Ф. Е. Мельников

 

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ

ДРЕВЛЕПРАВОСЛАВНОЙ (СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ)

ЦЕРКВИ

 

Вступление

Триста лет назад Россия исповедовала одну христианскую, православную веру и составляла одну истинную православ­ную Церковь. Не было тогда в Русской Церкви ни ересей, ни расколов, ни раздоров. Более шести веков, начиная с крещения Руси (в 988 г.). Русская Церковь наслаждалась внутренним миром и покоем. Правда, появились было в ней в XIV-XV вв. еретики стригольники, жидовствующие, но быстро исчезли. Неоднократно делали покушение на Русскую Церковь римские папы, стараясь подчинить ее своей власти, поработить ее римским, папским престолом. Но сделать им это не удалось. Русские, вследствие этих покушений, стали еще строже охранять свою православ­ную веру.

Не нарушило и не поколебало православной веры рус­ского народа и страшное татарское иго, под которым рус­ская страна находилась более двухсот лет (с 1240 г. до 1480 г.). Татары не вмешивались в церковную жизнь рус­ских людей. Русским митрополитам и епископам татарс­кие ханы предоставляли полную свободу управлять Цер­ковью и всеми ее делами по своему пастырскому долгу. Ханы выдавали святителям русским на это управление особые грамоты (ярлыки). Поэтому и при татарском иге Русская Церковь пребывала в тишине и покое: никакие смуты не тревожили ее. Она все больше и больше разрас­талась и укреплялась. В редких случаях бывали некото­рые недоразумения лишь с Константинопольским патри­архом.

Русская церковь с самого начала находилась в подчине­нии у Константинопольского патриарха. Из Константинопо­ля присылались в Россию митрополиты для управления Русской Церковью. Но когда некоторые патриархи измени­ли православию и вошли в единение с римским папой. Рус­ская Церковь с того времени стала избирать и рукополагать себе митрополитов самостоятельно. Она вышла из зависи­мости от Константинопольского патриархата. Это совершилось в середине XV столетия. С того же времени Русская Церковь стала подозрительно смотреть на греков и на всю восточную церковь, как на утерявших чистоту веры и бла­гочестия.

До нашествия татар кафедра русского митрополита на­ходилась в стольном граде Киеве, а потом перенесена была в Москву. Постепенно начала Москва возвышаться и ста­ла, наконец, столицей великого Русского государства. Та­кое положение митрополии всего русского народа было не­приятно королям и князьям Польши и Литвы, потому что православное население этих стран подчинялось по своей вере русскому, Московскому, митрополиту. Поэтому они добились, чтобы для этого населения Константинопольс­кий патриарх ставил особого митрополита. Так образова­лись две русских митрополии: одна управляла северо-вос­точной частью России, другая — юго-западным краем. Юго-западная церковь вскоре подпала под влияние латин­ства. Часто случалось, что епископы ее были послушными рабами римского папы. Повредилась и вера, и богослужеб­ные книги, чины и обряды в юго-западной церкви. Вели­короссийская же Церковь, как называли митрополию Московскую, до того возвысилась и упрочилась, что полу­чила патриаршество. Вместо московских митрополитов стали в ней всероссийские патриархи (с 1589 г.). Патриар­шество способствовало еще большему расцвету Русской Церкви. Москва получила право именоваться Третьим Ри­мом. Константинопольский патриарх Иеремия, рукополо­живший в Москве первого патриарха Иова, подписал «Уложенную» грамоту об учреждении патриаршества в России, в которой обращается к Московскому Царю с та­ким заявлением: «Так как ветхий Рим (столица Италии) пал от аполинариевой ереси, а второй Рим, Константино­поль, находится в обладании безбожных турок, то твое, благочестивый царь, великое Российское царство, Третий Рим, превзошло благочестием все прежние царства; и все благочестивые царства соединились в твое царство, и ты един теперь именуешься христианским царем во всей все­ленной». Это «Уложение» было внесено в каноническую книгу Русской Церкви — Кормчую (листы 15 и 26) и ста­ло исповеданием всего русского народа. Последний благо­честивый московский патриарх Иосиф такими словами засвидетельствовал царю Алексею Михайловичу это всеоб­щее верование: «Русская Церковь сияет аки столп до небеси, никогда непоколебима и нерушима, право и истинно, якоже изначала приняла Божественный устав»¹.

В тяжелое смутное время (время самозванщины 1605— 1613 гг.) московские патриархи Иов и Ермоген спасли Россию от гибели, а Русскую Церковь — от ересей и рас­колов. Русская Церковь сияла многочисленным сонмом православных святителей, чудотворцев, угодников Божиих, прославленных знамениями и чудесами, славилась ве­ликолепием храмов Божиих и множеством святых монас­тырей. Своей верой, набожностью и благочестием русский народ удивлял приезжавших в Россию иностранцев. Его молитвенные подвиги приводили их в восторг и изумле­ние. Один из тогдашних иностранцев замечает, что у рус­ских, должно быть, железные ноги, так долго стоят они на молитве; другой восклицает: «Это — святые люди!» Россия была действительно святой Русью и по праву носи­ла этот священный титул: святость была идеалом русского благочестивого народа.

Но именно в это время, когда Русская церковь достигла наибольшего величия, в ней совершился раскол, разделив­ший всех русских людей на две половины — на две церкви. Это печальное событие произошло в царствование Алексея Михайловича и в патриаршество Никона (во второй полови­не XVII столетия). Царь и патриарх, Алексей и Никон, и их преемники и последователи стали вводить в Русскую Церковь новые обряды, новые богослужебные книги и чины, устанавливать новые отношения к Церкви, а также к самой России, к русскому народу; укоренять иные понятия о благочестии, о таинствах церковных, об иерархии; навя­зывать русскому народу совершенно иное мировоззрение, иное мироощущение и прочее.

Все это и послужило причиной церковного раскола. Кто последовал за Никоном, принял новые обряды и чины, ус­воил новую веру, — тех народ стал называть никонианами и нововерами. Сами же последователи Никона, пользуясь государственной властью и силой, провозгласили себя цер­ковью православной, или господствующей, а противников Никона и его новшеств стали звать оскорбительной клич­кой — «раскольники», на них свалили и всю вину церков­ного раскола. На самом же деле противники никоновских нововведений не совершили раскола: они остались при прежней, старой, вере, при древних церковных преданиях и обрядах², ни в чем не изменили своей родной Русской Цер­кви, как и древневосточной — апостольской и вселенской. Поэтому они справедливо называют себя староверами, или древлеправославными христианами и Церковью Христовой. После им было присвоено и общепринято мирское (не цер­ковное) наименование — старообрядцы, которое говорит лишь о некоторой внешности староверия и ничуть не опре­деляет его внутренней сущности.

 

Патриарх Никон

Главным виновником церковного раскола в России был мос­ковский патриарх Никон. Он вступил на патриарший пре­стол в 1652 году. Еще до возведения в патриархи он сбли­зился с царем Алексеем Михайловичем. Вместе они сговори­лись переделать Русскую Церковь на новый лад: ввести в ней новые чины, обряды, книги, чтобы она во всем походила на греческую современную им церковь, которая давно уже перестала быть вполне благочестивой. Алексей Михайлович возмечтал сделаться византийским императором, а Никон — вселенским патриархом. В этих видах они и задумали во всем сблизить Русскую Церковь с греческой³.

Пришлые греки, часто приезжавшие в Москву за милос­тыней, сами утерявшие чистоту православия, внушали, од­нако, Никону и царю Алексею, что будто бы Русская Цер­ковь не вполне православна, что некоторые ее обряды еретичны и прокляты, что богослужебные книги Русской Церкви погрешительны, даже Символ веры в них изменен и подлежит поэтому осуждению. Греческая же церковь, на­против, во всем православна и благочестива, и русские книжники будто бы ошибались, думая, что она изменила православию и древним церковным преданиям и обычаям⁴.

Никон, задумавший исправить Русскую Церковь от по­грешностей и ересей, не получил никакого школьного обра­зования, не отличался даже начитанностью или какими-либо талантами; он выучился лишь читать и писать, и то не совсем грамотно. Зато он, став патриархом, постарался окружить себя учеными греками. Наибольшее значение имел при нем Арсений Грек. Никон вполне и во всем ему доверялся. Но грек этот был весьма сомнительной веры и бесчестного поведения. Воспитание и образование он полу­чил в Риме у латинских иезуитов. По возвращении после сего на восток, он здесь принял магометанство. Вернувшись потом в христианство, он вскоре уклонился в латинство. Арсений был нетверд в православии и готов был во всякое время держаться какой угодно веры, лишь бы это было ему выгодно. В магометанстве он подвергся даже обрезанию.

Когда он прибыл в Россию в патриаршество Иосифа, пред­шественника Никона, духовные власти отправили его в Со­ловецкий монастырь «под начал», как опасного вероотступ­ника для исправления его веры. Отсюда и взял его Никон к себе и сразу сделал главным своим помощником и руково­дителем в церковных делах. Это вызвало большой соблазн и ропот среди верующего русского народа: стали говорить, что «басурманин» правит святыми делами Церкви. Но пе­речить Никону было нельзя. Царь предоставил ему неогра­ниченное право и чрезмерную власть во всем. Ободряемый и поддерживаемый царем, Никон делал, что хотел, ни у кого не спрашиваясь, ни с кем не советуясь. Опираясь на дружбу и силу царскую, он приступил к церковной рефор­ме (переустройству Церкви) весьма решительно и дерзко.

Характера Никон был жестокого и упрямого. Один из инос­транцев, приехавших в Россию при Никоне, свидетельствует, что как только он получил патриаршую власть, все испуга­лись его. Он держал себя гордо и недоступно. К архиереям от­носился надменно, не хотел называть их своими братьями. Страшно унижал и преследовал остальное духовенство, все тюрьмы наполнены были священными лицами, чем-либо про­винившимися перед гневным и суровым патриархом. Все страшились и трепетали перед Никоном. Он истязал даже ду­ховного своего отца: держал его в подвале закованным в цепи, мучил его голодом и побоями. В народе называли Никона волком и лютым зверем. Сам же Никон величал себя, подобно римским папам, «крайним святителем» и «отцом отцов». Ти­туловался даже «великим Государем»: стремился захватить в свои руки и государственную власть. Никон любил богатство и роскошь. После царя он был первым богачом в России: еже­годно он собирал более 700000 рублей дохода (на современные деньги — это огромные миллионы рублей).

Разумеется, от такого жестокого, безрассудного и любостяжательного патриарха трудно было ожидать спокойной и умиротворяющей деятельности на благо Церкви. Было боль­шим несчастьем для всей страны, что во главе Церкви стал такой надменный и к тому же малограмотный властелин-временщик⁵ .

 

Исправление богослужебных книг

В старину не было типографий, книги переписывались. В России богослужебные книги писали в монастырях и при епископиях особые мастера. Это мастерство, как и иконописание, почиталось священным. Его поэтому выполняли ста­рательно и с благоговением. Русский народ любил книгу и умел ее беречь как святыню. Малейшая опись в книге, не­досмотр, ошибка считались большой погрешностью. Вот по­чему сохранившиеся до нас многочисленные рукописи ста­рого времени отличаются чистотою, красотой и исправнос­тью письма, правильностью и точностью текста⁶. В древней рукописи трудно встретить помарки и зачеркивания. При таком необычайном бережении текста книг в них могли по­пасть только случайные ошибки и недосмотры. За сто лет до Никона (в 1551 г.) в Москве состоялся собор русских святителей, названный Стоглавым (на нем изложено сто глав постановлений)⁷. Он обратил внимание на состояние богослужебных книг и указал, что в некоторых из них встречаются неправильности только в знаках препинания и в некоторых недописях и описках, и принял меры, чтобы даже таких недосмотров не было в книгах. Можно смело утверждать, что в старых рукописях гораздо меньше опи­сок, чем в современных печатных книгах — опечаток.

Замеченные в прежних книгах неисправности были уст­ранены в патриарший период, когда в Москве уже действо­вала типография. Исправление книг в это время велось с большой осторожностью. Когда в патриаршество Филарета (1619-1633 гг.) было установлено, что в Потребнике (в кни­ге богослужебных чинов и таинств церковных) находится лишнее слово (в Чине освящения воды: «и огнем»), то оно было исключено не прежде, как состоялось соборное о нем суждение и были наведены справки в многочисленных древних русских и греческих рукописях. Так до чрезвычай­ности бережно относились русские духовные власти и их паства к делу книжного исправления.

Совсем иначе повелось книжное «исправление» при пат­риархе Никоне. Во-первых, оно было поручено грекам и даже такому греку, как Арсений, который уклонялся в ма­гометанство, отрекся от Христа и христианской веры. Он именно и был главным справщиком. Во-вторых, Никон по­вел дело книжного исправления путем обмана и подлогов. Он созвал в Москве в 1654 г. собор, на котором хотя и было решено исправить наши богослужебные книги, но лишь по древним русским и древним греческим рукописям. На са­мом же деле никоновские справщики принялись исправ­лять русские богослужебные книги по новым греческим книгам, напечатанным в иезуитских типографиях Венеции и Парижа. Книги эти были заподозрены даже самими гре­ками, как искаженные и погрешительные.

К тому времени с востока были привезены Арсением Су­хановым (строителем Троицкого Богоявленского монастыря в Москве) около 500 книг. Но по ним не велось книжное исправление. Большинство этих книг было светского содер­жания: сочинения языческих писателей, греческих филосо­фов, разные басни, сказки и т. п. Все эти книги сохранились до нашего времени⁸.

Объявив, что в наших московских книгах заключается много погрешностей, растлевающих даже веру, Никон, од­нако, не мог найти в них ни одной погрешности, ни одной даже опечатки или описки. Где было напечатано в старых книгах «церковь», в новых исправлено «храм», а где было «храм», новые справщики напечатали «церковь»; вместо «отроцы» напечатали «дети», а вместо «дети» — «отроцы»; вместо «креста» исправлено «древо» и т. п. Защитники ста­рых книг, недоумевая, спрашивали: «Чем же сие лучше оного?»

Не ошибки, не описи или другие какие-либо неисправно­сти старых книг «исправляли» никоновские книжные справщики, а выбрасывали из них вековые чины, обычаи и предания древней вселенской Церкви, некоторые из них догматического содержания. В старых книгах положено го­ворить аллилуию дважды, а в третий раз — «слава Тебе, Боже». Никоновские справщики прибавили одну лишнюю аллилуию. Но сугубую (двойную) аллилуию Русская Цер­ковь приняла с древних времен, в глубокой древности дважды «аллилуия» говорила сама греческая церковь. Это была не опечатка в книгах, тем более не погрешность, а ус­тановление древней святой Церкви. Трегубая же (тройная) аллилуия с прибавлением «слава Тебе, Боже» (в сущности, уже четверная) была осуждена древней Русской Церковью и самими греками, например, преподобным Максимом Гре­ком и сонмом русских святителей на Стоглавом Соборе, как латинский обычай, имеющий в основе своей догматическую погрешность латинской церкви об исхождении Духа Свято­го и от Сына.

По старым книгам установлено божественную литургию совершать на семи просфорах; никоновские справщики две просфоры выбросили. Между тем, семипросфорие существо­вало в самой греческой церкви еще до крещения Руси и от­туда перешло к нам⁹. Никон отменил, таким образом, древ­нее церковное установление.

