовных властей господствующей церкви разрушить Выговскую обитель, она почти мирно просуществовала до цар­ствования Николая I. При этом же императоре, гонителе старообрядчества, она была безжалостно разрушена до осно­вания и все ее бесценные сокровища разграблены и просто уничтожены.

 

Единоверие

Отсутствие в старообрядчестве долгое время епископата по­служило причиной создания в России еще одной церкви, получившей название соединенческой (по латинскому сло­воупотреблению — униатской), или единоверческой. Это пе­реходная церковь — от старообрядчества в новообрядчество: она подчинена архиереям новообрядческой церкви, но все службы церковные совершает по старым, дониконовским, книгам, а также все обряды, чины, уставы и обычаи имеет старообрядческие. Принадлежащие к этой церкви именуются единоверцами, или соединенцами. Названы они так потому, что будто бы имеют одну веру с новообрядчес­кой церковью. На самом же деле они не имеют полного единства в вере ни с новообрядцами (т. е. последователями никоновской церкви), ни со старообрядцами.

Основана единоверческая церковь по именному Высочай­шему указу императора Павла от 27 октября 1790 г. Но предварительные условия для ее осуществления подготов­лялись почти четверть столетия. В 70—80 годах XVIII столе­тия в Стародубских слободах проживал весьма начитанный и энергичный старообрядческий инок Никодим. Он состоял в близких отношениях со знаменитыми государственными деятелями Екатерининского периода — князем Потемки­ным и графом Румянцевым-Задунайским. Никодим решил при их помощи и сочувствии приобрести старообрядчеству самостоятельного епископа и право ему совершать богослу­жения по старопечатным книгам. Он представил князю По­темкину письменное условие из 12 пунктов, в которых предлагал, чтобы все клятвы и проклятия, произнесенные на двоеперстие и на древнее чиносодержание, были уничто­жены, чтобы никакого чиноприема старообрядцам не было делаемо, чтобы их не принуждали на общее моление с ни­конианами, чтобы находящиеся в старообрядчестве иеромо­нахи, священники, диаконы и иноки оставались на своих местах как законные, чтобы по указу императрицы был прислан епископ в Стародубье из «великороссийской поро­ды», который состоял бы «при старообрядчестве», совершал бы все богослужения по старым книгам, рукополагал бы для старообрядцев священнослужителей, каких они сами изберут; чин поставления обязательно должен быть совершаем по древним чиновникам. При особых прошениях эти пункты были представлены еще следующим лицам: графу Румянцеву, митрополиту Петроградскому Гавриилу, Мос­ковскому Платону и самому Синоду. У всех этих лиц Никодим был лично со своими ходатайствами, и все они обеща­ли дать стародубским старообрядцам просимого епископа. Никодим был представлен князем Потемкиным самой им­ператрице Екатерине, и она пообещала дать епископа. Сам же Потемкин, как сообщал Никодим в Стародубье своим друзьям, «с особенным отеческим рачением согласует ис­просить епископа» и даже «почти назначает, кого их сми­ренных и боящихся Бога поставить в епископы». Но с отъездом инока Никодима из столицы дело это затянулось, пошли какие-то «многоразличныя разсуждения» как в ду­ховных, так и в светских кругах. И только уже 11 марта 1784 г. последовал Рескрипт императрицы на имя м. Гав­риила о «даровании старообрядцам по их просьбам священ­ников и о дозволении им отправлять для них службу Божию по их старым обрядам». О епископе же не было совер­шенно сказано в Рескрипте, лишь замечено: «Покуда после­дует дальнее распоряжение». Но такового так и не последо­вало. Старообрядцы получили лишь священников «дозво­ленных». Разочарованный и обманутый, инок Никодим в том же году заболел и 12 мая скончался в самом расцвете своей жизни — 39 лет.

Преемники Никодима, стародубские иноки, долго еще хлопотали перед архипастырством господствующей церкви о даровании им епископа, но тщетны были все их просьбы, на них просто не отвечали. В отчаянии они писали митро­политу Гавриилу: «Что же нам делать? Прошения наши тщетны, жалости (т. е. жалобы) пусты, слезы не полезны, скорби наши вам не в жалость, того ради и недоумеем, что еще вашему высокопреосвященству представить»158. Так и не осуществилась тогда попытка стародубцев приобрести себе епископа от новообрядческой церкви открытым и доз­воленным путем.

Уже в 1799 г. небольшая часть московских старообряд­цев обратилась к Московскому митрополиту Платону с но­вым ходатайством, изложенным в 16 пунктах, очень сходных с прежними, никодимовскими. Москвичи, так же как и Никодим, прежде всего просили «разрушить преждеположенные клятвы на двоеперстное сложение и другие подоб­ные ему обряды». Также просили, чтобы служащие в старо­обрядчестве священники были признаны имеющими право продолжать свое служение и чтобы «учиненныя ими свя­щеннодействия» были «оставлены в существенной их силе». Просили московские старообрядцы, чтобы вновь по­ставляемые для них священники рукополагались «по преж­де печатным книгам» и чтобы они были избираемы «по со­гласию прихожан». Конечно, эти священники должны все службы совершать также по старопечатным книгам. Церк­ви и антиминсы для старообрядцев должны быть освящае­мы по старопечатному требнику. От самого митрополита Платона просители требуют, чтобы и он благословлял свя­щенников и старообрядцев, «слагая два перста по обыкно­вению древле бывшему в России». Как священников, так и их паству просители ограждают от общего моления с триперстниками и брадобрийцами, но допускают, что старооб­рядец по личному желанию может приобщиться Святых Тайн в греко-российской церкви, но также разрешить, про­сили они, и сынам этой церкви «приобщаться Святых Тайн от старообрядческого священника». Последний пункт гла­сит: «Распри, раздоры и хулы ни с единыя стороны да не слышатся за содержание разных обрядов и разных книг, употребляемых для богослужения». Вот и все просьбы. О даровании старообрядцам епископа московские просители не посмели намекнуть даже: так безнадежны были желания старообрядцев получить себе епископа, совершающего бого­служение по старопечатным книгам.