В старых книгах всегда писалось и выговаривалось имя Христа Спасителя Исус. Никоновские справщики всюду пе­ределали это имя по-новогречески — Иисус. Но русские не, греки, а славяне, они должны говорить и писать Исус¹⁰. Сербы, черногорцы до сих пор печатают в богослужебных книгах Исус¹¹.

По старопечатным книгам установлено: во время креще­ния, венчания, освящения храма — делать обхождение по солнцу, в знак того, что мы идем за Солнцем — Христом, как стали разуметь этот символ даже архипастыри господ­ствующей церкви. Никоновские справщики всюду ввели хождение против солнца — против Христа.

Восьмой член Символа веры по старому тексту читается: «И в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящаго». В никоновских книгах слово «Истиннаго» выброшено как лишнее и посему погрешительное. Между тем, греческое слово в этом месте [греческого текста]¹² — то кирион — оз­начает: Господственный и Истинный (то есть. Господа Истиннаго). И по самому смыслу Символа веры требуется в нем исповедовать Духа Святого Истинным, как исповедуем в том же Символе Бога Отца и Бога Сына Истинными (во 2-ом чле­не: «Света от Света, Бога Истинна от Бога Истинна»)¹³.

Все эти и многочисленные другие примеры исправлений показывают, что Никон и его справщики исправляли в старых книгах совсем не опечатки и не погрешности, а ве­ковые обычаи и установления древней Церкви, даже дог­матические. Ничего безграмотного или невежественного не могли они отыскать в наших старопечатных книгах. Но сами натворили в новых книгах немало погрешностей и ересей.

 

Погрешности новых книг

Погрешностей этих чрезвычайно много — насчитываются они сотнями. Мы укажем лишь некоторые.

В Чине крещения по старым книгам священник читает: «Запрещает ти, диаволе, Господь наш Исус Христос, Пришедыи в мир и вселивыися в человецех». Здесь ясно и вполне грамматично выражено, что диявола запрещает Гос­подь, который пришел в мир и вселился в людях; как Сам Он говорит: «Се Аз с вами есмь до скончания века» (Матф., 28: 20). Как же «исправили» это место никоновские справщики? Они переделали так: «Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедыи в мир и вселивыися в человецех». Ис­казили сам смысл текста: оказывается, не Христос пришел в мир и вселился в человецех, а диавол.

По старым книгам, в том же чине крещения священ­ник просит Господа: «Молимся Тебе, Господи, ниже да снидет с крещающимся дух лукавый». По никоновским книгам это место читается так: «Ниже да снидет с кре­щающимся, молимся тебе, дух лукавый». Никоновские справщики переделали так, что священник молится как будто бы диаволу¹⁴.

В старых книгах при совершении таинства крещения священник просит Бога: «Вообрази Христа Твоего в хотя­щем породитися святым крещением от моего недостоин­ства». Крещаемый рождается в новую жизнь именно кре­щением, поэтому оно и именуется «банею паки бытия», хотя бы оно совершалось и недостойным священником. В никоновских книгах это место «исправлено» так: «... поро­дитися моим окаянством». Выходит иной смысл: крещаемый рождается не святым крещением, а окаянством свя­щенника.

В чине освящения воды на Богоявление никоновские справщики вставили (в ектении) странное прошение: «... о, еже быти воде сей, скачущей в жизнь вечную». Вместо того, чтобы просить Господа, чтобы вода своим благодат­ным освящением нас приводила в жизнь вечную, по новым книгам просят Бога, чтобы сама вода скакала в жизнь веч­ную. Зачем она там? Да и самое слово «скачущей» не со­всем прилично в Богослужебной книге, а применение его к воде — курьезно.

Таких бессмысленных «исправлений» никоновские справщики наделали очень много. «Все книги испроказили,» — жаловались на них тогдашние благочестивые люди.

В молитве, читаемой Великим постом: «Господи и Владыко животу моему», — по старым книгам мы молимся: «... дух уныния, небрежения, сребролюбия, празднословия отжени от мене». «Отжени», то есть отгони, удали, отбрось его от меня. Мы смиренно каемся Богу, что имеем все эти грехи: и уныние, и празднословие, и сребролюбие, и беспеч­ность — и просим Господа избавить нас от них, отогнать от нас самого духа этих пороков¹⁵. Но в новых книгах эта мо­литва имеет совсем иной смысл. Здесь она изложена так: «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь мне». Тут уж молящийся не кается в своих гре­хах, он не просит очистить его от них — прошения этого совсем нет: он просит Бога только не давать ему духа всех этих пороков, точно Бог навязывает им этого лукавого ис­кусителя¹⁶ . Это совсем не покаянная молитва.

Никоновские справщики не оставили без переделки даже Херувимскую песнь в божественной литургии: вместо «трисвятую песнь приносяще» поставили «припевающе». Вся литургия есть именно приношение: священник в своих молитвах много раз повторяет, что трисвятая песнь прино­сится, а не припевается или кому-то подпевается. «Прино­сим Ти словесную сию службу», — читает священник в ли­тургийных молитвах. Диакон возглашает: «Во смирении приносити». Народ отвечает, что он именно приносит и пе­ние. Заменив литургийное слово приносяще, отвечающее глубокому и таинственному смыслу литургии, новым сло­вом припевающе никоновские справщики совершили про­сто кощунство, превратив самую сердцевину литургии — Херувимскую песнь — в какое-то припевание или подпевание, в какой-то привесок к чему-то.

Изменили еще одно место в Херувимской песне никонов­ские справщики, напечатали: «... ангельски невидимо дориносима чинми», а в толковании разъясняют: «копиеносные чинми и копие провождаема». Тогда же такое исправление вызвало большое недоразумение: «Исус Христос, Сын Бо­жий, — говорили противники никоновских исправле­ний, — от ангельских чинов приемлет дароприношение, а не копие и с копиями провождение». Такое сомнение новая соборная книга «Жезл» разъясняет: «Не мысли копии ве­щественных орудийных, но умныя, сиречь силу беззаконий разделительную» (л. 117, изд. 2). Но такое разъяснение было темнее самого невразумительного текста, который оно пытается растолковать. Тогда как старый текст Херувимс­кой был ясен и понятен для всех верующих: дароносима — сами чины ангельские несут Дары Божественные — Самого Христа. Эту ясность никоновские справщики заменили ка­кими-то копьями, какой-то «разделительной силой беззако­ний»¹⁷. И непонятно, и бестолково.

И самый конец Херувимской песни изменили никоновс­кие справщики по-новому; по-старому поется: «отвержем печаль». Они напечатали: «отложим попечение». Твердое, решительное, категорическое «отвержем» заменили мягоньким и слабеньким — «отложим»: для Христа можно кое-что отложить на время, на этот только момент. Зачем так решительно для Христа делать — отвергать все заботы: дос­таточно лишь на время их отложить. Это только Сам Хрис­тос требует: кто хочет за Мной идти, да отвержется себя и возьмет крест свой. А мы не можем этого сделать, поэтому новые книжники и в саму Херувимскую песнь внесли свою слабость. В ней выражена та религиозная теплохладность, которая тогда уже прочно закладывалась в московских вер­хах и которая потом превратилась в откровенное кощунство и в прямое неверие и безбожие.

Никоновские справщики наделали так много погрешнос­тей в новых книгах и таких бестолковых и нелепых, что это дало основание утверждать, что Никон приказал глав­ному справщику Арсению Греку: «Правь, Арсений, как по­пало, лишь бы не по-старому».

В течение последующих столетий, вплоть до нашего вре­мени, никоновские книги неоднократно исправлялись и пе­ределывались. Но от этого они не стали исправнее. Старые погрешности в них закреплены и новые прибавлены. Вот еще несколько примеров погрешностей в новых книгах.

В кондаке на Успение Пресвятыя Богородицы по-старому читалось: «... гроб и смерть не удержаста» Богородицу, а по-новому переправлено: «... гроб и умерщвление». Это уже другой смысл: умерщвление — не просто смерть, а насиль­ственная смерть: удавление, убийство, расстрел. Кто-то по новому тексту «умертвил» Матерь Божию.

В догматике 4-го гласа «Подаждь утешение» по старым книгам поется: «... волкохищное овча обрете» (Исус Хрис­тос). Это отвечает действительности: именно волки похи­щают овец. В новых книгах поется: «... горохищное обрете овча». Вина похищения овец сваливается на горы, что, ко­нечно, нелепо. А если принять во внимание, что в этом догматике под «волком» разумеется сам диавол, который так и в Священном Писании именуется, то станет весьма подозрительным, почему это новым справщикам понадоби­лось этого «волка» выгородить, а вину его свалить на без­душные горы¹⁸.

В четвертом ирмосе 4-го гласа «Седяи во славе» по-старо­му поется: «Прииде Исус Пребожественныи от Пречистыя Девы». В новых книгах вместо «Девы» поставлено: «Не­тленною дланию». Трудно понять, зачем понадобилось та­кое «исправление»: ничего ни поэтического, ни осмыслен­ного нет в такой замене «Девы» — «дланию».

Приветствие Матери Божией: «Богородице Дево, радуй­ся, Обрадованная Марие», — по старым книгам заканчива­ется так: «... яко родила еси Христа Спаса, Избавителя ду­шам нашим». Правильно и понятно. А по новоисправленно­му читается: «яко Спаса родила еси душ наших» — «роди­ла [...] душ наших». И бестолково, и туманно¹⁹.

Никоновские справщики не оставили ни одной богослу­жебной книги неиспорченной. Все Чины церковные они то посократили, то поисказили, то повыбросили из них важ­нейшие призывания и молитвы. Чин, например, исповеди сократили — из 40 листов на 4 листа. В Чине миропомаза­ния по старому Потребнику при помазании миром священ­ник после провозглашения слов: «Печать дара Святаго Духа, аминь», — возглашает еще, например, при помаза­нии лица: «Да откровенным лицем славу Господню зрит». При помазании очей: «Да узрит очима свет Святые Троицы — первыя доброты образ» и т. д. Такие возглашения из­ложены и в тайноводственных словах св. Кирилла Иеруса­лимского, жившего в четвертом столетии. Никоновские справщики все эти возглашения выбросили из Потребника. Из Чина маслопомазания (при соборовании) выброшены даже припевы: «Услыши ны. Господи, услыши ны, Владыко, услыши ны, Святыи», — составляющие общую молитву к Богу всех молящихся о больном и имеющие особую ду­ховную красоту Чина маслопомазания. Весьма справедливо роптали на никоновских справщиков тогдашние благочес­тивые пастыри: «Что кошки по кринкам, блудят нынешние переправщики по книгам и, яко мыши, огрызуют Боже­ственная Писания»²⁰.

Укажем хотя один пример «исправления» никониана­ми даже самого Евангелия. Еще преподобный Максим Грек и преподобный Дионисий, архимандрит Троице-Сергиевской Лавры, указывали в свое время, что в некото­рых рукописях неправильно читается следующий текст пятой главы Евангелия Иоанна: «И власть даст Ему (Отец Небесный Сыну) и суд творити, яко Сын Человечь есть». В такой расстановке знаков препинания читал этот текст Павел Самосатский, еретик третьего века, о чем свидетельствуют св. Иоанн Златоустый и блаженный Феофилакт Болгарский. Никоновские справщики так имен­но и напечатали это место, как читал его названный ере­тик. По указанию же преподобного Максима Грека в гре­ческом подлиннике Евангелия после слов «суд творити» стоит точка. Следующие слова: «Яко Сын Человечь есть, не дивитеся сему», — начинаются как самостоятельное предложение. Так этот текст и читается в патриарших, дониконовских, книгах.

В краткой Истории нет возможности перечислять все погрешности никоновских книг. Мы можем заключить наш обзор никоновских исправлений словами наших пред­ков, изобличавших эти книги: «Ни бо нам удобно (аще и восхотели быхом) всяко возновствование, пременение, от­ложение и преложение стихов, тропарей и речей возъявствовати исчислением, яже имеют новопечатныя перед старопечатными книгами: сие бо толико умножено, яко отчего был, во оно исправления время, о той печатников исправе в народе таковая поговорка: како ни буди, токмо бо не по старому»²¹.

Все вышеприведенные примеры «исправлений», как и многие другие подобного же качества, доказывают, что это было, собственно, не исправление, а какое-то бесстыдное и наглое озорство, издевательство и кощунство над святыми книгами и над вековыми верованиями и благочестием рус­ского народа. Вполне естественно и вполне законно, что весь русский народ, то есть вся святая Церковь и все ее бла­гочестивое духовенство запротестовали против такого книжного «исправления» и объявили его еретическим.

 

Проклятия на древние церковные предания

Никон начал свои реформы прежде всего не с книжного ис­правления, а с отмены двоеперстного сложения для крестно­го знамения. Вся Русская Церковь творила тогда крестное знамение двоеперстием: три пальца (большой и два после­дних) складывали христиане во имя Святой Троицы, а два (указательный и великосредний) имели простертыми во имя двух естеств Христовых — божеского и человеческого. Так складывать персты и такое исповедание выражать ими учила и древняя греческая Церковь. Двоеперстие идет с апос­тольских времен. Святые отцы церковные свидетельствуют, что и Сам Христос благословлял именно таким перстосложением²². Никон же сделал распоряжение еще в 1653 г. Распо­ряжение Никона было беззаконным и преступным. В то же время он приказал знаменаться триперстием: складывать первые три перста во имя Святой Троицы, а два последние иметь «праздными», то есть ими ничего не изображать. Триперстие было новшеством. Оно незадолго до Никона появи­лось у греков, они же привезли его и в Россию. Ни один свя­той отец и ни один древний собор не свидетельствуют о триперстии. Русские люди поэтому и не хотели его принимать. Кроме того, в нем, по толкованию Никона, не изображаются два Христовых естества — божеское и человеческое. Да и со­мнительно было изображать на себе крест тремя перстами во имя Св. Троицы, не исповедуя в них человеческого естества Христа, которое, собственно, и было распято на кресте. Вы­ходило, как будто Святая Троица была распята на кресте, а не человечество Христово. Но Никон ни с чем и ни с кем не считался. Он шел напролом.

Воспользовавшись прибытием в Москву антиохийского патриарха Макария и других иерархов с Востока, Никон предложил им высказаться о перстосложении, предвари­тельно, конечно, сговорившись с ними. Они написали сле­дующее: «Предание прияхом сначала веры, от святых апос­тол и святых отец, и святых седми соборов творити знаме­ние честнаго креста треми первыми персты десныя руки. И кто от христиан православных не творит крест тако, по преданию восточныя церкви, еже держа сначала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменов. И сего ради имамы его отлучена от Отца и Сына и Святаго Духа, и проклята». Подобное осуждение было сначала торжествен­но провозглашено в московском Успенском соборе в присут­ствии множества народа; затем изложено было письменно и напечатано Никоном в изданной им книге «Скрижаль», соборне утвержденной²³.