Но и то, что московские просители представили м. Пла­тону, было, выражаясь по-теперешнему, революционным требованием. Это означало отказ от никоновской реформы, признание ее ненужности и бесполезности, признание ста­рых книг и обрядов правильными и во всяком случае допу­стимыми для богослужения, признание положенных на них клятв и всяких анафем и осуждений неправильными и не­законными. Словом, провозглашалось торжество староверия и почти отмена никонианства, по крайней мере для просителей. А между тем никоновская церковь уже после завершительного акта собора 1667 г., окончательно раско­ловшего Русскую Церковь на две половины, издала в тече­ние 130 лет целый ряд новых актов и сочинений, непримиримо жестоко осуждающих древние церковные обряды и книги и в особенности — двоеперстное сложение. Таковы книги: «Увет» патриарха Иоакима; «Розыск» Димитрия, митрополита Ростовского, канонизованного во святые; «Пращица» Питирима, архиепископа Нижегородского; «Обличение» Феофилакта Лопатинского, архиепископа Тверского; «Ответы» Никифора, архиепископа Астраханс­кого и другие. Все эти книги издавались Синодом, по его разрешению и благословению и от имени всей церкви. Они были авторизованным и непогрешимым голосом всей пра­вящей иерархии. Кроме этих книг, последовал и не менее длинный ряд актов, имеющих еще более авторитетное зна­чение: присяга священникам патриарха Иоакима с чудо­вищными анафемами и заклятьями159. Деяния небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина160, Феогностов требник, «Чин присоединения раскольников» 1720 г., Указ Синода 1722 г. — писать в раскол всякого двоеперстника, «невзирая ни на что» (ни на его принадлеж­ность к никонианской церкви, ни на его частое принятие в ней таинств, ни на его действительную искренность), поле­мические Предисловия к таким богослужебным и наиболее ходовым в народе книгам, как Часовник, Часослов и Псал­тырь и много других актов. Во всех этих актах и сочинени­ях господствующая церковь проклинает и анафематствует людей древнего благочестия и своих «православных» за то лишь, что они Бога прославляют по старым книгам (самые книги эти объявляются весьма погрешительными и ерети­ческими) и за то главным образом, что они учат знамено­ваться двоеперстным сложением. Самое сложение это с ужасающей ненавистью осуждается, как страшная ересь, даже совокупность ересей: арианской, несторианской, македонианской и других. Как только оно ни порицается во всех этих книгах и актах: злобожным разделением, демоносидением, бесовским написанием, адовыми вратами, черто­вым преданием и т. п. хулами и бранью. И вот московские просители-старообрядцы, а раньше них инок Никодим со стародубскими просителями, требует, чтобы этим именно «чертовым преданием» сам Московский митрополит Платон благословлял старообрядцев и их священников и вообще все совершал для них по старым книгам, тем самым, кото­рые полтораста лет беспрерывно и неустанно осуждаются как еретические и проклятые.

В очень затруднительном положении был м. Платон. Но предыдущее, весьма продолжительное царствование гуман­ной императрицы Екатерины довольно основательно под­готовило Платона к новым отношениям к старообрядче­ству. Сама императрица уже разрешила старообрядцам иметь священников, служащих по старым книгам и обря­дам, и архиереям приказала давать старообрядцам тако­вых священников. Платону оставалось лишь идти по это­му пути. Он и пошел, но нерешительно и с большими ос­тановками. К большинству пунктов московских просите­лей-старообрядцев он приписал: «Сие приемлется». Но уже к первому пункту он дал ответ лукавый и не отвечаю­щий просьбе. Авторы пунктов просят, «дабы святейший Синод разрешил прежде положенные клятвы на двоеперст­ное сложение и другие подобные сему обряды». Платон от­вечает: «От клятв, прежде на них возложенных, разре­шить, хотя церковь на них оныя возложила праведно, что они и сами признают, почитая ими себя связанными». Ни­чего подобного просители не заявляли, не признавали и не просили. Но Платону жаль было расстаться с прежними анафемами и проклятиями, он поэтому и уклонился от прямого и честного ответа на просьбу старообрядцев. Пя­тым пунктом они просили разрешить присоединяться к «старообрядческой церкви» тем старообрядцам, которые издавна «удалились от сообщества греко-российской церк­ви». Платон на это ответил решительным отказом: никто из бывших в церкви православной не может быть допущен «до такового присоединения». Очевидно, митрополит Пла­тон признавал устраиваемую им единоверческую церковь не спасительной — пагубной, поэтому он так строго и ох­ранял своих православных чад от нее. Этот взгляд он выразил и в ответе на одиннадцатый пункт, которым проси­тели требовали не возбранять как старообрядцам приоб­щиться Святых Тайн в греко-российской церкви по их же­ланию, так и сынам этой церкви приобщаться от «старооб­рядческого» (единоверческого) священника. Платон отве­чает: старообрядцам «дозволять то без всякаго затрудне­ния»; но сын православной церкви может иметь дозволе­ние только «в крайней нужде, в смертном случае, где бы ни случилось найти православного священника и церкви». Мало ли что разрешается в такой крайней нужде: крес­тить, например, простой бабушке, исповедь принимать дьячку, чтобы потом он передал ее священнику, питаться недозволенной пищей и многое другое161.

Очень плохого мнения был Платон о единоверческом причастии. Полнее и решительнее он высказал свой взгляд, — он же синодский, или никонианский, — на еди­новерие и старообрядчество в своем заключительном «мне­нии», прибавленном к 16 пунктам единоверия. Во-первых, он заявляет, что на изложенных пунктах и его резолюциях к каждому из них действительно основывается особая цер­ковь, которая «имеет называться единоверческой», и чле­нов ее рекомендует именовать единоверцами, или соединенцами, но не старообрядцами. Во-вторых, он провозглашает, что заблуждения и погрешности «отторгшихся» «явственно и доказательно показаны» во многих «изданных церковью книгах» (выше нами перечисленных); «и ныне не может быть о всем том иная церкви мысль, разве каковая ею досе­ле за истину признана и признается». То есть, что книги старые действительно погрешительны и еретичны, что об­ряды, чины и обычаи, старообрядцами употребляемые, также погрешительны и еретичны, в особенности же «противное двоеперстие», в котором такое множество ересей и столько богохульного нечестия. И если все-таки такая мерзость доз­волена единоверцам теперь, то лишь с твердой надеждой, что «таковые со временемъ Богомъ просветятся, и ни въ чемъ въ неразньствующее съ церковию приидутъ согласие».

Так и на таких основаниях возникло в 1800 г. единове­рие — и Богом не просвещенное, и с единственной надеж­дой, что оно — временное учреждение, которое должно не­пременно исчезнуть, слившись во всем с никонианством. На нем лежала задача само старообрядчество постепенно уничтожить, ибо единоверческая церковь стала переходной ступенью от него в никонианство. Старообрядцы совершен­но основательно прозвали единоверие «ловушкой» и «запад­ней». В никонианство они не шли — оно так чуждо старо­обрядчеству, а единоверие должно было соблазнять их своею похожестью на старообрядчество старыми книгами, древними обрядами, выборным священством и другими «старообрядческими» порядками.

В единоверие, однако, вступила очень незначительная часть старообрядцев, и то лишь в некоторых губерниях. На первых порах оно влачило самое жалкое существование. Старообрядцы сразу поняли его сущность и сторонились его, как действительно опасной ловушки. Только в царство­вание императора Николая Павловича единоверие быстро и сильно разрослось: правительство насильно загоняло старо­обрядцев в единоверие, повсеместно, по всей России, поотбирало у них церкви, часовни, монастыри, скиты со всем их церковным имуществом, во многих церквях и монасты­рях чрезвычайно ценным, и все это отдало единоверцам. С награбленным имуществом оно расцвело, стало богатым, многочисленным, но зато более ненавистным и более чуж­дым всему остальному старообрядчеству.