Как громом поразили русский народ эти безрассудные и душеубийственные проклятия и отлучения. Для всех было ясно, что Никон и восточные иерархи прокляли всю Рус­скую Церковь, всех ее святителей и чудотворцев, знамено­вавшихся двумя перстами. По суду Никона и приезжих греков, вся Российская страна — еретическая, армянская, проклятая, ибо она вся, начиная с архиереев и знатных лиц и кончая простым нищим, крестилась двоеперстием. Рус­ский благочестивый народ или, точнее сказать, вся Русская Церковь не могла согласиться с таким крайне беззаконным осуждением, провозглашенным Никоном и его единомыш­ленниками — греческими владыками, тем более, что они говорили явную неправду, будто бы и апостолы, и св. отцы установили триперстие²⁴.

Но Никон не остановился на этом одном проклятии, он в изданной им «Скрижали» добавил новые осуждения на двоеперстное крестное знамение. Здесь он осуждает двоеперстие, как содержащее в себе будто бы ереси и нечестия древних еретиков, осужденных Вселенскими Соборами: ариан, македониан и несториан.

В «Скрижали» преданы проклятию и анафеме православ­ные христиане и за то, что они читают и, значит, исповеду­ют в Символе Веры Духа Святого истинным. В сущности, Никон и его помощники проклинали и анафемствовали всю Русскую Церковь не за ереси или погрешности, а за совер­шенно православное исповедание веры и за древние церков­ные предания. Прокляли они и самые эти предания и испо­ведание²⁵. Эти деяния Никона и его единомышленников сделали их в глазах всего русского благочестивого народа еретиками и отступниками от святой соборной и апостольс­кой Церкви. Таковыми они и на самом деле стали.

 

Противники и обличители Никона

Первое же распоряжение Никона об отмене двоеперстия и введении триперстия встретило сильное сопротивление и обличение со стороны московского духовенства. В Москве в это время выдавались своей пастырской деятельностью про­топопы Иоанн Неронов, служивший в Казанском соборе, что на Красной площади, Аввакум из Юрьевца Поволжско­го, Даниил из Костромы, Логин из Мурома и другие. Во главе них стоял епископ Павел Коломенский. Все эти пас­тыри отличались необычайной ревностью о благе Церкви. Своими горячими проповедями, святыми подвигами и доб­рыми примерами старались они всюду, в церковной и на­родной жизни, нести свет, правду и благочестие. Еще при патриархе Иосифе, предшественнике Никона, они проявили много забот о том, чтобы службы Божий в церквах справ­лялись чинно, истово и благолепно, чтобы духовенство не­уклонно выполняло свой пастырский долг, чтобы народ жил трезво, честно и богоугодно. Пастыри эти пользовались огромным уважением в народе, который признавал их свя­тыми мужами, благоговел перед ними. Питал к ним уваже­ние и царь Алексей Михайлович. Протопопы Иоанн Неро­нов и Аввакум обладали большим даром слова: они умели говорить ясно, горячо и вдохновенно. Проповеди Неронова в Казанском соборе приезжал нарочито слушать сам царь со своей семьей. Знаменитые пастыри-проповедники отлича­лись еще тем, что не стеснялись говорить правду в глаза сильным и знатным людям, обличая их пороки и преступ­ления. Они были пастырями бескорыстными, прямодушны­ми, честными. Нисколько не заботились о своих личных выгодах, служили Церкви и Богу со всей преданностью и с искренней, пламенной любовью, всегда были готовы пойти на страдания и мучения за дело Христово, за правду Божию. Некоторые из них уже испытали на себе тяжкие страдания от злых и властных людей, которых они облича­ли в злодеяниях и преступлениях. Таким пастырям не страшен был и Никон с его огромной властью и свирепым характером. Они смело выступили с обличениями против него и его действий.

Получив вышеупоминаемое первое распоряжение Нико­на о триперстии, они немедленно собрались обсудить его и прежде всего обратились с молитвой к Богу. Иоанн Неро­нов удалился на целую неделю в Чудов монастырь, в мос­ковском Кремле, и здесь со слезами молил Господа от­крыть ему, что ожидает Церковь Божию. Во время молит­вы он действительно услышал голос от святого образа: «Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати». Об этом о. Иоанн возвестил всей братии своей²⁶. Они после сего еще больше воодушевились. Поименованные па­стыри составили обстоятельное обличение на распоряже­ние Никона. Многочисленными ссылками на древних свя­тых отцов, на постановления освященных соборов, на ста­рые книги они доказали, что вся древняя святая Церковь знаменовалась двумя перстами и что двоеперстным сложе­нием изображается вполне православное исповедание веры о Святой Троице и о двух Христовых естествах — божес­ком и человеческом. Бессмысленно и преступно отменять это святое предание.

Наиболее авторитетным и непреложным для всей Церкви было постановление знаменитого Стоглавого Собора²⁷, со­стоявшегося за сто лет до Никона, именно в 1551 г. в Моск­ве под председательством Московского и всея Руси митро­полита Макария, святителя умного, просвещенного и досторевностнейшего, по отзыву академика-историка Е. Е. Голубинского, знаменитейшего из знаменитых архипастырей. В соборе участвовали и великие святители Гурий и Варсонофий — казанские чудотворцы, а также достославный святи­тель Филипп — московский чудотворец и другие славные архипастыри и пастыри всей Русской Церкви. Собор поста­новил: «Аще кто не знаменуется и не благословляет двумя персты, яко Исус Христос, да будет проклят» (31 глава Со­бора). Для Собора, как и для всей Церкви, не было никако­го сомнения, что это — благословение Христово. Собор вы­нес, собственно, готовое постановление, которое находилось в греческих Кормчих древней Восточной Церкви²⁸ и в Чине принятия еретиков яковитов, который был переведен и на церковнославянский язык и вошел потом в Потребник Фи­ларета, Московского патриарха, утвержденный Московским собором 1620 г. Стоглавый Собор сослался еще на древних святителей восточных — блаженного Феодорита епископа Кирского (VI в.), святителя Мелетия, патриарха Антиохийского (III-IV в.). Таким образом, Никон своей самовольной и дерзкой отменой двоеперстного крестного знамения и бла­гословения подпал под проклятия не только всей Русской древней Церкви, но и всей Восточной древней церкви и Са­мого Христа.

Написанное пастырями-ревнителями сочинение было представлено ими самому царю, а царь предал его Никону. Но гордый патриарх не внял справедливому обличению со стороны ревностных и благочестивых подвижников веры²⁹. Он и после продолжал еще долго верить льстивым, лице­мерным и преступным грекам.

 

Страдальцы и мученики за святую Веру

Услышанный от святого образа протопопом Иоанном Нероновым голос оказался действительно пророческим. Он пред­сказал пастырям наступление времени их страданий и му­чений. Время это очень скоро наступило. По приказанию Никона первым был схвачен протопоп Логин Муромский. Он был отдан на мучения «жестокому приставу». Другой протопоп, сам Иоанн Неронов, заключен был по распоряже­нию Никона сначала в Спасский монастырь в Москве, затем переведен в Симонов, отсюда перевезли его на Цареборисовский двор. Во время переезда нарочно гнали лошадей вскачь, чтобы тряской в телеге замучить престарелого про­топопа. На Борисовском дворе били его немилостиво, при­ковали на цепь за шею, как собаку, и, наконец, сослали его скованным на далекий север, на Кубенское озеро (Вологодс­кий уезд). По дороге в ссылку о. Иоанн призывал всех пра­вославных христиан стать смело на защиту святой Церкви, которую Никон так позорит и проклинает. Из ссылки страждущий протопоп писал в обличение Никона и окру­жающих его лиц замечательные письма. Неронов умолял царя созвать собор из епископов и священников, а также и из мирян и на нем рассмотреть беспристрастно и полно дея­ния Никона. В ответ на письма и мольбы о. Иоанна, Никон сделал распоряжение сослать этого непоколебимого старца еще дальше на север — в Кандалакшский монастырь и дер­жать его там скованным цепями, и не давать ему ни чер­нил, ни бумаги, чтобы он не имел возможности ничего пи­сать из своего тяжкого заточения.

Тяжелая участь постигла и протопопа Даниила Костром­ского. Никон схватил его в Москве за Тверскими воротами, остриг ему голову, содрал с него однорядку и отдал его на истязание в хлебню Чудова монастыря. Отсюда он был со­слан в Астрахань и был здесь замучен до смерти в земляной тюрьме. Тогда же схвачен был и другой Даниил, протопоп Темниковский, и «посажен в монастырь у Спаса на Новом». В Москве же был заключен в темницу и священник Миха­ил и «погублен безвестно».

Но больше всех пострадал протопоп Аввакум. В Москве он проживал в доме Неронова. По приказу Никона сюда ворвались стрельцы и арестовали его. Закованным в цепь отправили Аввакума в Андроньев монастырь. Здесь посади­ли его в мрачную темницу, мучили голодом и издевались над ним: волочили за цепь, драли за волосы, били под бока, плевали в глаза. «Бог их простит, — отзывался Аввакум о своих истязателях добродушно, — не их то дело, а сатаны лукавого». Из Москвы протопоп Аввакум был сослан в Си­бирь: сначала в Тобольск, потом в Енисейск и в Даурию. Десять лет пространствовал великий страдалец на этом да­леком пути, преисполненном всяких лишений, тяжких невзгод и невероятных страданий. Этот долгий путь был воис­тину мученическим подвигом. Все претерпел непоколеби­мый пастырь: голод и холод, кнут и встряски, мучения и всякие другие пытки. «Ох, времени тому», — с горьким вздохом вспоминал Аввакум эту мучительную ссылку³⁰.

Перечисленные пастыри были высланы из Москвы, а не­которые из них и замучены в первый же год деятельности Никона — в 1653 г. В следующем году такая же участь по­стигла епископа Павла Коломенского. В этом году происхо­дил в Москве собор под председательством Никона по вопро­су о книжном исправлении. Епископ Павел, человек прямого и открытого характера, заявил Никону на соборе: «Мы новой веры не примем». Никон, будучи богатырского телос­ложения и огромного роста, собственноручно избил епископа Павла тут же, на соборе, сорвал с него мантию и немедленно отправил его в ссылку, тоже на далекий север — в Палеостровский монастырь (Олонецкой губернии). Здесь страдалец епископ подвергнут был по приказанию Никона жестоким мучениям и предан сожжению в срубе, «яко хлеб Богови испечеся,» — по выражению из его жития³¹.

Страшная весть о таком небывалом еще в России огненном событии облетела все российские пределы. Всюду заговорил народ с ужасом, что на патриаршем престоле в Москве сидит патриарх-мучитель, святитель-убийца. Никон начал свои ре­формы не с благословения Божия, а с проклятий и анафем, не с молитвы церковной, а с кровопролитий и убийств. Все трепетали перед Никоном, и никто из епископов не посмел уже выступить перед ним с мужественным словом обличе­ния. Никон всех их запугал. Робко и молчаливо соглаша­лись они с его требованиями и распоряжениями.

 

Бегство Никона из Москвы и суд над ним

Патриарх Никон недолго пробыл на патриаршем престо­ле — всего лишь шесть лет. Своим властолюбием и непо­мерной гордостью он всем опротивел. Произошел у него разрыв и с царем. Никон вторгался и в дела государства, возмечтал встать выше царя и подчинить его своей воле. О царской власти он отзывался с пренебрежением и с укориз­нами. Однажды Никон выразился: «Мне и царская помощь не надобна, я на нее плюю и сморкаю». Царю было доложе­но об этом отзыве Никона. Алексей Михайлович стал тяго­титься Никоном, охладел к нему и лишил его прежнего внимания и дружбы. Тогда Никон задумал воздействовать на царя угрозами. Это ему удавалось прежде. Он решил публично отречься от патриаршества, рассчитывая, что царь будет тронут этим отречением, начнет его упрашивать не покидать престола, и Никон в это время потребует, что­бы царь слушался его во всем и только при таком условии он, патриарх, останется на престоле. Но Никон горько ошибся в своих расчетах.

За торжественной литургией в Успенском соборе 10 июля 1658 г. он заявил с амвона, обращаясь к духовенству и на­роду: «От лени я окоростовел, и вы окоростовели от меня. От сего времени не буду вам патриарх; если же помыслю быть патриархом, то буду анафема». Тут же, на амвоне, Никон снял с себя архиерейское облачение, надел черную мантию и монашеский клобук, взял простую клюку и вы­шел из собора. Прошел он Красную площадь, вышел на Ильинку и здесь остановился на подворье Воскресенского монастыря, который принадлежал лично Никону. Царь, уз­нав об уходе патриарха с престола, не стал удерживать его. Никон отправился в Воскресенский монастырь, прозванный им Новым Иерусалимом (в 60 верстах от Москвы), и здесь устроился на житье. Но примириться со своим новым поло­жением в качестве только монастырского обитателя он не мог. Неспокойный и властолюбивый, Никон пытался снова вернуться на патриарший престол. Однажды ночью он вне­запно прибыл в Москву, прямо в Успенский собор во время богослужения и послал к царю уведомить о своем приезде. Но царь к нему не вышел, и никто из царедворцев и бояр, присутствовавших здесь, ни из духовенства, ни из народа не стал упрашивать Никона вернуться на патриарший пре­стол, чего ему так хотелось. Раздосадованный, он вернулся в свой монастырь.

Бегство Никона с престола внесло новое расстройство в церковную жизнь. Царь по этому случаю созвал собор в Москве в 1660 г. Собор решил избрать нового патриарха на место Никона. Но Никон разразился неприличной бранью на этот собор, обозвал его «жидовским и бесовским сонми­щем». В Воскресенском монастыре он продолжал держать себя властно и возмутительно: совершал рукоположения, осуждал и проклинал архиереев, предал проклятию и царя со всем его семейством³². Царь и архиереи не знали, что де­лать с Никоном. В это время прибыл в Москву с востока греческий митрополит Паисий Лигарид. Ему и суждено было стать во главе всех иерархических и церковных дел в России.

Лигарид был тайным иезуитом; воспитание получил в Риме. Восточные патриархи предали его проклятию за из­мену православию и низвергли его из сана. В Москву он прибыл с подложными грамотами и сумел обмануть царя и снискать его доверие к себе. Этому ловкому и изворотливо­му проходимцу и было поручено царем все дело Никона. Ознакомившись с ним, Паисий заявил, что Никон «должен быть проклят как еретик» и что для этого нужно созвать в Москве большой собор с участием восточных патриархов. Никон прекрасно знал, кто такой был Паисий Лигарид, и беспощадно разоблачал его в своих писаниях, обзывая его вором, собакой, нехристем, самоставленником, мужиком-самозванцем. С востока получены были достоверные сведе­ния и справки, что обманщик этот действительно есть еретик-латинщик, что он состоит на тайной службе у римского папы и что восточные патриархи давно его низвергли из сана и предали проклятию. Но так как царю не на кого было опереться в его борьбе с Никоном, то этот разоблачен­ный самозванец и после сего остался во главе всех церков­ных дел и правителем всей церковной иерархии³³.