Единоверцы и сами тяготились своим необычайным поло­жением: они и не новообрядцы и не старообрядцы. Служат они по старопечатным книгам, содержат старые обряды и чины, имеют священников, служащих у них тоже по ста­рым служебникам и потребникам. Но зависимы они все же от новообрядческих архиереев и от правительствующего Си­нода, которые продолжают смотреть на них как на расколь­ников и как на людей невежественных, непросвещенных, чужих им, а на все их книги и обряды как на ошибочные, погрешительные и еретические. Синод продолжал благословлять к изданию прежние полемические книги, напол­ненные бранью и ругательствами на старые обряды и бого­служебные книги; Часовники, Часословы и Псалтыри по-прежнему печатались с осуждениями и хулениями на двоеперстное крестное знамение как на обряд армянский и ере­тический. Проклятия и анафемы, произнесенные как вос­точными патриархами еще при Никоне, так и собором 1667 г., оставались не снятыми. Единоверцы, находящиеся в подчинении никоновской церкви, должны были считать и клятвы эти правильными и законными, и все ругательства и осуждения на них, и единоверческие книги и обряды пра­вильными и истинными, то есть должны были признавать себя проклятыми и еретиками, а свои книги и обряды — проклятыми, еретическими, преданиями не св. отцов, не св. апостолов (как они веровали по-старообрядчески), а пре­даниями армян и многочисленных других еретиков и даже преданием «самого горшаго чорта», как веровала и утверж­дала признанная единоверцами церковь. Совсем они были не единоверны ей, и именование их «единоверцами» звуча­ло лишь насмешкой и какой-то презрительной кличкой.

В течение более чем столетнего своего существования единоверцы неоднократно обращались к Синоду с настойчи­выми просьбами дать им единоверного и единообрядного епископа. Но каждый раз получали решительный отказ. По поводу одной такой просьбы Синод разослал всем архиере­ям секретный запрос: можно ли дать единоверцам еписко­па? Большинство архиереев ответило отрицательно, причем высказало свой взгляд на единоверие, как на учреждение для церкви бесполезное и даже вредное, а о самих едино­верцах архиереи отзывались как о полураскольниках и даже просто раскольниках162. Даже после 1905 г., когда и старообрядцам была дарована религиозная свобода, едино­верцам было отказано в назначении им своего епископа. Неоднократно обращались единоверцы в Синод и с просьбой снять клятвы соборов 1653 и 1667 гг., а также уничтожить все осуждения и ругательства на старые обряды в прежних полемических книгах. В утешение им Синод издал в 1886 г. лишь «Изъяснение», что полемические книги при­надлежат частным лицам, а клятвы положены лишь на раскольников за отделение их от церкви. Конечно, никто таковому «изъяснению» не поверил — ни старообрядцы, ни единоверцы, ни сами авторы его, ибо всем было очевидно, что оно лживо. После этого «изъяснения» все же продолжа­ли печататься полемические книги с ругательствами на ста­рые обряды и предисловия к богослужебным книгам с осуждениями двоеперстия как еретического сложения.

Поставленная единоверию задача самим основателем его, Платоном-митрополитом, уничтожить старообрядче­ство посредством этого, как сами единоверцы выразились, латино-иезуитского учреждения, постепенно осуществля­лась, ибо многие единоверческие приходы с течением вре­мени утеряли старообрядческий облик, развалились в них самые основы старообрядчества, стали они почти никони­анскими163 .

После 1905 г., когда в России была провозглашена свобо­да вероисповеданий, вожди единоверия старались укрепить его, сохранить в нем старообрядческий уклад и стиль. Но для успеха единоверия ему нужно было приобрести само­стоятельность, выйти из иерархической зависимости от Си­нода. Нужен был единоверческий епископ, которого так бе­зуспешно доискивались единоверцы. Только после больше­вистской революции заседавший в Москве Всероссийский собор новообрядческой церкви наконец решил дать едино­верцам архиереев, но только так называемых «викариев», то есть таких, которые состоят лишь помощниками у новообрядческих епархиальных епископов и от них зависимы. Когда же сама бывшая господствующая церковь раздели­лась на ряд церквей: тихоновскую, или патриаршую, воз­главляемую митрополитом Сергием, и потому именуемую Сергиевской, живистскую, или обновленческую, содацкую164, липковскую165, автокефальную украинскую и дру­гие — тогда и единоверцы провозгласили свою церковь самостоятельной и свою иерархию независимой ни от одной из этих новых церквей.

Лишь после всех этих событий одна их поименованных церквей, Сергиевская, вынесла следующее постановление о старообрядческих богослужебных книгах и обрядах от 10/ 23 апреля 1929 г., без всякой просьбы со стороны старооб­рядцев и даже единоверцев:

1. ПРИЗНАЕМ:

а) богослужебные книги, напечатанные при первых пяти Российских патриархах, православными;

б) свято хранимые многими православными, единоверца­ми и старообрядцами церковные обряды по их внутреннему знаменованию — спасительными;

в) двоеперстие, слагаемое в образ Святой Троицы и двух естеств в Господе Нашем Исусе Христе — обрядом, в Церк­ви прежнего времени несомненно употреблявшимся и в со­юзе со св. церковью благодатным и спасительным.

2. Порицательные выражения, так или иначе относящие­ся до старых обрядов, в особенности до двоеперстия, где бы оные ни встречались и кем бы ни изрекались, отвергаем и яко небывшия вменяем.

3. Клятвенные запреты, изреченные Антиохийским пат­риархом Макарием и другими архиереями в феврале 1656 г. и собором 23 апреля того же 1656 г., а равно и клятвенные определения собора 1666—1667 гг. как послу­жившие камнем преткновения для многих ревнителей бла­гочестия и поведшие к расколу св. Церкви разрушаем и уничтожаем и яко небывшия вменяем186.

Слишком запоздало это определение — более чем на два с половиной века. Его следовало вынести на другой день после окончания собора 1667 г. Не опоздало бы оно и в 1682 г., когда происходили в Московском Кремле знамени­тые «прения о вере», тогда «ревнители благочестия» умоля­ли и патриаршую и царскую власть «об исправлении право­славной христианской веры, дабы Церковь Божия была в мире и единении, а не в раздрании и мятеже». Тогда Цер­ковь действительно осталась бы единой, не произошло бы раскола на две половины. Именно тогда нужно было про­возгласить, что старые книги вполне православны, что обряды древней Церкви — спасительны, что и само двоепер­стие, за которое столько было пролито по всей стране кро­ви, — благодатно и спасительно. Совсем другая тогда после­довала бы история и Церкви, и всей Руси. А то потребова­лось более 250 лет, чтобы в конце концов убедиться в тех истинах, которые ныне с таким опозданием признала новая церковь и которые тогда были ясны и понятны каждому ревнителю благочестия. Теперешнее признание этих истин есть, конечно, справедливый приговор над всей вековой никониановщиной. Но он должен быть более ясным и более определенным. Ничего не сказано в патриарше-сергиевском определении ни о никоновских нововведениях, ни о петровско-синодальных реформах, ни о кровавых мучениях, ни о миллионах святых жертв вследствие этих мучений, ни о многом другом — не менее важном и весьма существенном для церковного единства. Нужен пересмотр всей никоновс­кой реформы, всей почти трехвековой истории церковной. Для этого недостаточно постановления одной лишь сергиевской церкви, притом случайного, вызванного разрухой со­временной и посему едва ли искреннего и по истинному убеждению вынесенного. В таких делах не должно быть не­домолвок, лицемерия, неискренности: все должно быть чес­тно, открыто и свято.

Ни единоверие, ни старообрядчество пока ничем и никак не откликнулось на это «Деяние» Московской патриархии. Да в условиях безбожного ига в России и невозможно сво­бодное обсуждение церковных и вообще религиозных воп­росов. Для этого нужно ждать других времен.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

89 Жезл (Жезл правления). Изд. собора 1666. Ч. 2. Возобл. 10.