Для суда над Никоном и для рассмотрения и других цер­ковных дел царь Алексей созвал в Москве новый собор в 1666 г., он продолжался и в следующем, 1667 г. На собор прибыли и восточные патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, уже знакомый нам по его про­клятиям на двуперстие и двуперстников. Приглашение этих патриархов было неудачным: они сами были низложе­ны со своих престолов собором восточных же патриархов и посему не имели никакого права решать церковные дела не только в России, чужой для них церковной области, но и в собственных патриархиях. Но они ехали в Россию для наживы, чтобы получить с царя московского богатую милос­тыню, а церковные дела России их мало тревожили. Паи­сий Лигарид сумел задарить их, они поэтому обелили его перед Алексеем Михайловичем, и Паисий, в свою очередь, представил их законными и полноправными святителями Востока. По справедливости, нужно было бы выпроводить из России всех этих восточных проходимцев-обманщиков, готовых на всякое бесчестное дело. Но царь без них был со­вершенно беспомощен. Он поэтому вынужден был опирать­ся на них, хотя и знал, что все они незаконные иерархи и нагло его обманывают.

Начался суд над Никоном. Собор признал Никона винов­ным в самовольном бегстве со своей патриаршей кафедры и во многих других преступлениях. Патриархи обзывали его на соборе лжецом, обманщиком, мучителем, убийцей; срав­нивали его с сатаной, утверждали даже, что он хуже сата­ны. Признали его еретиком и за то, что он приказал не ис­поведовать воров и разбойников даже перед смертью³⁴. Ни­кон не оставался в долгу перед патриархами и, со своей стороны, громил их сильно и резко. Он знал, что они лишены своих кафедр и поэтому не имеют никакого права судить его: он, не стесняясь, обзывал их на соборе самозванцами, бродягами, турецкими невольниками, продажными людьми и просто издевался над ними.

Однако они всем собором лишили его всякого священно­го звания и сделали его простым монахом³⁵.

Никон сослан был в Ферапонтов монастырь (Новгородс­кой губернии). Но ссылка эта была для него богатой и рос­кошной жизнью, ибо Новгородские, Белоозерские монасты­ри обязаны были доставлять ему ежегодно столько всякой провизии и разных напитков, что их в довольстве хватило бы на большое количество свободно и пресыщено живущих помещиков³⁸. Никон не признал, конечно, законным состоявшийся над ним собор: «Я ставлю его ни во что», — заяв­лял он и продолжал титуловаться патриархом.

Он не признавал законным никого и из русских еписко­пов, утверждал даже, что в России вся Церковь преврати­лась в вертеп разбойников, а иерархическое правление — в бесовское сонмище. Стал проповедовать, что самое христи­анство уже прекратилось в мире и настало царство анти­христа, скоро наступит и конец миру³⁷.

Изменил Никон и своим нововведениям. Еще будучи на патриаршем престоле, он заявлял, что старые Служебники добры и по ним можно совершать службу Божию. Уйдя же с престола, он позабыл и думать о своих реформах, которые внесли такую страшную смуту в Церковь. Мало того. Он начал печатать в монастыре богослужебные книги согласно со старопечатным текстом: Символ веры со словом «Истиннаго», имя Христа «Исус», «Богородице Дево, радуйся Об­радованная», а не «благодатная», как было исправлено по-новому, аллилуйю сугубую и т. п. Этим возвращением к ста­рому тексту Никон произнес суд над собственной реформой: он признал ее «ненужной и бесполезной».

Никон скончался в 1681 г., не примиренным ни с царем, ни с архиереями, ни с Церковью.

 

Суд над русской Церковью 1666-1667

Низложив Никона, собор избрал на его место нового патри­арха — Иоасафа, бывшего до этого архимандритом Троице-Сергиевской лавры. Затем собор приступил к решению дел, вызванных книжным исправлением и проклятиями Никона и греческих иерархов, в том числе и заседавшего на соборе Антиохийского патриарха Макария, на древние церковные предания и обычаи.

Всеми делами на соборе заправлял Паисий Лигарид. От него нельзя было ожидать, что он станет на защиту старой веры. Нельзя было ожидать этого и от восточных патриар­хов, так как никоновская реформа была совершена греками и в духе новых греческих книг, чинов и обрядов. Кроме того, к этому времени сильно возросло в Москве влияние киевлян. Малороссия была присоединена к Московскому государству, и из нее понаехало в Москву много юго-запад­ных монахов, учителей, политиков и других дельцов. Все они были в сильной степени заражены латинством. Они приобрели большое значение при царском дворе. В прави­тельственных кругах и при царе упрочивалось влияние и западных веяний. С запада пошли всякие новинки, моды, роскошь, театральные представления. Религиозность, цер­ковность отодвигалась на задний план³⁸. А Паисий Лигарид вел в это время серьезные переговоры с Римом о соедине­нии Русской Церкви с латинской. Он склонял к этому и во­сточных патриархов. Русские же архиереи во всем были по­слушны царю. В такое-то время и состоялся собор по делу никоновской церковной реформы. Конечно, он осудил всех противников ее, одобрил новые книги богослужебные со всеми их погрешностями и безграмотностями, утвердив вве­денные Никоном новые чины и обряды, и закрепил их чу­довищными проклятиями и анафемами.

Собор проклял православных христиан за то, что они знаменуются двумя перстами. Самое двоеперстие объявил еретическим — не только за выражаемое им исповедание веры, но за естественное различие между собою перстов, за их природное неравенство.

Проклял православных христиан за то, что они в Симво­ле Веры называют Духа Святого «Истинным», признав, что одно это слово есть искажение Символа Веры и подлежит посему анафеме Вселенских Соборов.

Проклял за то, что они говорят за богослужением дваж­ды «аллилуия», а в третий — «слава Тебе, Боже». Самую аллилуию сугубую признал в утвержденной им книге «Жезл» еретической и богомерзкой.

Проклял всех тех, кто не будет знаменаться триперстием. Самое триперстие утвердил как великий и неизменный дог­мат на вечные времена.

Для священнослужителей, именно для их благословений, собор, кроме триперстия, ввел еще другое, новое перстосложение, прозванное херосложным, или именословным, так как им будто бы изображается имя Icyc Христос: указатель­ным перстом буква «I», великосредним — «с» большим и безымянным, положенными один на другой, — «X» и ми­зинцем — «с». Это узко-национальное перстосложение, ибо на других языках произносимое имя Спасителя (например, на еврейском — Ишуа, причем еврейскими же буквами, или на китайском и японском их же литерами) этими — да и никакими — пальцами не изобразишь. Собор, тем не ме­нее, провозгласил, что так благословлять славянскими ли­терами заповедал сам Христос и что таким национальным перстосложением Он благословил своих апостолов-евреев (см. книгу «Жезл»), тогда как всякому грамотному челове­ку известно, что тогда, при Христе, не существовало ни славянского языка, ни самих славян.

Проклял собор всех православных христиан за богослу­жение по старым, дониконовским, книгам.

В заключение собор изрек:

«Сие наше соборное повеление, и завещание, ко всем вышереченным чином, православным, предаем, и повелеваем, всем неизменно хранити и покарятися святой восточной церкве. Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященно­му собору, или начнет прекословити, и противлятися нам:

И мы такового противника, данною нам властию от всесвятаго, и животворящаго Духа, аще ли будет от освященного чина, извергаем, и обнажаем его всякаго священнодей­ствия, и проклятию предаем. Аще же от мирскаго чина, от­лучаем, и чужда сотворяем, от Отца, и Сына, и святаго Духа: и проклятию, и анафеме предаем, яко еретика, и непокорника: и от православнаго всесочленения, и стада: и от Церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием, И пребудет в упрямстве своем до скон­чания своего: да будет и по смерти отлучен, и часть его, и душа, со Иудою предателем, и с распеншими Христа жидовия: и со Арием, и с прочими проклятыми еретиками. Же­лезо, камение и древеса, да разрушатся, и да растлятся: а той, да будет не разрешен, и не растлен, И яко тимпан, во веки веков, аминь»³⁹.

Сие «соборное узаконение» было положено в Успенском соборе в Москве «в вечное утверждение и присное в воспо­минание».

Эти необычайные проклятия и анафемы возмутили даже Никона, привыкшего часто проклинать православных хрис­тиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ и признал их «безразсудными»⁴⁰. На самом же деле они были не только безрассудными и безумными, но и беззаконными и нечестивыми и прямо — еретическими. Собор 1666-1667 гг. объеретичил и проклял всю Русскую Церковь со всеми ее святителями, чудотворцами и огромным сонмом угодников Божиих, так как, начиная с крещения князя Вла­димира, она учит всему тому, что предал проклятию и объе­ретичил собор. С самого своего начала Русская Церковь учит знаменаться двоеперстным сложением, с того времени она и Духа Святого именует в Символе Веры «Истинным», провоз­глашает аллилуию дважды, а в третий раз — «слава Тебе, Боже», совершает богослужение по древним книгам и т. п. Проклял собор и древнюю восточную церковь, ибо она пере­дала России все те чины, обряды и обычаи, которые собор подверг такому неистовому осуждению⁴¹.

Чтобы заставить русский благочестивый народ при­нять новую веру и новые книги, собор благословил му­чить ослушников соборных определений тягчайшими казнями: заточать их в тюрьмы, ссылать, бить говяжьи­ми жилами, отрезать уши, носы, вырезывать языки, от­секать руки и т. п.⁴²

Все эти деяния и определения собора внесли большую смуту в Русскую Церковь и породили церковный раскол.

 

Антиканонический и еретический собор

Состав собора 1666-1667 гг. был очень пестрым и сброд­ным. Половина его состояла из чужестранцев, случайно попавших на собор, приехавших в Россию лишь пожи­виться ее богатыми милостынями. Каких только прохо­димцев и авантюристов не было здесь! Были тут греки, грузины, болгары, афониты, синаиты, амасиисты, хионис-ты, икониисты, хиисты, трапезонцы, хохлы. Почти все они не знали не только русского православия, не понима­ли и не знали русского духа, национальных русских чувств, не знали самой России, ее истории, ее страданий, но не знали даже русского языка. Что им Россия! На что им благочестие русского народа? Им нужны были богат­ства этой, по их понятиям, дикой, но хлебосольной стра­ны. Они готовы были все проклясть, все признать еретичеством — не только русские книги и пальцы, не только просфоры и печати на них с восьмиконечным крестом Христовым, но и русские бороды, и русскую одежду. Да по своему невежеству, по своему незнанию русского языка они, собственно, и не понимали, что, кого, за что они кля­нут и анафемствуют, что и против чего они подписывают. Им нужны были лишь жирная кормежка и щедрое подая­ние. А на все остальное им наплевать.

Всеми делами собора ведал Паисий Лигарид, митрополит Газский, хитрый иезуит, явный отступник от восточного православия, проклятый и низвергнутый от всякого свя­щеннодействия самими восточными патриархами за это от­ступничество, бесчестнейший проходимец, обманщик, вор, плут, проныра, каких мало, и в довершение всего — гнус­нейший педераст-содомит. Трудно подыскать в истории бо­лее преступного и более мерзкого авантюриста⁴³. И этот отъявленный преступник, изобличенный еретик и самозва­ный архиерей — вдохновитель собора, его верховный руководитель, его глава и глаза, его сердце и душа.

Заседавшие на соборе патриархи — Паисий Александ­рийский и Макарий Антиохийский — были немногим луч­ше своего восточного собрата и компаньона Лигарида. И они прибыли в Москву с подложными грамотами, и они были лишены своих кафедр, были канонически осужденны­ми иерархами, лишенными права даже в своих областях творить что-либо иерархическое, были обманщиками и авантюристами. Совершенно справедливо и вполне основа­тельно Никон обзывал их на самом соборе публично, в при­сутствии самого государя, самозванцами, бродягами, обман­щиками. Уже по этим только одним руководителям и упра­вителям собора, он был явно беззаконным, бродяжным, са­мозваным.

Все соборные деяния, все протоколы и другие соборные акты составлял иеромонах Симеон Полоцкий, тоже чужак, хохол, «латинский коханец». Участвовавший на соборе Чудовский архимандрит Иоаким, впоследствии Московский патриарх, признавал Полоцкого беспримесным еретиком и осуждал его даже печатно как опасного и упорного латини­ста. Симеон, кроме того, был и безнравственным челове­ком: в своих сочинениях разводил и рекомендовал такую похотливую любовь, о которой стыдно не только говорить, но лишь упоминать в приличной среде.

И вот эти бесчестные, безверные, безнравственные прохо­димцы-воротилы громили древлеправославную Русскую Церковь, проклинали ее вековое благочестие, еретичили ее церковные обычаи, порядки, чины, богослужебные книги и исконные предания, полученные древней Россией с апос­тольских времен. Русские архиереи безмолвствовали на этом многоязычном соборе. Ошеломленные новым «татарс­ким» нашествием на святую Русь, запуганные бессудными никоновскими казнями и убийствами, они рабски и молча­ливо склонили свои покорные и притом малограмотные и тупые головы перед этими страшными погромщиками и их душеубийственньми злодеяниями⁴⁴.

Ни Христа, ни Духа Святого, ни благодати Божией, ни благословения свыше не было и не могло быть на этом бес­подобном сборище разнообразных дельцов и проходимцев, чужестранных бродяг — этих чудовищных проклинателей, потенциальных убийц, ловких мошенников, бессовестных обманщиков и явных еретиков. И, тем не менее, этот отвра­тительный сброд провозгласил себя «освященным собором» и кощунственно изрекал свои безумные проклятия на пра­вославных христиан «во имя великого Бога», богохульно выдавал свои дикие, безрассудные, беззаконные постановле­ния и определения за «благоволение» Самой Святой Трои­цы. Богохульнее всего, что весь этот безумный бред, страш­ный кошмар, убийственное дыхание самого дьявола было закреплено самой русской государственной властью во гла­ве с царем Алексеем как голос и веление святой соборной и апостольской Церкви. Эта ужасающая компания всяких неверов в течение последующих веков выдавалась за самую Церковь Христову, и малейшее ослушание этой, в сущнос­ти, христоубийственной церкви каралось смертной казнью, пытками, мучением. От этого вавилоно-московского стол­потворения, от этого смертоносного смешения разных язы­ков пошел вековой разгром святой Руси, более ужасный, чем был татарский погром. Тот порабощал телесно, а этот духовно; тот страну разгромил, а этот — веру, благочестие и самую душу русского народа: дохнул смертным дыханием на все последующие века. Отсюда, из этого нового Вавило­на, каковым стала Москва, начали воздвигаться по всей России «вавилонские пещи», в которых сжигались благоче­стивые русские люди десятками, сотнями и даже тысячами душ зараз. Вся страна осветилась огнем срубов и костров, а освятилась кровью и страданиями новых великих мучени­ков, страстотерпцев, исповедников, воистину угодников Божиих и страдальцев Христовых.