90 Св. Димитрий, митрополит Ростовский. Розыск. Ч. I. Гл. 15. Л. 18; Никифор, архиепископ Астраханский. Ответы. Гл. 7. Обе книги изданы и благословлены Правительствующим Синодом и выражают верования новой церкви.

91 В 1938 г. Валаамский монастырь издал замечательную книгу: «Беседы о молитве Исусовой». Многочисленными выписками из творений древних святых подвижников и писателей в ней выясне­но, что молитва «Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас» есть общепринятая вселенской Церковью и неизменно в тече­ние всех прошлых веков читаемая в храмах Божиих за богослуже­нием и всеми святыми Божиими.

«Уже в самые древние времена, — свидетельствует эта книга, — очень многими избираема была молитва: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя грешнаго», — которая постепенно и вошла во всеобщее употребление и даже в Устав церковный. Ви­дим указания на нее у св. Ефрема, св. Исаака Сирина, св. Исихия, св. Варсонофия и Иоанна, св. Иоанна Лествичника. Св. Иоанн Златоуст говорит о ней так: «Умоляю вас, братие, никогда не на­рушайте и не презирайте молитвы сей» (С. 31-32 указанной кни­ги). Запрещение такой общепринятой молитвы собором 1667 г. в церковном пении и в общем собрании давало твердые основания благочестивым русским людям самый собор этот отвергнуть как сомнительный и противный древней Церкви.

92 В наше время миссионерское издательство во Владимирове (ныне в Словенской республике, бывшей Чехословакии) выпусти­ло в свет книжицу о молитве Исусовой «Откровенные рассказы». Весьма показательно, что в ней ни разу не воспроизведена молит­ва по-древнему: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии». Книжица эта составлена еще в николаевское время — в 40-х годах прошло­го столетия. Так противна эта молитва в силу постановления собо­ра 1667 г.! Замечательно, что даже в Валаамском монастыре, кото­рым издана упомянутая выше книга «Беседы о молитве Исусо­вой», за богослужением не читается молитва эта: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии». «Круг суточного церковного богослужения заканчивается на Валааме местным правилом, — сообщает совре­менный повествователь. — Правило это состоит из молитвы Исусовой, поклонов, помянника и молитв на сон грядущий. Молитву Исусову чтец читает 50 раз в редакции: Господи Исусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Церковное обозрение. Белград - Сер­бия, 1940. № 1-2.

93 Это, выходит, 1668 года Собор, закрывшийся еще до начала этого года. Никон не мог ни свидетельствовать, ни даже видеть этого Служебника. Все он делал «вслепую», что ему подсунут или укажут такие руководители, как Паисий Лигарид или Симеон По­лоцкий.

94 Совершенно напрасно опасался собор, как бы ангел с небес не начал делать поправки в новом Служебнике. До сих пор этого по­кушения с небес не было. Но сами никониане так посократили церковные службы, каждый по своему усмотрению, что один из академических профессоров, именно Нильский, заявлял: «У нас, собственно, нет богослужений, есть лишь оглавление к ним». А другой еще определеннее сказал: «Это Тришкин кафтан, от кото­рого один лишь ворот остался». Все теперь прокляты...

95 Послание Антония к старообрядцам в 1912 г. Напечатано при протоколе Всероссийского съезда единоверцев // Церковь, 1913. № 3. С. 63.

96 Св. Иосиф Волоцкий. Просветитель. 1857. Сл. 12. С. 516-519.

97 Питирим, еп. Нижегородский. Пращица. 1752. Ответ на 205 вопрос.

98 Там же. Ответ на 236 вопрос.

99 Стефан, митрополит Рязанский. Камень веры. 12-й догмат. Ч. I., в конце книги.

100 Свящ. Синайский А. Отношение русской церковной власти к расколу при Петре Великом. СПб., 1895. С. 231.

101 Духовный Регламент. Синод. 1897. С. 98 и 100.

102 «Чрезвычайка» и «Гэпэу» — это сокращенные названия большевистских жандармских учреждений: Чрезвычайной Комиссии и Государственного Политического Управления (ГПУ), которые пыт­ками и расстрелами уничтожили сотни тысяч русских людей.

103 Там же. С. 99-100.

104 Питирим, еп. Нижегородский. 1752. Пращица. Ответ на воп­рос 214.

105 Митрополит Арсений Мациевич // Синайский А. Отноше­ние... С. 150.

106 Филиппов И. История Выговской пустыни. Изд. тип. Кожанчикова. С. 25 и 37.

107 Синайский А. Отношения... С. 265-266.

108 Св. Феодор Студит. Творения. Ч. 2. С. 97-98.

109Четь-Минея, 16 апреля.

110 Миссионер-иеромонах Филарет сличил и проверил 70 Слу­жебников древлеписьменных и старопечатных, начиная с XII века и кончая XVII, и нигде не нашел требования непременно возгла­шать царя во всех церквах и повсеместно на великом входе за ли­тургией. Чин литургии св. Иоанна Златоустого. М., 1876. С. 81.

111 «Так-то и царя тово враг Божий омрачил, — пишет протопоп Аввакум об Алексее Михайловиче, — да к тому величает, льстя, на переносе: «Благочестивейшаго, тишайшаго, самодержавнейшаго нашаго, такова-сякова, великаго, больше всех святых от века, да помянет Господь Бог во царствии своем, всегда, и ныне, и при­сно, и во веки веков»... А царь-от петь, в те поры чается и мнится, будто и впрямь таков, святее ево нет. А где пуще гордости той. Мерзко Богу горделиваго и доброе дело, кольми же блудня и сла­боумие, истину в неправде содержаще». Жития... Указ. Изд. С. 238-239.

112 Даже в панагии, пожертвованной царицей Елизаветой Пет­ровной в 1764 г., вместо Богородичной иконы вставлено ее соб­ственное изображение с обнаженными плечами. Прохоров В. Хри­стианские древности. 1862. № 12. Снимок с панагии и портрета царицы.

113 Протопоп Аввакум. Житие... Указ. Изд. С. 34-35, 218, 220-221, 239-240 и др.

«Имя епископское дается ныне, — говорит св. Василий Великий о своем времени, — людям развращенным, подлым рабам, потому что никто из рабов Божиих не решается себе искать епископства, ищут же люди отчаянные». Письмо его к Евсевию, епископу Самосатскому // Творения. Ч. VII. С. 179-180.

114 В исключительно ценной по своей документальности и глубо­ко продуманным выводам книге крупного французского ученого Пьера Паскаля «Аввакум и начало раскола», Париж, 1939, дока­зано что увлечение русских верхов при царе Алексее Михайлови­че латинством и западничеством было изменой не только русским национальным основам и народному духу, но и изменой самому православию, даже христианским основам.

115 Через 173 года эту глубокую скорбь священномученика Авва­кума выразил знаменитый славянофил А. С. Хомяков в стихотво­рении «России»:

Пошли мы просить исцеления

Не у того, в чьей руке

И блеск побед, и счастье мира,

И огнь любви, и свет умов,

Но у бездушного кумира,

У мертвых и слепых богов.

И обуяв в чаду гордыни,

Хмельные мудростью земной,

Мы отреклись от всей святыни,

От сердца стороны родной.

// Перепечатано в Русском православном календаре, 1941 г. стр. 6-7, Владимирово - Чехословакия.