 

Двоеперстие или троеперстие

Какое перстосложение древнее, вернее и приемлемее — двоеперстное или троеперстное? Этот вопрос и для нашего вре­мени не потерял еще своего значения. Почти триста лет ве­дутся об этом споры между старообрядчеством и новообрядчеством, и хотя теперь бесспорно и научно доказано, что двоеперстие древнейшего происхождения (с апостольских времен), а троеперстие — новейший обряд, ни на чем не ос­нованный и, кроме того, догматически погрешительный⁴⁶, тем не менее, никониане не хотят его оставить и продолжа­ют держаться за него, как за величайшую святыню, как за непреложный догмат веры⁴⁶. До сих пор новообрядческая церковь продолжает утверждать в издаваемых ею Псалты­рях, Часословах, Часовниках (в предисловиях к ним), а также и в учебниках по Закону Божию, что двоеперстие — армянский и еретический обряд, а триперстие — апостольс­кое предание. Даже в такой богослужебной книге, как «Акафист святому Димитрию, митрополиту Ростовскому», церковь «православная» все еще провозглашает перед Са­мим Богом, что древлеправославные обряды, в том числе и главным образом двоеперстие, еретического содержания и происхождения и именно от никогда не существовавшего еретика Мартина Армянина⁴⁷. Если в наш «просвещенный» век, почти безверный, и для людей именно этого века — «культурных», «просвещенных», пропитанных всяким ли­берализмом, вопрос о перстосложении имеет, как видим, такое огромное вероисповедное значение, то можно предста­вить себе, как он волновал и смущал благочестивых людей XVII в., для которых всякий церковный обычай имел не­преложное значение. Вопрос о двоеперстии и троеперстии был в то время страшным и роковым, вопросом жизни и смерти. Примешь триперстие — будешь полноправным гражданином, «православным» христианином, а останешь­ся с двоеперстием — обречен на гибель: будешь проклят, постоянно гоним, подвергнут мучительным пыткам и сожжен в срубе или скончаешь жизнь на пытке, на плахе, на четвертовании, или всю жизнь будешь скрываться в лесах и в других непроходимых местах, на далеких окраинах Ро­дины и даже за пределами ее.

Почему же, однако, русские благочестивые пастыри того времени и их верная паства отказались от всех благ зем­ных, пошли на самые страшные мучения и пытки и на смерть, а от двуперстного знамения не отказались? На это они имели очень твердые и действительно непреложные ос­нования.

1. Христианство есть религия крестоношения и богочеловечества. «В центре христианской мистерии стоит Крест на Голгофе, крестная мука и крестная смерть Сына Божия, Спасителя мира. В Сыне, в Божественном Человеке, в Бого­человеке заключен весь род человеческий, все множество человеческое, всякий лик человеческий. Человечество есть часть Богочеловечества; христианство существенно антропологично и антропоцентрично, оно возносит человека на не­бывалую, небесную высоту. Второе Лицо Святой Троицы, Сын Божий, явлен как Лик Человеческий. Этим ставится человек в центре бытия, в нем полагается смысл и цель миротворения». Это христианское миросозерцание и исповеда­ние и выражается двоеперстным сложением. Еще св. Ки­рилл Иерусалимский (IV в.) в своих согласительных поуче­ниях» призывал: «Да не стыдимся исповедовать Распятого, с дерзновением да изображаем рукою⁴⁸ знамение креста на челе и на всем»⁴⁹. Именно распятого. Во главе исповедания христианского стоит Сын Человеческий, вознесший на крест наши грехи. Так же говорит и св. Петр Дамаскин (VIII в., по другим данным — XII в.): «Два перста и едина рука являют Распятого Господа нашего Исуса Христа в двух естествах и единой Ипостаси познаваемого» («Добротолюбие»)⁵⁰. В двоеперстии указательный палец изображает человеческое естество Христа, а рядом с ним стоящий — великосредний — изображает Божеское естество Сына Бо­жия, причем, по катехизическому требованию, этот перст верхним своим составом должен быть наклонен, что означа­ет верование: «Господь преклонь небеса и сниде на землю». Остальные персты, большой и два последних, совокупляют­ся между собою для изображения Святой Троицы⁶¹. Как ви­дим, двоеперстное сложение составляется из всех пяти пер­стов — для исповедания Святой Троицы и двух естеств во Христе, но при самом действии крестного знамения и бла­гословения только два перста полагаются на главу, на жи­вот, на правое плечо и на левое⁵². Богословски и догмати­чески двоеперстие является вполне православным исповеда­нием. А главное — оно ясно и определено выражает и, если можно так выразиться, демонстрирует или манифестирует центральную сущность христианства: распятие и смерть на кресте Богочеловека, а с ним и сораспятие всего человече­ства. «Мы проповедуем Христа Распятого», — провозгла­шает апостол Павел (1-е Коринфянам, 1: 23). То же говорит за себя и двоеперстие. Оно существенно и наглядно: еван­гельская и апостольская проповедь.

В триперстии же нет ни этого центрального христианско­го исповедания, ни этой апостольской проповеди. Собор 1667 г. догматизировал: «Знамение честнаго и животворящаго креста творити на себе треми первыми персты десныя руки: палец глаголемый большой и иже близ его глаголе­мый указательный и средний слагати вкупе во имя Отца и Сына и Св. Духа, два же — глаголемый мизинец имети на­клонены и праздны»⁵³. О Сыне Божием как Богочеловеке, как Исусе Христе, пострадавшем на Кресте, не говорится ни единым словом: о нем нет никакого исповедания в триперстии. Это знамя без Богочеловека, без Христа Спасите­ля. Даже не было сказано, что во Святой Троице он испове­дуется в двух естествах.

Как могли благочестивые люди того времени отречься от двоеперстия — действительного знамения Христова и при­нять триперстие, совсем не исповедующее Христа-Богочело­века? Притом таким знамением, обнаженным от Христа, изобразуется крест на человеке. Таким образом распиналась Святая Троица на кресте без Христа, без Его Человечества, без Человека. Это было, по крайней мере, в этом диком зна­мении, отвержением самой сущности христианства, его сер­дцевины, его центрального смысла и цели. Такое трипер­стие можно было принять или не понимая смысла и значе­ния христианства или по насилию.

2. Ни восточные патриархи, ни все авантюристы, при­бывшие в Москву из разных стран и вершившие здесь цер­ковные дела, ни соборы, из них главным образом состояв­шие, не могли обосновать свое столь чуждое Христовой Церкви триперстие ни одним авторитетным свидетель­ством. Собор мог сослаться лишь на «мужиков-поселян»⁵⁴. Что и говорить — это весьма демократическое свидетель­ство, можно сказать, прямо пролетарское. Но в делах Церк­ви оно не имело никакого значения, и, кроме того, оно было и лживым, что касалось всей тогдашней Руси благоче­стивой, которая целые века неизменно ограждалась двоеперстным крестным знамением: все «мужие поселяне» были двоеперстниками.

В противоположность этим бездоказательным триперстникам, благочестивые пастыри выставили ряд весьма вес­ких, весьма авторитетных свидетельств в защиту и в обо­снование двуперстия. Кроме указанных нами выше доказа­тельств св. Кирилла Иерусалимского и св. Петра, они при­водили еще в пример высказывания св. Мелетия Антиохийского (IV в.), блаженного Феодорита, епископа Кирского (VI в.), преподобного Максима Грека (XVI в.) и всех греков, восточных отцов Церкви⁵⁵. Затем приводились в пример святые отцы Русской Церкви, все до одного знаменовавши­еся двуперстно, и целый Стоглавый Собор 1551 г., на кото­ром участвовали такие великие знаменоносцы, как сам председатель его Макарий, митрополит Московский, кото­рого историк Голубинский величает «знаменитейшим из знаменитых», как «равноапостольные» святители Гурий и Варсонофий, казанские чудотворцы, Филипп, впоследствии митрополит Московский, а тогда еще лишь игумен Соло­вецкого монастыря и многие другие. Стоглавый Собор не только подтвердил свидетельства св. Мелетия Антиохийского и блаженного Феодорита, но изрек осуждение на не знаменающихся и не благословляющих, как Христос, двумя перстами (31 глава Собора). И даже это осуждение было по­заимствовано из древнегреческого потребника. Ссылались двоеперстники и на всех благочестивых российских патри­архов, в книгах которых (ими изданных) узаконяется и разъясняется двоеперстное сложение. Затем шли бесконеч­ные доказательства от Св. икон, начиная с иконы Пресвя­той Богородицы с Божественным Младенцем на руках, бла­гословляющим двоеперстно, написанной самим евангелис­том Лукой, и кончая многими чудотворными иконами, на­писанными в самой России. Как могла Русская Церковь после сего поверить пришлым в Москву бродягам-иностран­цам, что двоеперстное знамение есть страшная армянская ересь? Это значило признать всех своих святых и чудотвор­цев, да и всю древнюю Церковь — и русскую, и греческую — еретиками, армянами, проклятыми. Да и апостолов записать в еретики, и Самого Христа, благословляющего на всех этих древних и святых иконах двумя перстами, при­знать армянином и — того хуже. Нет, русская благочести­вая Церковь на это не пошла и отвергла всех этих хулите­лей, проклинателей и действительных еретиков. Великий русский народ остался верен себе и своей Церкви.

3. Даже внешний вид триперстия отталкивал от себя бла­гочестивый русский народ. Три перста сбиты в кучечку, требовалось, чтобы два верхних перста были пригнуты к большому пальцу. В тогдашних никонианских книгах та­ким и изображалось троеперстие. По выражению одного писателя, «все в триперстии пригнуто, все согбенно; это ка­кое-то робкое и рабское знамя». И действительно оно при­несло рабство всем никонианам: они лишились в своей но­вой церкви всех прав, присущих церковному народу, и пре­вратились в безмолвных рабов. Скажут, что оно все-таки складывалось во имя Святой Троицы. Но и самые прокля­тия и анафемы московских соборов и всех этих авантюрис­тов, ими руководивших, произносились, как сами они про­возглашали, «благоволением и благодатию Святыя Единосущныя и Животворящия Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа». От этого эти проклятия не стали благодатными. На­против: они стали более кощунственными и более нечести­выми. Мало ли совершалось и совершается преступлений самых страшных и самых отвратительных во имя Бога! Святой Иоанн Златоустый замечает, что даже чародеи и колдуны употребляют имя Святой Троицы для своих нечес­тивых и злых заклинаний, отчего они становятся преступ­нее. Триперстие справедливо именуют, по-народному, щепо­тью. Ничуть оно не похоже на торжественное знамя; это что-то обыденное, кухонное: щепотка соли, щепотка перцу, щепотка табаку — тут оно действительно уместно и достой­но своего назначения. Но возносить его как великое знамя христианства, как глубокий смысл и цель христианского исповедания, как победу Христа над смертью, над диаволом — оно для сего совсем не подходит и никоим образом не может этого выразить и не выражает. Двоеперстное сло­жение, напротив, самим видом своим выражает знамя крес­та, в народе оно так и называется — крестом. Два вытяну­тые вверх перста влекут нас ввысь, к Богу. Это воистину знамя победы и торжества. Богочеловечество здесь действи­тельно свидетельствует о привлечении и примирении Человечества с Богом. Ясно и красиво изображается в двоеперстном сложении и Святая Троица: три перста показывают ми­ровой горизонт, именно как Сам Богочеловек сказал своим апостолам: «Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Матфея, 28: 19), и доба­вил: «И се Аз с вами во все дни, до скончания века» (28: 20). Вот именно в двоеперстном сложении все есть: и Святая Троица, и сам Христос в двух естествах.

4. Триперстие навязывалось русскому народу насильно: оно стало знамением жесточайших гонений на православ­ных христиан. Из-за него и ради него благочестивых людей мучили, убивали, сжигали. Вся страна обагрилась кровью святых мучеников. Миллионы лучших сынов и дщерей свя­той Руси целые века преследовались во имя этого триперстного знамения. Оно стало поэтому ненавистно русскому на­роду. Многие стали считать его печатью антихриста, так как только приняв его, могли русские люди жить более или менее спокойно в своей родной стране. Двоеперстие же ста­ло еще милее русскому благочестивому народу, ценнее и святее, ибо и оно преследовалось: два пальца отсекали у стойких хранителей двоеперстия. Преследовали никониане его и проклятиями, и всякими хулениями. Ненавидят они его даже до днесь.

5. Не отказалась православная Церковь принять и так называемое именословное, или херосложное перстосложение. Изданная собором 1666 г. книга «Жезл»⁵⁶ утверждает, что сам Христос установил такое перстосложение для благо­словения: возносясь на небо. Он благословил всех учеников именословным перстосложением, то есть указательный перст вытянул, чтобы он означал литеру «I», а великосредний так согнул, чтобы он был похож на букву «С»; таким образом, из двух пальцев получилось «IС», что значит ИСУС; Большой же палец скрестил с безымянным, чтобы получилась из них литера «X», а мизинец так согнул, что­бы он стал похож на букву «С», из этих пальцев получи­лось «ХС», что значит Христос. Так это выходит по славян­ской азбуке и по греческому алфавиту. На всех же других языках, у которых совсем иной буквенный алфавит, напри­мер, у евреев, арабов, сирийцев, китайцев, японцев и мно­гих других, никакими пальцами не изобразить имя Христо­во. Почему Господу Исусу, пославшему своих учеников с проповедью «ко всем языкам» и прежде всего — к евреям, понадобилось благословлять их, евреев, греческими буква­ми или славянскими, которые в то время еще и не были изобретены, — этого книга «Жезл» не объясняет. Но для грамотных людей того времени было ясно, что «Жезл» го­ворит просто небылицу о Христе, которой они не могли по­верить, несмотря ни на проклятия соборные, ни на гоне­ния. Благочестивая русская Церковь осталась с действи­тельно Христовым благословением — двоеперстным сложе­нием, которое для всех народов приемлемо и для всех язы­ков ясно, а херосложное, «изобретенное» неизвестно кем⁵⁷, отвергла.

Гонение на Крест Христов

Церковь святая имеет три вида креста: четвероконечный, шестиконечный, восьмиконечный⁵⁸. Все они «святолепно» чтутся и прославляются. Но каждому виду установлено свое место. Крест восьмиконечный есть крест совершеннейший в том смысле, что он полностью представляет собою Крест Голгофский, на котором был распят Христос. О нем именно пророчествовал великий пророк Исаия: «Слава Ли­ванова к тебе приидет — кипарисом, певгом и кедром вку­пе, прославит место святое Мое, и Я прославлю место ног Моих» (Исаии, 60: 13). Как разъясняют церковные учители, прямое древо Креста Христова было из кипариса; попереч­ное, на котором были пригвождены пречистые руце Спаси­теля, из певга, и подножие, к которому были прибиты ноги Христовы, — из кедра⁵⁹. Собственно, и шестиконечный Крест есть совершенный Крест, именно на шестиконечном был распят Христос, как воспевает Церковь за богослуже­нием: «На кипарисе и певге и кедре вознесся еси Агнче Бо­жий»⁶⁰. Два остальных конца восьмиконечного креста со­ставляет титлу, о которой говорится в самом Евангелии: «Пилат же написал и надпись и поставил на Кресте. Напи­сано было: Исус Назарянин, Царь Иудейский» (Иоан­на, 19: 19). С этой титлой полнее изображается Голгофское событие⁶¹. Четвероконечный крест считается «сокращен­ным»: он применяется в миропомазании, маслопомазании, в священническом или архиерейском осенений рукою или свечами, в ограждении себя рукою, а также на священных облачениях, на покровцах и на других церковных вещах. Восьмиконечный Крест, как полный, ставится или изобра­жается на всех важных и видных местах: на церковных главах, на престолах, антиминсах, на просвирах, на всенощных хлебах, на артусе⁶², на панагиарном⁶³ хлебе и на других многих местах и вещах. На четвероконечном Кресте не изображается распятие Господа, оно имеется лишь на шестиконечном и восьмиконечном Кресте. Шестиконечный Крест, то есть трисоставный, по учению Церкви представ­ляет собой и образ Святой Троицы, как поется за богослу­жением: «Крест трисоставный честное древо Троицы бо но­сит трисоставный Образ». Три части Креста (древо прямое, поперечное и подножие) изображают три лица Святой Трои­цы⁶⁴ . Подножие Креста Христова во многих местах богослужебных книг воспевается и прославляется: «Возносите Гос­пода Бога нашего и поклоняйтеся подножию ногу Его, яко свято есть», — возглашает прокимен за службой Кресту Христову⁶⁵. К четвероконечному кресту это призывание не применимо, так как он не имеет подножия.

Так древлеправославная Церковь всех времен прославля­ла Крест Христов и каждый из его видов имела на своем месте. После разделения церквей на восточную и западную (1054 г.) восьмиконечный крест стал символом правосла­вия, а четвероконечный — символом латинства. Он и полу­чил у нас в России название «латинского» креста, или даже «крыжа» (польское название). В западной церкви нигде те­перь не заметишь ни восьмиконечного, ни шестиконечного креста, а лишь один четвероконечный. В России же крест восьмиконечный получил некоторое преимущество. Он сви­детельствовал о совершенстве и чистоте русского правосла­вия и благочестия. Крест восьмиконечный стал выражать собою не только победу Христа над смертью и над диаволом, не только красоту церковную и царям державу, но и торжество истинного православия, победу над еретиками и прежде всего — над латинщиками. По выражению одного современного писателя, философски мыслящего, «право­славно-русский осьмиконечный крест есть центр вселенной, возводящий на райские высоты»⁶⁶. Другой современный писатель, говоря о светильце Кресту, где сказано что «Крест — красота церковная», разъясняет: «Здесь имеется в виду не только внутренний смысл красоты креста, но и внешнее изящество этой красивейшей геометрической фи­гуры, украшающей храмы Божий изнутри и извне»⁶⁷. Вось­миконечный Крест действительно имеет такую внешнюю красоту, чего нельзя сказать о четвероконечном кресте⁶⁸. Русские твердо верили, что святые храмы и затонувшего града Китежа «увенчаны были восьмиконечными креста­ми»⁶⁹ . Всюду во всей России, на всяком подобающем месте возвышались и сияли своим благолепием восьмиконечные кресты Христовы: на святых храмах Божиих, на колоколь­нях, над входными воротами в ограду церковную, даже над воротами или калитками каждого дома христианского, а внутри церквей — на престолах Господних, на антиминсах, на просвирах, на всенощном хлебе, на артусе, на панагиарном хлебе; возвышался он над хоругвями, сам будучи хоругвию христианства, над дверями церковными и во всех других местах храма Божия, где полагался Крест; на груди всякого русского человека висел восьмиконечный крестик, хотя и на четвероконечном, как на основе изображенный; на всех могилах умерших православных людей ставился обязательно восьмиконечный крест; на перекрестках проселочных дорог необъятной страны тоже возвышались вось­миконечные кресты и свидетельствовали о благочестии и усердии русского народа. Словом, вся святая Русь украше­на была восьмиконечными крестами.

Так было до никоновского патриаршества. А с этого вре­мени начинается изгнание этого Креста Христова со всех его мест, сначала излегка, постепенно, потом со все более и более усиливающейся настойчивостью и, наконец, с откро­венной наглостью, даже с остервенением, с ненавистью и ругательствами. Сбросили его с Храмов Божиих, изгнали с просвир, с артуса, с хлеба всенощного, даже с панагий и ан­тиминсов. Всюду его преследовали и вытравляли. С грус­тью и скорбью сетовал тогда великий и несокрушимый ра­тоборец за древлеправославную Церковь и за святую Русь богатырь-протопоп Аввакум: «Слышите, братие, — обра­щался он к верным чадам святой Церкви, — что апостол Павел приказывает: стойте крепко за Христа. Свободные мы с вами люди: свободил нас Христос от греховного ига, снял с нас кошель сей с червями, пригвоздив е на кресте трисоставном крепко четырьми гвоздьми железными, а не трема, якоже костел римский с никонианы мудрствуют, — ноги прибиты гвоздем одным, на крыже, без подножия. Чему быть? Что велит диавол, то и делают. По апостолу: под игом работы держатся. Впряжены в колесницу четвероконну, везут быстро, все розно тащат еретики из церкви той. Апостолы и седмь Соборов святых отец, и пастыри, и учители о Святем Дусе исполнили святую Церковь догматою, украсив ю, яко невесту, кровию своею, со Христом за­печатав, нам продали; а антихристова чад и разграбили, зело разорили и крест с маковицы Христов стащили трисоставный и поставили крыж латинский четвероугольный⁷⁰, и из церкви той выбросали и жертву переменили, молитвы и пение, все на антихристово лице устроили. Чему быть? Дети ево; отцу своему угладили путь. Аще и не пришел он еще последний чорт, но скоро уже будет. Все уготовали предотечи его и печатью людей бедных, слепых перепечата­ли, трема персты и развращенною малаксою⁷¹. Вы же, бра­тия, назидающеся святою верою вашею, стойте крепко за святую Церковь и отеческое предание умирайте; не давайте грабить ворам матери своея, в ней же родихомся духовным порождением»⁷². В таком духе призывали и другие пастыри того времени, пораженные этим беспримерным глумлением над крестом шестиконечным, вернее, восьмиконечным, так как Пилатова титла ставилась именно на шестиконечном кресте. На четвероконечном она никогда не ставилась, как нет ее ни в Римской церкви, ни в никонианской, лишь бу­мажная надпись встречается.

Особенно возмутительно и нечестиво было изгнание Крес­та Христова восьмиконечного вида с просвир, с дискоса и с самого Агньца, пресуществляемого в Тело Христово. По старым Служебникам он изображался здесь в кругловидной печати, с тростию, копием, с голгофским возвышением и с Адамовой главой, т. е. изображалось во всей полноте голгофское событие. По определению соборов 1666-1667 гг. все это было уничтожено, даже кругловидная печать, сим­волизировавшая, по толкованию св. отец, бесконечность Бо­жества⁷³ , была устранена, а на месте всей этой догматической печати поставлен четыреугольник без всякого символи­ческого обозначения и в нем — четвероконечный крест с надписью по его сторонам: IС ХС с титлами сверху и НИКА. Такой вид креста и с такой надписью был явлен на небе великому Константину, императору Римскому, о чем повествуется в его житии и в Историях церковных. Таким образом Голгофская картина заменена на самом даже Агньце видением Константину императору, причем это новое ус­тановление, совершенно неведомое Древней Руси, было зак­реплено страшными проклятиями и анафемами⁷⁴. Было от­чего смутиться русскому благочестивому народу и почув­ствовать дыхание антихриста от этой еретической «четвероконной колесницы», как поименовал Аввакум все это сон­мище, восставшее на Крест Христов.

Восьмиконечный крест Христов был в такой неистовой степени преследуем и ненавидим, что один из «святителей» новой церкви именовал его «раскольническим» и «брынским»⁷⁵. По требованию собора 1666 г. печати с восьмико­нечным Крестом отбирались у просвирниц⁷⁶, сами просвирницы держались скованными на цепи за одну только эту вину, что печатали просвиры печатью с восьмиконечным крестом: «Чтобы впредь у просвирниц таких печатей от­нюдь не было»⁷⁷. Архиереи рассылали по епархиям строгие приказы: досматривать, не причащают ли попы «просвира­ми старыя печати крестов», таковых «отказать от божественныя службы», а просвирниц «держать в монастыре, скованных на цепях»⁷⁸. Новопоставленный епископ на только что открывшуюся новую Холмогорскую епархию ежегодно требовал от своих сборщиков по епархии наблю­дать, чтобы «священники в приходах служили литургию над пятью просфорами, печатанными крестом четвероконечным»⁷⁹. По свидетельству современников, «тогда ревну­ющие о новопреданиях в архиерейских приказах новопос­тавленные архимандриты, игумены и поповские старосты, и приказные по селам старцы, и иные по их научению, тыя древлеправославные Христианы имаху, вязаху, мучаху раз­личными томлениями, и егда уведяху кия по древлеправославному на просвирах воображаху трисоставный крест Хри­стов, тыя мнози укоряху сице: раскольники и противники, по раскольнически просфоры печатают, и мучаще их за то, разоряху»⁸⁰. Когда староверцы того времени запросили од­ного из виднейших и авторитетнейших архиереев новой церкви, именно Питирима, митрополита Нижегородского: «Аще который иерей ныне во святей церкви отслужит ли­тургию, по старопечатным служебникам, на седьми просфо­рах с воображением Честнаго Креста с подножием и с про­чею обычною подписию («Се Агнец Божии, вземляи грехи мира»), будет ли пречистое Тело и кровь Христова или ни?», — тот ответил: «Аще котории попы, невежд и суще, вами прельщеннии и весьма развращеннии, ныне дерзнут тако служити, противящеся восточней и великороссийстей церкви и выше помяновенней соборной клятве, таковии суть прокляти и отлучени и извержени, и весьма священнослужения обнажени. И от таковых собором проклятых и изверженных и священства обнаженных не может быть су­щее святое Тело и Кровь Христова весьма»⁸¹. Противящие­ся в данном случае лишь в служении на семи просвирах с печатью восьмиконечного Креста⁸² — и за это одно они про­кляты и священства обнажены. Не только восьмиконечный Крест был причиною проклятия и недейственности пресуществления просвирного хлеба в Тело Христово, но и изображе­ние копия и трости на просвирной печати⁸³. Вся Голгофская картина была изгнана с жертвенника алтарного, и не только изгнана, на и осуждена, опозорена, поругана. Другой авторитетный архиерей того времени, архиепископ Феофилакт Лопатинский, в своей книге «Обличение» восклицает: «Зрите, православнии, коликий смертоносный яд, коликое нечестие сии злокозненнии мужики под осмиконечным крестом своим и под своима двема перстема содержат»⁸⁴. Нужно заметить, что такие книги архипастырские, как только что упомянутое «Обличение» и вышецитированная «Пращица», были голо­сом всей тогдашней правящей иерархии: они издавались с разрешения и благословения Святейшего Синода, по предва­рительном их рассмотрении и одобрении. Поход против Креста Христова был делом всей никонианской церкви. Вся она за него ответственна и повинна.

Церковь Христова с апостольских времен ввела в чин крещения обязательное требование крещаемому — носить Крест Христов на себе всю жизнь свою постоянно и неиз­менно. В дониконовских требниках в чине св. крещения го­ворится: «Та же иерей прием крест с гайтаном, и, ограждая им крещаемого, глаголет: «Силою и заступлением Честного Креста Твоего сохрани его, Господи». И приложа ко устам младенца, надевает на выю его. Посем возлагая на него срачицу⁸⁵ и пояс, глаголет: «Одевается раб Божий, имярек, одеянием веселия и возрадования, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь». Никоновские книжные справщики выбросили и крест и пояс, оставили лишь срачицу. В новом никоновском чине крещения до сих пор говорится лишь: «И облачая его (крещаемого) в одеяния, глаголет: «Облача­ется раб Божий, имярек в ризу правды во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь»⁸⁶. Никакого креста на крещаемого не возлагается по новому чину — ни восьмиконечного, ни шестиконечного, ни даже четвероконечного. Из всех выше­перечисленных мест изгнанный восьмиконечный крест за­менен четвероконечным, а тут, в таинстве крещения, ничем и никак не заменили его никоновские справщики. Очевид­но, по этой причине огромное большинство никониан не творят на себе никакого крестного знамения ни при каких случаях. А остальные если и творят его, то в таком виде и с такой небрежностью, что, по определению св. Иоанна Зла­тоуста, такому «маханию лишь бесы радуются». Следует отметить, что такое «махание» творят на себе не только ми­ряне, но и духовные лица: священники, а тако же и другие высшие иерархи никоно-петровской церкви.

О Древней Руси до никоновской реформы, т. е. о старо­обрядческой, Ф. М. Достоевский говорит: «Она понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше — православие, что она хранительница настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других наро­дах»⁸⁷. Никон и все сподвижники его реформы, напротив, объявили эту святую Русь еретической, армянской, про­клятой, и поэтому они так бесстыдно и нагло преследовали ее великую драгоценность — настоящий Христов образ, заменив его то «латинским крыжем», то «бесовским маха­нием» или пустотой.

Неистовое презрение к Кресту Христову и жесточайшее гонение на него привело в наше уже время некоторых архи­пастырей «православной» церкви к отрицанию его смысла и существенной спасительной его силы. Знаменитейший бо­гослов новообрядческой церкви и самый выдающийся мит­рополит ее Антоний Храповицкий, председатель Синода За­рубежной церкви, учит, что Крест Христов не имеет иску­пительной силы, что искупление совершилось до Креста, в Гефсиманском подвиге Христа. Крест, таким образом, со­всем теряет свою спасающую силу. У митрополита Антония есть и последователи такого его догматического учения об искуплении: архиепископ Илларион, бывший инспектор Московской духовной академии, профессор-протоиерей Светлов (Киевской духовной академии), писатель иеромо­нах Тарасий и другие. Нам нет надобности разбирать это новое догматствование архипастырства новообрядческой церкви⁸⁸. Мы лишь отмечаем, что такое отрицательное от­ношение к Кресту Христову есть результат векового гоне­ния никониан против Креста восьмиконечного. Благочести­вые люди никоновской эпохи верно почуяли, что изгнание Креста Христова с подобающих ему мест есть действитель­но путь к антихристу, поэтому они так ревностно, до муче­ния и смерти, и стояли за Его честь и святость.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

¹ Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и его противники. 1913. С. 173.

² Слово «обряд» — новое: оно придумано уже в Петровскую эпо­ху и с того времени прочно вошло в обиход новой, никоновской, церкви и стало многозначным: и богословы, и литургисты, и про­чие писатели этой церкви выражаются: «обряд крещения», «обряд причащения», «обряд венчания» и т. п. Все стало обрядом. Но в последнее время и новообрядцы начали сознавать, что это слово — «обряд», — не церковное, оно чуждо церковно-литургической тер­минологии. Церковь знает «чин» и «последование», но не знает слова «обряд». «Мы решительно отбрасываем термин «обряд», — заявляет один православный богослов, — как весьма неполный и логически безграмотный и неопределенный». Мистерия и обряд // Православная Русь. 1940. № 3; Православный Путь. 1939. Вып. 1. С. 71. К сожалению, мы вынуждены пользоваться этим термином, как общепринятым, хотя и безграмотным и к тому же придуман­ным врагами древлеправославной Церкви; вынуждены и самих древлеправославных христиан именовать «старообрядцами». Ина­че нас не поймут читатели. Но в эти термины — «обряд» и «старо­обрядчество» — мы вкладываем свой, верный смысл, вполне логи­ческий и вполне определенный. В Румынии именуют старообряд­цев «липованами». Это название совершенно случайное. Прежние историки старообрядчества производили его от имени одного ста­рообрядческого вероучителя Филиппа, жившего в XVII столетии. Но новейшие историки старообрядчества отвергли эту догадку. Некоторые исследователи думали, что именование «липоване» произошло оттого, что старообрядцы принимают иконы, написан­ные только будто бы на липовом дереве. И это неверно, ибо старо­обрядцы принимают иконы на любом дереве, лишь бы были пра­вильно написаны. Другие полагали, что это наименование — «ли­поване» — возникло будто бы по той причине, что старообрядцы долго скрывались в липовых лесах. И эта догадка тоже нелепа, так как старообрядцам при гонениях за их веру приходилось скрываться и подолгу жить в разных лесах, во всяких пустынях, горах и трущобах, и то не за границей, где им не приходилось скрываться, а в России, где их гнали и преследовали и где, тем не менее, это слово — «липоване» — совсем неизвестно. Вернее, наи­менование это происходит от названия селения Липовень в Буковине, которое старообрядцы заселили впервые в 1669 г. Само со­бой понятно, что такое совершенно случайное название ничуть не определяет ни верования, ни истории, ни происхождения старооб­рядчества и поэтому должно быть отброшено и заменено соответ­ствующим титулом. Об этом и просили старообрядцы румынское правительство в 1938 г. в представленной ими мемории.