116 В парижском (русском) «Возрождении», в №№ 4046-4051 за 1936 г., напечатан замечательный очерк известного русского писа­теля Ивана Лукаша «Боярыня Морозова». Жизнь и страдания ста­рообрядческих мучениц изложены в этом очерке так неподдельно правдиво, с таким сердечно-искренним чувством, что нельзя чи­тать его без душевного волнения и даже слез. Есть замечательная картина известного художника Сурикова «Боярыня Морозова». Вот отзыв о ней Петроградского «Церковного вестника», считав­шегося органом «Святейшего Синода»: «На картине г. Сурикова Морозова является в своеобразной обстановке — ее везут на пытки в подземную тюрьму. Впереди идет взвод стрельцов в красных кафтанах с секирами на плечах; за ними следуют сани-розвальни с боярыней Морозовой. У ней на руках цепи, но дух ее бодр: глаза ее, как раскаленные угли горят из-под ее полумонашеской шапки и черной фаты, все тело словно приподымается с соломы, набро­санной в дровнях, она высоко поднимает в воздух руку с двупер­стным сложением, она с жаром что-то проповедует. Вокруг толпа, все московское население, высыпавшее из своих домов на сугробы снега, навалившиеся горами на улицы. И молодые, и старые, и богатые, и бедные, и знатные аристократы, и темная чернь — все это повысыпало из домов и теснится на улице, на ступеньках цер­кви, на заборах. Тут встретились и смешались в густой толпе и се­стра Морозовой княгиня Урусова в дорогих уборах XVII в., вся в бархате, драгоценных мехах, шелке, и богатые посадские женщи­ны в шитых шапочках и платочках, штофных сарафанах; но еще больше тут монахов, монахинь, служек, юродивых, нищих, мужи­ков и баб, тайно или явно стоявших за старую веру и старую жизнь. В этой толпе есть поразительные типы: таков блаженней­ший, что сидит нагишом на снегу и тоже творит знамение двупер­стием; таков хохочущий поп в лисьей шубе — на третьем плане слева; таковы и молодые женщины справа; таков и возница боя­рыни — невзрачный мужичонка. Мы не говорим уже о самой Мо­розовой: образ положительно способен преследовать зрителя в те­чение многих дней». Церковный вестник. М., 1887. № 12. С. 236.

117 Выбрасывали древние святыни из церковного прославления и другие никонианские архиереи. Так, новый Холмогорский епископ Афанасий, которого упоминали выше, в 1683 г. исключил из лика святых уже канонизированного чудотворца, преподобного Евфимия, бывшего игумена Михайло-Архангельского монастыря (1585— 1599 гг.), где почивали и его целительные мощи, за то лишь, что они имели двуперстное сложение, и самые мощи были не известно куда убраны // Церковь. 1913. № 29. С. 694-695.

Так, другой Холмогорский архиерей, Варнава, в 1716 г. разжа­ловал преподобного Георгия (Шенкурского чудотворца). Церковь. 1909. №№ 32 и 33 // Еще разжалованный святой и спрятанные мощи. Прекращены службы святому Нифонту, Новгородскому ар­хиепископу и виленским мученикам Антонию, Иоанну и Евстафию. Академик Е. Голубинский. История канонизации святых. С. 177; Никифор, архиепископ Астраханский. Ответы на вопросы старообрядцев.

118 Иоаким добавил еще: «А креститесь кто как хощет, двумя персты, или тремя, или всею рукою, сие все едино, токмо бо зна­мение креста на себе вообразити: мы о том не истязуем». Это заяв­ление патриарха вызвало уже в наше время некоторые споры между учеными исследователями русского раскола. Одни, именно защитники никоновских реформ и соборных проклятий, хотели видеть в этом заявлении Иоакима некоторый обрядовый либера­лизм. Другие же, незаинтересованные в отстаивании ошибок и по­грешностей прошлого, выясняют, что это заявление Иоакима есть просто «вынужденная фраза», сказанная совсем не по убеждению, а по страху, а главное, потому, что он, припертый к стене своими собеседниками, не мог ничего другого и сказать. Выписками из книги Иоакима «Увет», составленной после этого разговора, Т. И. Филиппов в своих публичных чтениях в Обществе любителей духовного просвещения в 1872—1873 гг. доказал, что Иоаким осуждает двоеперстие как обряд армянский и содержащий в себе ереси. Филиппов Т. И. Современные церковные вопросы. С. 323-324. Другой исследователь, священник А. Синайский замечает: «... мнение Иоакима (крестись кто как хощет) сказано было под влиянием страха, для успокоения, а не по убеждению» // Отноше­ния... С. 79-80. Да тогда же, при прении в Грановитой палате, один из старообрядческих выборных привел такой обычный в то время факт в обличение нижегородского архиерея, повторившего вынужденное заявление Иоакима: «Правду ли глаголеши, яко за крестное знамение и за молитву не мучаете. То чесо ради, егда приведут пред вас коего христианина и в первых словесех истязуете его, како крестится и како молитву творит? И аще отвещает оный: крещуся и молитву творю по старому, яко же св. Церковь прияла от св. богоносных отец, и вы за то того часа велите его и мучити, и в тюрьму вринете на смерть. И ныне у тебя в Нижнем Новгороде сидят три человека за крест и молитву в яме, которая ископана глубиною саженей десять, под банею Иванскою. По твое­му же приказу приходил к ним поп Евфимий мироносицкий и, извед их из ямы, вопрашивал: повинуются ли церкви во всем и архиерею. Они же, приемше от него благословение, отвещаше: Во всем повинуемся и волю вашу без прекословия будем творити, точию увольте нам крестное знамение и молитву по старому имети, и оной поп тебе возвестил, ты же паки повелел в ту же яму бро­сить». Филиппов Т. И. Отношение... С. 322.

119 В «Изборнике» «Народной Газеты» помещен снимок с древ­ней гравюры, изображающей спор о вере в Грановитой палате. Ре­дакция «Изборника» сделала следующее примечание к этой гра­вюре: «Как видно, картина написана во славу Петра Великого и в хулу «раскольников». Художник, очевидно, по заказу Синода, не пощадил правды для того, чтобы изобразить иереев синодальной церкви кроткими овечками, а их противников злодеями. Сам Петр изображен ревнителем «святой церкви». Конечно, подлинная история говорит совсем другое. Даем снимок с этой картины ис­ключительно для того, чтобы, во-первых, ознакомить читателей «Изборника» с интересной стариной, а во-вторых, чтобы показать лишний раз, как писалась история» // 1906. № 6-7. Существует еще другая картина «прений», на которой священник Никита изображен безобразным извергом, а на самом деле он был, судя по его деликатным, вежливым писаниям, кротким, смиренным и ти­хим пастырем Церкви Христовой.

120 Знаменитый историк В. 0. Ключевский дает такую характери­стику Софье: «Эта тучная и некрасивая полудевица с большой не­уклюжей головой, с грубым лицом, широкой и короткой талией, в 25 лет казавшаяся 40-летней, властолюбию пожертвовала совес­тью, а темпераменту — стыдом, достигнув власти путем постыд­ных интриг и кровавых преступлений». Курс русской истории. ГИЗ, 1925. Ч. III. С. 452.

121 Тот же историк замечает: «Усиление карательных мер против старообрядцев нельзя ставить целиком на счет правительства ца­ревны Софьи: то было профессиональное занятие церковных влас­тей, в котором государственному управлению приходилось слу­жить лишь карательным орудием». Там же. С. 451.

122 В романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» в разгово­ре Ивана Карамазова с Алешей приводится любопытный факт каз­ни в Швейцарии, совершенной над неким Ришаром, убившем и ограбившем старуху. Пасторы привели в раскаяние этого преступ­ника. Он умилился, плакал и т. п. Но его все же казнили. «Умри, брат наш, умри в Господе, удостоившийся благодати», — говори­ли ему окружающие. Достоевский замечает, что подобный факт в России невозможен. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. 1882. С. 269; Об этом же: Розанов В. В. Легенда о великом инквизиторе. С. 56-57. Достоевский или не знал вышеприведенных статей Со­фьи или позабыл их. Иначе чем же объяснить это замечание, что «подобный факт в России совершенно невозможен». Ришара все-таки обласкали, успокоили его дух, и это уже было большим уте­шением. А по статьям Софьи, требовалось казнить «без всякого милосердия». И это того, кто искренне покаялся, получил не только «благодать» от свирепых пасторов, но и «причащение»; причем это «невозможное» было узаконено и, кроме того, исходи­ло от иерархии, от «церкви»; светская власть была лишь исполни­тельницей воодушевления, вдохновения и направления высшей, духовной власти. Может быть, Достоевский признает невозмож­ным факт того братского и сердечного внимания к казнимому, ко­торым был окружен швейцарский убийца, — тогда замечание зна­менитого писателя имеет смысл и свою горькую правду.

123 Еще протопоп Аввакум про бывшие при нем сожжения пи­сал: «По се время безпрестани жгут и вешают исповедников Хрис­товых. Они, миленькие, ради пресветлыя, и честныя, и вседетельныя, [...] и страшныя Троицы несытно пуще в глаза лезут, слово в слово, яко комары или мушицы. Елико их больше подавляют, тогда больше пищат и в глаза лезут; так же и русаки бедные, пус­кай глупы, рады: мучителя дождались, — полками во огнь дерза­ют за Христа, Сына Божия, Света. Мудры блядины дети греки, да с варваром турским с одново блюда патриархи кушают [...] курки. Русачки же миленькия не так, — во огнь лезут, и благоверия не предают. В Казани никониане тридесять человек сожгли, в Сиби­ри столько же, в Володимире шестеро, в Боровске четыренадесять человек; а в Нижнем преславно бысть: овых еретики пожигают, а инии, распальшеся любовию и плакав о благоверии, не дождався еретическаго осуждения, сами во огнь дерзнувше, да цело и непо­рочно соблюдут правоверие, и сожегше своя телеса, душа же в руце Божии предаша, ликовствуют со Христом вовеки веком, са­мовольны мученички. Христовы рабы. Вечная им память вовеки веком. Добро дело содеяли, — надобно так. Рассуждали мы между собою и блажим кончину их. Аминь. Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 334-335.

124 Св. Василий Великий говорит про арианское время: «Молчат уста благочестивых, развязан всякий хульный язык, святое оск­вернено; здравомыслящие в народе бегут от молитвенных домов, как от училищ нечестия, и по пустыням со стенаниями и слезами поднимают руки к Небесному Владыке» // Творения. Ч. VI. С. 217. В другой раз тот же св. отец писал о том же времени: «Вот главное из бедствий: народ, оставив молитвенные дома, собирается в местах пустынных. Жалостное зрелище. Женщины, дети, стар­цы и другие немощные бедствуют под открытым небом при про­ливных дождях, снеге, ветрах, зимнем инее или летом на солнеч­ном зное. И все это терпят потому, что не хотят приобщиться лу­кавого Ариева кваса» // Творения. Ч. VII. С. 187.

125 Все эти узаконения и факты изложены в книге священника А. Синайскаго «Отношение русской церковной власти к расколу при Петре Великом». СПб., 1895.

126 Там же. С. 124.

127 Св. Иоанн Златоустый писал: «Диавол, коварный и искус­ный изобретатель таких козней, надеялся, что, погубив пасты­рей, он легко сможет расхитить их. Но запинаяй премудрым в коварстве их (I Коринф., 3: 19), (Бог) желая показать ему, что не люди управляют его Церковью, а Сам Он везде пасет верующих в нее, попустил быть этому, чтобы диавол, видя, что и по ис­треблении пастырей благочестие не уменьшается и слово пропо­веди не угасает, а еще более возрастает, узнал из самых дел и сам и все служащие ему такими гонениями, что наши дела не человеческие, но основа учения имеет корень свыше, с небес, что Сам Он везде управляет церквами и что воюющий с Богом никог­да не может остаться победителем». Златоуст Иоанн. Творения. 1899. Т. II. С. 638.

128 Когда в княжение великого князя московского Василия Васи­льевича (1425-1462 гг.) восточная иерархия заключила унию с римским папой, а в Москву был прислан такой же отступник — Исидор митрополит, то все русские епископы того времени до того растерялись, что о них Летопись свидетельствует: «Вси князи умолчаша и бояре и инии мнози, еще же паче и епископы русския ecu умолчаша и воздремаша и уснуша». Когда же великий князь приказал взять Исидора под стражу, тогда только «ecu епископы русския возбудишася». Голубинский Е., по т. н. Никоновской Ле­тописи. У царя Алексея Михайловича было иное отношение к от­ступнику Никону, посему и «вси епископы русския умолчаша и воздремаша и уснуша», упоенные никоновскими нововведениями.

129 Аввакум. Житие... Указ. соч. С. 252.

130 Просфира — то же, что просвира, просфора: белый круглый хлебец из квашеного крутого пшеничного теста. Употребляется в православном богослужении во время литургии. Слово произно­сится по-разному, вероятно, в результате смешения на русской по­чве письменных и устных форм греческого слова, означающего «преподнесение», «подношение», «приношение».— Ред.

131 Свящ. Синайский А. Отношение... стр. 58 и др.

132 8 правило первого Вселенского собора; 69 и 99 правила Кар­фагенского собора; 1 правило св. Василия Великого; Деяния седь­мого Вселенского собора и др.

133 70 правило Карфагенского собора.

134 Матфей Правильник. Синтагма. Состава Ю, правило 15; Потребник. Чин освящения церкви.

135 Антиминс — плат, с частицей мощей, освященный еписко­пом и необходимый для храма.

136 Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе. СПб. 1898. С. 8, 15.

137 Даже в наше время «православные» писатели заявляют: «В настоящее время можно сказать, что наши богобоязненные предки действительно [имели...] основания считать... [Далее неразборчиво. — Ред.].

138 Смирнов П. С. Внутренние... 1898. С. 142, 168, 169, 955, 988.

139 Мельников-Печерский П. И. Очерки поповщины. 1909. С. 33; м. Макарий. История раскола...