Все румынские старообрядцы — из коренных русских людей, предки которых бежали из России в XVII и потом в XIX столетии вследствие жестоких гонений за веру, о чем и будет речь дальше, в своем месте. Много их живет в Польше, Литве, Латвии и Эстонии, есть несколько поселений в Пруссии. Незначительными груп­пами обретаются во Франции, Англии, Италии, Болгарии, Сер­бии, Турции, Америке, Канаде и Австралии. После революции в России приходы их образовались в Маньчжурии и Китае.

До революции старообрядцев насчитывалось в России до 10 мил­лионов по официальной статистике. В действительности было зна­чительно больше.

³ После капитальных исследований по этому вопросу профессора Московской Духовной академии Н. Ф. Каптерева (см. его знамени­тую двухтомную книгу «Патриарх Никон и царь Алексей Михай­лович») этот исторический факт установлен бесспорно.

⁴ Главным вдохновителем Никона на реформы Русской Церкви, по собственному его признанию, был восточный патриарх Афана­сий Пателарий, три раза восходивший на патриарший Константи­нопольский престол: в первый раз он пробыл на нем лишь сорок дней (в 1633 г.), во второй раз — около года (1634-1635 гг.) и в третий раз - только пятнадцать дней (1651 г.). В Москву он при­был в апреле 1653 г. за милостыней. Но еще в 1643 г. Константи­нопольский патриарх Парфений писал о нем русскому царю, что Афанасий — коварный и хитрый человек, что он занял патриар­ший престол обманным и изменническим способом, что он «супос­тат и новый Иуда». Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному востоку в XVI и XVII вв. М., 1914. Новейшие ис­следования профессора Е. Шмурло раскрыли, кроме того, что Афанасий был латинщик, его прочили в александрийские патри­архи именно «католические круги», рекомендуя его как «доброго католика, пользующегося и расположением Пропаганды» (папско­го учреждения, созданного для совращения греков в латинство). Шмурло замечает, что такую характеристику Афанасия подтверж­дает сам Парфений, патриарх Константинопольский, тоже предан­ный Риму. Шмурло Е. Паисий Лигарид в Риме и на греческом Во­стоке // Труды Пятого съезда Академических Организаций за гра­ницей. С. 539 и 541. Это подтверждает об Афанасии и секретарь Пропаганды Франческо Инголи (С. 581). Таков был первый вдох­новитель Никона. Как увидим, и последующие его вдохновители и сотрудники были не лучше Афанасия.

⁵ Полная характеристика Никона и его деятельности дана в на­званном труде профессора Н. Ф. Каптерева и в XII томе «Истории Русской Церкви» Макария, митрополита Московского. Нелишне принять во внимание и беллетристические произведения: Мордов-цева Д. Л. «Великий раскол» и Филиппова Т. И. «Патриарх Никон». Новейшее исследование о Никоне (имеющее характер аполо­гетический) профессора Зызыкина М. В. (трехтомное изд. Варшавс­кого Синодального Склада) говорит лишь об отстаивании Никоном своей патриаршей власти.

⁶ В России существуют целые библиотеки старинных рукописей, именно богослужебных книг чрезвычайной ценности. Немало их хранится и в заграничных библиотеках.

⁷ 100 глав содержится в книге деяний поместного Собора 1551 г. По этой книге и Собор называют Стоглавым. — Ред.

⁸ Обширное исследование об этих книгах дано в сочинении про­фессора Московской Духовной академии Сергея Белокурова: «Ар­сений Суханов» (два тома). Этот ученый не только установил, что сухановские книги не имели никакого влияния на никоновское книжное исправление, но что привезенные Сухановым рукописи (таковых было лишь 45 экз.) во многом расходятся с никоновски­ми книгами и, напротив, согласны со старыми, дониконовскими книгами, т. е. старообрядческими. Знаменитый литургист профес­сор А. А. Димитриевский уже во время большевизма закончил ис­следования о старопечатных дониконовских книгах, а также и о никоновских, доказав, что первые во всем согласны с древнейши­ми греческими и русскими рукописями, тогда как никоновские книги противны им и являются ошибочными и погрешительны-ми. К сожалению, исследование профессора Димитриевского не могло быть напечатано в советской России. О нем дан лишь крат­кий и случайный отзыв в «Вестнике Священного Синода» обнов­ленческой церкви (Москва).

По заявлению другого ученого, профессора варшавского универ­ситета М. В. Зызыкина, исправление книг при Никоне «по рукописям было абсолютно невозможно». Ссылаясь на вышеназванного профессора Белокурова, на другое его исследование о Сильвестре Медведеве (Христианские чтения. 1885, №11—12), г. Зызыкин со­общает, что «из 498 рукописей, привезенных Арсением Сухано­вым, только семь (три Евлогия, три Устава и один Часослов) были богослужебного содержания». Зызыкин М. В. Патриарх Ни­кон и его государственные и канонические идеи. Варшава, 1934. Часть II. С. 157. Весьма курьезным после сего выглядит следую­щее сообщение об Арсении Суханове в Большой Советской Эн­циклопедии: «Он вывез с Востока свыше 700 древнегреческих церковных рукописей, дав, таким образом, ценный материал для сличения никоновским справщикам». Т. III. Стлб. 459. Еще ку­рьезнее, что при этом сделана посылка на исследование Белоку­рова «Арсений Суханов». Очевидно, автор этой заметки совсем не читал исследования профессора Белокурова. Очевидно также, что он — какой-нибудь «примазавшийся» семинарист. Однако, как крепко держится состряпанная еще при Никоне эта басня о сухановских и других древних рукописях.

⁹ Профессор И. Мансветов в своих исследованиях по богослуже­нию указывает, что в Уставе императрицы Ирины (времен седьмого Вселенского Собора) и в древней синодальной рукописи за № 330-380 (см. Описание Синодальной Библиотеки, ч. III, 266) положено на проскомидии семь просфор. Мансветов И. О трудах м. Киприана по части Богослужения // Прибавления к изданию Творений свя­тых отец. 1882. Ч. 29. С. 176). В Древней Руси было семипросфорие (Там же. Ч. 30. С. 174). Мы пишем: «семипросфорие», «просфора», а по русской грамматике требуется писать «семипросвирие» и «про­свира». Буслаев Ф. Учебник русской грамматики, сближенной с церковнославянской. Москва, 1907. Изд. 10. С. 24.

¹⁰ Даже на монетах князя Владимира, крестившего Русь, было вычеканено имя Спасителя: «Исусъ Христосъ» / / Владимирский сборник. Белград, 1938. В конце книги снимки.

¹¹ В Румынии во всех прежних богослужебных книгах писалось и печаталось имя Господа: «Исус». Да и теперь это начертание можно нередко встретить во многих богословских книгах и даже в светских журналах и газетах.

¹² В квадратные скобки заключены пропуски в тексте, возник­шие из-за плохой сохранности отдельных страниц рукописи, а также некоторые из реконструированных по смыслу слов. — Ред.

¹³ Современные богословы православной церкви признают необ­ходимым исповедовать Духа Святого в Символе веры Истинным. Карташев А. В. На путях к собору; Живое предание // Сб. С. 31; прот. С. Булгаков. Утешитель. С. 216, 310 и 311. Книги эти изда­ны в Париже в наше время.

¹⁴ Даже никонианские священники, принявшие новые книги, были в недоумении, кому же они здесь молятся — не дьяволу ли на самом деле? Поэтому уже в книге «Жезл», сооруженной собо­ром 1666 г., было вставлено после слов «молимся тебе» обраще­ние: «Господи». Но так как и после сего все же выходило, что Гос­подом именуется дух лукавый, то «Жезл» добавил еще в скобках разъяснение: «(Сиречь Боже наш)». Очевидно, и самим членам со­бора без такого пояснения было не ясно, кому же, собственно, мо­лится священник. В самих Потребниках, изданных впоследствии, начиная с издания патриарха Иоакима, после слов «молимся тебе» делалась вставка в скобках: «(Господи)». По-видимому, и священники продолжали думать, не дьяволу ли они тут молятся, поэтому для них, именно для них (это исключительно иерейская молитва) вставлено это пояснение. В последних, уже синодских изданиях Потребника этот текст переделан почти в точности по дониконовским книгам, чем признана погрешительность никонов­ских «исправлений», вернее, искажений богослужебных книг.

¹⁵ Молитва «Господи и Владыко животу моему» составлена св. Ефремом Сирином. Замечательно, что даже никонианские богосло­вы нашего времени понимают и толкуют ее в том именно смысле, как она изложена в старообрядческих книгах. Так, преосвящен­ный Иннокентий Херсонский разъясняет: «В молитве своей, как в душе и жизни, св. Ефрем прост и безыскусствен. Он молится и располагает всех нас молить Господа, во-первых, об удалении от нас душевредных пороков» (вот именно: «отжени» их от нас). «Во-вторых, он молит Господа не о том только, чтобы от него были удалены пороки и чтобы ему были поданы добродетели, но чтобы он освобожден был от самого духа сих пороков». И далее архи­епископ Иннокентий еще раз подчеркивает, что св. Ефрем молит­ся именно «об удалении от него» духа всяких пороков. «Порок можно сейчас оставить, — толкует преосвященный, — но дух по­рока не оставит тебя: надобно долго сражаться, долго подвизаться и терпеть, чтобы освободиться от него. Все сие, без сомнения, име­ет в виду св. подвижник Христов, и посему просит у Господа со­вершенного очищения своего духа и тела, совершенного уничтоже­ния в природе своей закваски греховной». Поучение на молитву св. Ефрема Сирина // Православная Русь. 1940. № 5.

Даже в таком современном органе русской религиозной мысли, как журнал «Путь» — издание религиозно-философской Акаде­мии в Париже — молитва св. Ефрема передается так: «Господи Владыко Боже мой, дух тщеславия и гордыни отжени от мене» // Путь. 1929. № 19. С. 66.

¹⁶ Такое дикое верование, что Бог является виновником челове­ческой греховности, действительно присуще богословию никонианской церкви. Так, в «Опыте христианского православного Кати-хизиса», составленном митрополитом Киевским Антонием, в разъяснении третьего члена Символа Веры толкуется: «Бог, зная заранее, что каждый из нас возымеет своеволие Адамово, при рождении нашем облагает нас болезненною, смертною и падшею природой, то есть наделенной греховными склонностями» // Сер­бия, 1924. Издание первое. С. 38. Литовский «православный» митрополит Елевферий верно заключает отсюда, что по этому ве­рованию «Бог является виновником грехов человеческих» // Об искуплении. Париж, 1937. С. 36 и 40. Нужно думать, что именно в силу такого верования никоновские справщики и переделали молитву св. Ефрема Сирина так, что в ней молящиеся просят Бога не об очищении от грехов, а о том, чтобы Он Сам не давал бы им всяких духов нечистых, как это Он делает при самом рождении нашем. М. Елевферий отмечает, что и латинство почти так же ве­рует. А известно, что никоновские сотрудники были в глубокой степени заражены латинством. Вот почему они так кощунственно и переделали молитву св. Ефрема. Но «справедливо ли было бы со стороны Бога, — спрашивает Елевферий, — облекать греховнос­тью еще не согрешившего человека и ставить его в необходимость грешить?» (Там же. С. 40 и 150). «Маленькая» никонианская «исправа» заключает в себе большое богохульство.

Это исправление стоит в тесной связи с другой такой же нико­новской исправой. В старопечатном «Апостоле» читается: «И нас мертвых суща в прегрешениях и в необрезании плоти нашея (Бог) сооживил есть со Христом, вся прегрешения омыв нам (зачало 255). Никоновские справщики переделали последние слова: «даро­вав нам вся прегрешения». Выходит по-антониевски, что Бог дей­ствительно «наделяет нас греховными склонностями».

Необходимо отметить, что эти две указанные погрешности, сде­ланные никоновскими исправщиками — о запрещении дьявола и о молении духу лукавому, позаимствованными из двух книг: Чи­новника Венецианского издания 1538 г. и Стрятинского Требника 1606 г. Эти издания были в большом подозрении у прежних, до-никоновских, исправщиков, как «худые» книги и как напечатан­ные в еретических типографиях. В московских патриарших изда­ниях эти места напечатаны правильно и ясно. А никоновские дельцы, презиравшие все святорусское, не брезговали старыми по­грешностями и ошибками, заимствуя их из иностранных и ерети­ческих изданий книг. Этим безрассудным преклонением перед чу­жим объясняются и многие другие их книжные погрешности и уклонения от церковных установлении, преданий и обычаев.

¹⁷ Современный профессор парижского Богословского института Г. П. Федотов сообщает, что «прежнее понимание этого слова (дориносимо), как носимого на щите, теперь оставлено; оно уже тол­куется, как «сопровождаемый свитой копьеносцев» // Путь. 1938. № 57. С. 14. Берлинский архимандрит Иоанн (князь Шаховский) заявляет, что «интеллигенты считают «дориносимо» просто бес­смыслицей». Толстой и церковь. Берлин, 1939. С. 131. Еще в 1907 году «Известия Казанской Епархии» предлагали слово «дориноси­мо» лучше переводить: «которого прославляют ангелы» // Церковь. 1908. № 1. С. 22.

¹⁸ Любопытно, что православным истолкователям церковных песнопений приходится это слово — «горохищное» пояснять: «то есть похищенное горами», точно и на самом деле горы занимают­ся хищничеством // Вестник Р. С. Х. Движения. 1935. № 4-5. С. 18. Старый текст понятен без всяких пояснений. Нелишне отметить, что даже соборная книга «Жезл» выражается: «волки овцехищные», а не горы овцехищные // Предисловие, лист 2-й.