140 Зарубежных старообрядцев называют «липованами». Почему такое название присвоено им, этого историческая наука до сих пор не смогла установить. В интересной книге немецкого автора, фон Гоган-Полека: «Die Lippovaner under Bucovina», в трех частях (Черновицы, 1896-1899 гг.), излагаются разные догадки, почему такое название установилось за старообрядцами: одни думают, что в прежнее время старообрядцы принимали иконы только на липе написанные; другие — что первоначальные поселенцы за грани­цей скрывались в липовых лесах; третьи — слово «липоване» производили от селения Липовцы, ранее других заселенное старооб­рядцами; четвертые — от основателя беспоповского согласия — Филиппа. Профессор Н. И. Субботин, весьма пристрастно относив­шийся к старообрядцам, особенно к поповцам, также утверждает, что это название есть искажение слова «филипповцы», как назы­ваются беспоповцы филипповского согласия: начали их звать за рубежом «филиппонами», а потом сокращенно — «липованами» (История Белокриницкой иерархии. М., 1874. С. 115-116). Так думал и инок Павел Белокриницкий и протестовал против такого наименования, совершенно неосновательно присвоенного и старо­обрядцам поповцам. Субботин Н. И. Материалы для истории Бело­криницкой иерархии. С. 113 и 115. Как значится в записях Белокриницкого архидиакона Филарета, у буковинских старообрядцев сохранилось предание, что название это произошло от названия селения Липовцы, где издавна жили старообрядцы (в указанной «Истории» Субботина стр. 115). Профессор П. С. Смирнов указыва­ет, что в Польше беспоповцы действительно назывались «филип­понами». Как свидетельствует «Реляция» о них, составленная на польском языке в 1756 г., им присвоено такое наименование по имени какого-то Филиппа, первого поселенца в Польше. По разъяснению Смирнова, это название нельзя производить от име­ни основателя филиппова согласия, на это не дает основания польская «Реляция», да оно не соответствует и хронологии // Христианские Чтения. 1906. Ч. 222. С. 74. Есть более ранний до­кумент, чем польская «Реляция», это «Сказание о староверцах, живущих в земли Молдавской». В нем рассказывается об одном событии, бывшем в 1742 г., когда это название, «липоване», было уже в употреблении. В «Сказании» сообщается, что в Волошину пришли староверы в 1724 г., — тогда уже существовало селение Драгомир или Соколинцы (Там же. С. 74 и 77), которое наряду с этими названиями сохранило до наших дней и наименование «Липовень». Очень может быть, что оно и на самом деле заселено или даже основано старообрядцами в 1669 г., как свидетельствует ста­рообрядческий «Меморий», поданный румынскому правительству в 1938 г. От этого именно селения и произошло наименование ста­рообрядцев «липованами».

141 (Речь идет о «второй выгонке» — 1764 г. — Ред.). Когда при­были старообрядцы на место ссылки, местные жители были очень удивлены, что ссыльных такое огромное количество и что они все люди семейные, их поэтому и прозвали семейскими. Такое про­звище сохранилось за ними до настоящего времени.

Иркутским университетом издана в 1920 г. интересная брошюра профессора А. М. Селищева «Забайкальские старообрядцы (семейские)». Автор брошюры сам лично побывал среди этих старообряд­цев и дает о них интересные сведения. Селения их расположены в Верхнеудинском уезде. Внешний вид их построек производит хо­рошее впечатление. «Внутри избы семейского чисто, опрятно: пол вымыт и слегка посыпан песком, а иногда застлан самотканной материей» (С. 3). Семейские — «народ рослый, здоровый, краси­вый. Нередки старики и старухи 80-90 лет. Но молодое поколе­ние уже мельчает» (С. 6). Последнее объясняется, может быть, тем, что старики были совершенно трезвыми, а теперь пьянствуют му­жики и бабы (С. 17). Однако они и посейчас «неутомимо прилеж­но деятельны» (С. 8 и 70). Название их — «семейские» — по мне­нию г. Селищева, происходит от слова «Сейм» (польского сословно-представительного учреждения), так как они выходцы их Польши. Но сами они производят свое прозвище от слова «семья» (С. 69). И это, по-нашему, вернее: не занимаясь политикой, они, скорее всего, и не знали даже, что такое Сейм. Выслали же их со всеми их семьями: это-то они отлично знали, поэтому и получи­лось название «семейские». Выслали их в Забайкалье в 1756 г. (С. 71-72). Их пригнали прямо в лес, в совершенно безлюдное место, на «мор» и гибель (С. 73). Но своими трудами, без всякой помощи со стороны, они устроились великолепно (С. 73). Замечательны о них отзывы декабристов, которые шли в ссылку через семейские селения (С. 15, 76, 77, 78, 79). Празднично и нарядно, а глав­ное — хлебосольно, сердечно, умилительно встречали они этих николаевских ссыльных. Профессор Селищев приводит посвящен­ную им Некрасовым поэму «Дедушка». Не употребляли они ни чаю, ни табаку, ни вина, ни лекарств (С. 77). И жили до после­днего времени безболезненно, домовито и весело. Только полиция да никонианские попы не давали им покоя даже тут: делали на них налеты и отбирали у них богослужебные книги, даже руко­писные псалтыри и канонники (С. 21).

142 Смирнов П. С. История русского раскола; его же: Внутренние вопросы в расколе в XVII в. Исследование из начальной истории раскола по вновь открытым памятникам, изданным и рукописным. СПб., 1898.; Лилеев М. И. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. Киев, 1895; Мельников-Печерский П. И. Ис­торические очерки поповщины.

143 Мельников-Печерский П. И. Исторические очерки поповщи­ны; Добротворский И. Исторические сведения об Иргизских мона­стырях; Соколов Н. С. Раскол в Саратовском крае. Саратов, 1888.

144 Величественный храм Христа Спасителя большевики разру­шили до основания.

145 Мы пишем «Пустыня», а не «Пустынь», как почему-то приня­то писателями новообрядческой церкви, а за ними и светскими писателями (именуют, например, Оптинскую обитель «Пустынь»), тогда как старообрядческая литература и святоотеческая не знают этого наименования: «Пустынь». В Библии до ста раз встречается слово: «пустыня» и ни разу — «пустынь». Дивное пророчество о Христе великого Исаии начинается так: «Возвеселися о себе пус­тыня» (Исаии, 35: 1), а не пустынь.

146 Любомиров П. Выговское общежительство. М., 1924.

147 Об этом говорят многие свидетели и достоверные факты. Из­вестный протоиерей Алексей Иродионов, бывший ученик Семена Денисова, долгое время состоявший под его руководством на Выге, рассказывает, что прежние священники «освящали запасныя Агньцы превеликия и, раздробивши тые на мельчайшия час­тицы, раздавали детям своим духовным». Этими запасными дара­ми еще в 1736 году причащались сами руководители Выга, и Алексей Иродионов, по его признанию, раза два-три причастился ими на Выге // Братское Слово. Изд. Н. И. Субботина, 1891. Т. П. С. 813.

Другой бывший выговец, Григорий Яковлев, свидетельствует, что на Выге «едини некия древния крупицы имеющия у себя и теми по временам причащаются сами; другия иже от Досифея и Феодосия бывших попов, проскомисанныя токмо приемлют, а иных же, аще и древних, сомнятся» // Братское Слово. 1886. Т. II.. С. 321-322; О самом зачинателе Выговской Пустыни, Данииле Викулове, Яковлев сообщает, что «он многажды некоих и причащаше, якобы мня древним причастием» // Братское Слово. 1888. . № 6. С. 398; О другом Выговском началовожде, Даниле Матвееве, участвовавшем и в составлении «Поморских Ответов», Яковлев го­ворит, что он отца его перед смертью при самом Яковлеве и про­чих келейниках «покаял и причастил» // Там же. С. 413. Семен Денисович перед смертью тоже «причастился запасными некими крохами, которых останки и ныне не мало имеется в сохранении у Мануила Петрова в тайности» // Там же. С. 404.

В самом «Выгорецком Летописце» значится под «7298 — 1790 годом»: «Того же года Феоктиста окт. 20 ногою заболе. Дек. 13 го­рячка приступила. Дек. к 19 числу в ночь постригли и причасти­лась тайн Христовых в полдень» // Братское Слово. 1888. № 10. С. 802.

Еще один свидетель, бывший беспоповец Евдоким Южаков, удос­товеряет, что даже во второй половине уже XIX столетия среди беспоповцев севера еще пользовались запасными дарами. Он вмес­те со своим родным отцом посетил поморские скиты в Архангельс­кой губернии. Шесть дней пробыли они в Амбурском скиту. «Старцы рассказали нам, — повествует Южаков, — о разных чу­десных явлениях в скиту... Еще показывали части святого причас­тия, которое будто бы осталось от времен, бывших до патриарха Никона, и которым они напутствуют себя при смертном часе» // Братское Слово. 1886. Т. П. С. 38. Понятно теперь, почему авторы «Поморских Ответов» так старательно доказывали в этом своем произведении, что и древние христиане часто причащались за от­сутствием священника запасными дарами, которые носили даже при себе, находясь или в пустыне или в дороге.

148 Вся северная часть европейской России (Олонецкая и Архан­гельская губернии), примыкающая к берегам Ледовитого океана, называется «Поморьем», и живущие здесь старообрядцы именуют­ся «поморцами». Посему и ответы выгорецких старообрядцев на­званы также «Поморскими». Беспоповское брачное согласие так­же именует себя «поморским».

149 Смирнов П. С. О первых исканиях архиерейства старообрядца­ми. Христианское Чтение. Т. 222. С. 65-67. Послание Андрея Де­нисова приведено полностью.

150 Поморские ответы. Предисловие.

151 Христианское чтение. Т. 222. С. 59.

152 Павел Любопытный. Каталог. Москва: изд. Н. Попова, 1866. №№ 102, 103 и 108 С. 49-50. Есть и другие издания «Каталога».

153 Смирнов П. С. История раскола... Изд. 2. С. 206,.

154 Мельников Ф. Е. О сектантском священстве. Кишинев.

155 В 1937 г. в городе Миллвилл (совр. Мелвилл - Ред.) в Канаде, состоялось освящение первого поморского храма. Вот как описал это освящение беспоповский деятель и участник сего торжества, А. Санаков. «В воскресенье 5 сентября, после всенощной, в 4 часа утра, в сослужении священника города Ири (Пенсильвания) о. Панцерева и при участии священника города Марняны (Пен­сильвания) о. Матвеева-Филипс было отслужено молебствие св. Николе Чудотворцу. В перерыве молебна состоялся крестный ход. Впереди молящихся три старца, покрытые ризами, вынесли ико­ны. Позади священники, за ними стройными рядами — женский хор... Спевшийся хор привлекает внимание многочисленных зри­телей, собравшихся кругом церкви. Шествие совершается три раза вокруг церкви». В этом и заключалось все «освящение» // Новое Русское Слово. США, 18 сентября 1937. Но зато тут есть и «свя­щенники» и даже «ризы».

156 Однако такое «духовенство» весьма строго осуждается св. Церковью. Блаженный Симеон Солунский говорит: «Аще неции попущением Божиим к сему приидоша дерзостне якоже неверно и злочестиво (неверие бо толикое) без священства хиротонию приемляти, яже священства действовати, не есть слово рещи яже о осуждении таковом: горше бо сие дело и нечестивых самых, и ток­мо демонов во ангела света преобразующихся, не сущих, и яже Божия подсуждающих, безбожных сущих и богопротивных. Иже таковии не токмо убо величайшую и неизреченную потерпят муку на Божественная тако убо вредословивше, не бо гласы Божествен­ный яже от них, ниже Божественная дела, понеже благодати хи­ротонии не имут, но и казнию восказнятся иною ради от тех прельщенных, или и крещенных или рукоположенных. Тии бо и не хиротонисани, и не крещени: ничто же бо не имеяй дает, и ничто же кто емлет от неимущаго, аще и мнится имети что». Си­меон Солунский. Ответ на вопросы 10, 11, 12 и 13; Номоканон. Лист 57. Братья Денисовы прекрасно знали этот страшный суд Церкви, поэтому пытались приобрести епископа от действительно­го митрополита, хотя и в ереси пребывающего, чем заводить свое самозванное «священство». От ереси можно очистить покаянием, а от самозванца нет никакой святыни: ни крещения, ни рукополо­жения — ничего, кроме пагубного беззакония.

157 Дружинин В. Г. Писания русских старообрядцев. СПб., 1912. Он же: Словесные науки в Выговской поморской пусты­ни. СПб., 1911.

158 Верховский Т., протоиерей. Искание старообрядцами в XVIII в. законного архиерейства. СПб., 1868. Здесь помещена вся переписка инока Никодима по этому делу.

159 «Присяга хотящим взыти на степень священства, святейше­го Иоакима патриарха московскаго» издана, как значится на ней, «в лето 1679». Некоторые православные полемисты доказы­вают ее подложность. Но кто мог совершить этот подлог и кому он был нужен? Старообрядцам он был не нужен, и нигде они не ссылаются на него в прежних своих сочинениях. Если это под­лог, то он — синодский, времен Анны Иоанновны. Но важен он тем, что выражает верования и взгляды самого правительствую­щего Синода.

160 В таком же смысле весьма авторитетно и Деяние на Мартина, а также и Феогностов Требник, именно как выражение верований синодальной иерархии, тем более откровенных и прямых, что они излагались от имени других лиц и другой эпохи.

161 Александрийский патриарх Христофор издал в наше время Окружное Послание к пастве своей (20 сентября, 1940 г., за № 3244), в котором объясняется, что «тайнодействия, совершен­ные английским священником над православными, лишены вся­кой силы»; однако, он разрешает православным пользоваться ими, когда «действительно невозможно пригласить православного священнослужителя» // Православная Русь. 1941. № 5. С. 1. Оче­видно, Александрийский патриарх признавал таинства англиканс­кой церкви, принадлежащей к разряду первочинных еретиков, столь же «утешительными» в крайней нужде, сколько и единовер­ческие могли «утешить» умирающего «православного», по суду Платона, митрополита Московского. Единоверческие таинства, как видно, не спасительнее англиканских, еретических.

162 Христианские чтения. 1906. Ч. I. С. 909-930; Ч. П. С. 116-132.

163 В Румынии единоверческие приходы приняли даже новый стиль, ввели новое, партесное пение, новые порядки, новые ико­ны; старые книги отбросили и служат по новым. Они, как предре­кал Платон, действительно пришли «ни в чем неразньствующее с (новой) церковью согласие».

164 «Содацкую» — значит: Союз Общин Древнеапостольской Цер­кви, во главе которого стоял сначала Антонин-митрополит, а по­том епископ Василий.

165 «Липковская» — от имени священника Василия Липкова, ко­торого одни лишь священники с народом рукоположили в епископы.

166 «Деяние» архипастырей православной церкви, возглавляемой московской патриархией и «Указ» по поводу сего «деяния» митро­политу Евлогию (в Париже) напечатаны в № 6 «Церковного Вест­ника Западно-европейской епархии» в июне 1929 г.

Hosted by uCoz