¹⁹ До сих пор, вот уже более 2-х столетий, по новым книгам чи­тается и поется конец в молитве Святому Духу: «спаси, Блаже, души наша». Никого не конфузит такая вековая безграмотность: слово «души» поставлено во множественном числе, а местоимение к ним в единственном — «наша»: наша души. По церковносла­вянской грамматике «душя» пишется с окончанием не на «А», а на «Я», что означает множественное число, а не единственное, последнее пишется с окончанием на «А». Это грамматическое пра­вило подтверждает и книга «Жезл», в которой написание «овця», «отця», «чванця» означает множественное число // Часть 2, во-зоблич. 66. В молитве «Царю Небесный» слово «душя» — множе­ственного числа, а не единственного, как некоторые думают по не­знанию славянской грамматики. Да и в русском языке сохрани­лось много слов, которые по начертанию должны бы быть един­ственного числа, а на самом деле — множественного, например: уста (а не усты), дома (а не домы), сердца (а не сердцы), облака (а не облаки), войска (а не войски), лета, чада, одежда и множество других. Так же неправильно до сих пор произносится по новым книгам наречие «вовеки». Нужно — «вовеки», как произносим «вовремя», если оно наречие (я пришел вовремя, т. е. в свое вре­мя). А когда оно не наречие, а имя существительное с предлогом, тогда обязательно к нему прибавляется другое существительное (я пришел во время обеда; это было во время войны или во время го­лода) и означает оно тогда лишь какую-то часть другого события (обеда, войны, голода и т. д.). Если слово «во веки» не наречие, а существительное, то оно должно иметь при себе другое существи­тельное, и оно действительно имеет: «веков» («во веки веков») и в таком случае означает лишь часть какого-то времени, какую-то часть веков; а такое исповедание о Предвечном Сыне Божием есть арианское заблуждение. Поэтому вернее исповедуется по старому произношению: «вовеки веком». Это цельное выражение означает бесконечность, безначальность, сверх всяких веков. Священномученик Аввакум писал: «Малое-де слово сие, да велику ересь содер­жит». Протопоп Аввакум Петров. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное. М.: АН СССР, 1933. С. 237.

²⁰ Материалы для истории раскола. Т. VI. С. 32.

²¹ Керженские ответы, в заключении четвертого ответа.

²² В старообрядческих так называемых «Керженских» и «Помор­ских» ответах приведены сотни свидетельств о непреложной древ­ности двоеперстного сложения. Это же подтвердили и научно уста­новили в своих академических трудах профессора московской Ду­ховной академии Каптерев, Голубинский, Белокуров, Димитриевский и другие. До настоящего времени римские папы в особо тор­жественные моменты проявления своей власти благословляют двоеперстием как принятым от апостола Петра — первого папы Рима, и такое благословение называется апостольским. В Риме с IV века и до наших дней красуется бронзовое изваяние апостола Петра с двоеперстием. В издании В. Прохорова «Христианские Древности» (шестидесятых годов прошлого века) воспроизведены многочисленные снимки с древнейших икон, на которых изобра­жены святые с двоеперстным сложением. Катакомбные изображе­ния свидетельствуют также о двоеперстии. В наше время рестав­рация Софийского собора в Константинополе, построенном в 507 г. Юстинианом Великим, расчистила мозаические изображе­ния с руками, благословляющими двуперстно (См. снимки, издан­ные Византийским институтом в Париже).

Что двоеперстие существовало в древности и на Западе, об этом свидетельствуют не только собранные и опубликованные Прохоровым многочисленные снимки с древних икон, но даже советские издания нашего времени. Так, в «Истории средних веков» изда­ния Института Истории Академии Наук воспроизведен рисунок католического епископа того времени с ясным старообрядческим двоеперстным сложением (См. под редакцией профессора Е. А. Косминского, Москва, 1940. С. 31).

²³ Проклятие это подписали и гостившие в то время в Москве сербский патриарх Гавриил, никейский митрополит Григорий и молдавский митрополит Гедеон. Удивительно, как они осмелились предавать проклятию двоеперстников и объявлять их еретиками -армяноподражателями, а само двоеперстие — еретическим, когда до сих пор сохранившиеся памятники свидетельствуют, что в их собственных епархиях в то время христиане знаменовались двоеперстньм сложением. Об этом говорят сохранившиеся от того вре­мени св. иконы и книги. Вот, например, на стяге молдавского вое­воды Щербана Контакузина (1678-1688 гг.) изображен Царь ца­рем с двоеперстным сложением. Стяг этот гранится в военном му­зее в Бухаресте. Снимок с него напечатан в журнале «REALITUTCA ILUSTRATIA». 1937, 10 февраля. № 525. С. 6. В молдавской столице, Яссах, вышла из печати «Карте Ромнеску» в 1643 г., на лицевом листе ее изображены Христос и апостолы с двоеперстием. Этот лист тоже воспроизведен в современной книге: О. Тафраль. Истории роминилор. Бухарест, 1935. С. 312. В «По­морских ответах» указана книга, изданная в том же 1643 г. в Яс­сах, — Учительное Евангелие, также украшенное изображением святителей с благословляющей десницей с двоеперстием (свиде­тельство 101 в пятом ответе).

Сохранилось в Румынской церкви до нашего времени еще более наглядное и более убедительное свидетельство о том, что двоеперстное сложение идет с апостольских дней: в Бухаресте в церкви «Златаря», что против почты, в особой раке хранится правая рука св. Киприана, епископа Карфагенского, замученного в 240 г., она имеет двоеперстное сложение. В момент смерти святи­тель сложил персты для благословения, в таком виде она [рука] и теперь благословляет христиан.

Еще больше памятников о существовании двоеперстия с глубо­кой древности сохранилось в самой Византии: в Константинополе даже в наше время древние иконные изображения говорят о двоеперстии. Неужели патриарх Макарий не видел их и так-таки ни­чего и не знал о том, что вся древняя восточная церковь знамено­валась двоеперстным сложением? Это невероятно. Он, не знавший русского языка, или не понимал, кого и за что он проклинает, или, как зараженный протестантизмом, вел провокаторскую поли­тику, чтобы ослабить русскую церковь, сиявшую благочестием. Может быть, были и другие причины для его проклятий. Но со­гласиться с тем, что он не знал о существовании двоеперстия в во­сточной Церкви, это значит, представлять его слишком глупым патриархом. Во всяком случае, для нас теперь ясно, что прокля­тия Макария, как и его соучастников, ложились не только на всю Русскую Церковь всех ее времен, но и на всю восточную и запад­ную Церковь прошлых веков, включительно до апостольских дней. Вернее же говоря, согласно учению св. Церкви, эти проклинатели самих себя проклинали, так как всякая незаконная клятва поражает лишь самих проклинателей.

²⁴ В наше время уже никто из знающих дело не сомневается в том, что Никон и восточные иерархи наклеветали на св. апостолов, св. отцов и на Вселенские Соборы. Еще в сороковых годах прошло­го столетия между двумя знаменитыми архипастырями господству­ющей церкви — двумя Филаретами: Рижским, впоследствии архи­епископом Черниговским, и Московским митрополитом — про­изошло следующее словесное столкновение. Филарет Рижский напечатал статью в «Чтениях Общества истории и древностей», в ко­торой привел одно новое доказательство в пользу древности двупер­стия. По этому поводу Московский Филарет прислал ему выговор: «Знаете ли Вы, что разысканиями о крестном знамении Вы сделали услугу раскольникам? Они говорят, что в «Поморских ответах» о двуперстном сложении было 105 доказательств, а Вы представили 106, особенно сильное потому, что оно — епископа великороссийс­кой церкви. Кажется, можно бы не спешить изданием без совета или не выставлять имени». Письмо от 7 мая 1847 г. // Прибавле­ние к изданию Творений святых отец, 1884. С. 330 Получив этот выговор. Рижский Филарет излил свою скорбь в письме к ректору Московской Духовной академии, протоиерею профессору А. В. Горс­кому того же мая, 26 числа. Он писал: «Сколько мог, писал я о деле, как оно было в совести моей. Если не примут дело, как оно было, это уже не моя вина. Православие не требует для своей твер­дости гнилых подпор, каковы ни на чем не основанные слова об апостольском происхождении троеперстия... Правда сама себе за­щита, а подмости человеческие только годны на то, чтобы сломало их время» // Прибавления к Творениям св. отец. 1885. Кн. III, С. 131. Здесь, в письме Филарета, напечатано: «подмости», т. е. подмо­стки. Но это же письмо было напечатано раньше, в том же издании за 1884 г. на с. 330-331, в примечании к письму Московского Фи­ларета, и тут вместо «подмости» значится «подлости». В таком виде оно было перепечатано и в ж. «Православное обозрение». 1887. Т. I. С. 837. Однако несмотря даже на эти святительские ра­зоблачения гнилых подпор и «подлостей», они до сих пор все еще догматизируются даже в богослужебных книгах (Псалтырях, Ча­сословах и Часовниках).

²⁵ Ученые, исследователи русского церковного раскола, прямо выражаются, что в то время были прокляты сами обряды церков­ные, а не только держатели их. «Старые обряды объявлены не только неправильными, а [...] еретическими и подвергнуты про­клятию». Суворов Н. С. О происхождении и развитии русского раскола. Лекции. Ярославль, 1886. С. 31. «Никон допустил при­скорбную погрешность, — заявляет знаменитый ученый-историк академик Е. Голубинский. — Эту прискорбную погрешность со­ставляет произнесенное им на соборе 1656 г. торжественное про­клятие на двуперстное крестное знамение». Голубинский Е. К на­шей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 65. Так утвержда­ют и так выражаются и другие ученые, и беспристрастные знато­ки никоновской реформы. Но упрямые защитники никонианства утверждают, что Никон и его единомышленники прокляли лишь содержателей старых обрядов, а самые обряды остались неосуж­денными, хотя они и объявлены армянскими, еретическими и бо­гомерзкими. Если бы кто стал утверждать, что уголовные суды су­дят и присуждают к наказаниям людей за воровство, за убийство, за поджог и т. п. злодеяния, но самые злодеяния эти не осуждают, то такового признали бы, несомненно, потерявшим способность здраво мыслить. Это значит утверждать, что человек, выпачкан­ный в грязи — грязный, а самая грязь не грязная, что вымазан­ный сажей черен, но самая сажа не черна. Преданный анафеме за двоеперстие действительно проклят, но само двоеперстие не про­клято — есть именно: сажа не черна, и грязь не грязна, убийца — преступник, а убийство — не преступление. Такими фокусами даже в наше время пытаются оправдать никоновские безумия.

²⁶ Об этом историческом собрании протопоп Аввакум вспоминает в своем «Житии»: «Мы же задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хощет быти; сердце озябло, и ноги задрожали». Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 80. Предчувствие их оказалось воистину пророческим.

²⁷ Так называется потому, что на нем вынесено по разным вопро­сам сто постановлений, или глав (См. также прим. 7. — Ред.)

²⁸ Поморские ответы. Ответ 5.

²⁹ Выступления против Никона пастырей-ревнителей напоминает такие же выступления константинопольского клира против кон­стантинопольского патриарха Нестория в первой четверти пятого века. «Теперь, — рассказывается в Деяниях Ефесского Собора, — некоторые из благоговейнейших пресвитеров часто обличают в лицо Нестория, коему вверен епископский престол (если должно называть его епископом); и по причине его упорства, с которым он не признает Святую Деву Богородицей, а Христа истинным Богом по естеству, отделились от общения с ним и доселе продолжают это разобщение. Другие тайно также уклоняются от общения с ним. Иные из благоговейнейших пресвитеров получили запреще­ние говорить за то, что они в этой Церкви Приморской Ирине (в Константинополе) заговорили против вновь искаженного догмата. Посему народ, ищущий обычного учения православия, открыто восклицал: «Императора мы имеем, а епископа нет». Впрочем, эта попытка народа не осталась ненаказанной. Часть его была захва­чена слугами, и в царствующем граде били (захваченных) всячес­ки так, как не бывало и у варварских народов. Некоторые в свя­тейшей церкви при народе обличали Нестория, и за то потерпели немало оскорблений. А один из простых монахов, подвигнутый ревностью, решился при собрании, среди церкви, остановить вход проповедника беззакония, так как он еретик» // Деяния Вселенс­ких Соборов. Изд. 2. Т. I. С. 188. Были аввакумы и тогда, и Цер­ковь чтит их за их ревность.

³⁰ В связи со страданиями протопопа Аввакума, которые иногда объясняют лишь мрачностью того времени, нелишне отметить один знаменательный факт, тоже яркое свидетельство того време­ни. В то время, когда протопоп Аввакум переносил в Сибири неве­роятные страдания, муки и голод, туда был сослан и известный Юрий Крыжанич, униатский священник, воспитанник Римской коллегии св. Афанасия, подготавливавшей латинских миссионе­ров для борьбы с православием. Его положение в ссылке было со­вершенно иным. Пробыл он в ссылке 15 лет, и за все это время он ничем и никак не был обижен. Здесь ему «вместе с достаточным содержанием был предоставлен полный досуг, которым он даже сам тяготился, жалуясь, что ему никакой работы не дают, а кор­мят хорошо, словно скотину на убой». Ключевский В. 0. Курс рус­ской истории. ГИЗ, 1925. Ч. III. С. 313. Вот вам и «мрачный век»: одного ссыльного мучают голодом, холодом и всякими пыт­ками, а другого холят и волят и жирно питают. Но один — древлеправославный пастырь, а другой униат, изменник православию. В этом и вся суть. Зато Крыжанича в наше время никто не по­мнит и не знает. А Аввакум стал, как выразился один русский со­временный писатель. Амфитеатров, «большой исторической любо­вью народа». Не только староверческой массы. В ней-то он дей­ствительно народный герой, святой прекрасный муж прекрасней­шей легенды. В «православной» массе народной он, естественно, забыт, к чему приняты были усердные церковно-административные меры. Но я был бы очень удивлен, если бы мне указали рус­ского историка, поэта, романиста, публициста, наконец, просто исторически образованного и начитанного человека, хотя бы православнейшего из «православных» и монархиста из монархистов, который, изучив эпоху Аввакума, отнесся бы к «протопопу-бога­тырю» иначе, чем с глубоким уважением, не почтил бы в нем ве­ликого пламени веры, хрустально-чистой души, бестрепетной стойкости убеждений. Достаточно назвать имена Соловьева, Косто­марова, Ключевского, Щапова, Мельникова, Суворина, Мордовцева, Мережковского, чтобы понять, какой широкий круг разнооб­разнейших мнений объединило и объединяет это уважение». Ам­фитеатров А. В. Ау. С. 39-40. Аввакум знаменит и как выдающий­ся и исключительный по своему времени писатель. По поводу вы­шедшей в 1927 г. в Петрограде книги «Памятники истории старо­обрядчества XVII века» (Книга первая, выпуск I), где помещены сочинения протопопа Аввакума, историк-академик С. В. Платонов отозвался: «Древняя Русь не знала более темпераментного и ярко­го человека. Как в своей жизни, так и в писаниях Аввакум был непреклонным, горячим и по силе своей личности страшным вра­гом церковной реформы, так называемого исправления книг и об­рядов, предпринятого патриархом Никоном. Московская власть казнила Аввакума сожжением, но она не могла уничтожить его влияния в старообрядческой массе. Для нее при жизни Аввакум был вождем, а после смерти — учителем, свяшенномучеником, которого призывали в молитвах и почитали как святого. Когда вы читаете сочинения Аввакума, именно его автобиографию, его «Книги бесед», толкований и обличении, его записки, челобитные и письма — перед вами выясняется необыкновенно страстная на­тура, острый ум, властная воля и горячая вера не только в Бога, но и в свою правоту и силу, в свою богоизбранность, в свое учи­тельство. Великолепным, колоритным, сильным языком, не при­знающим над собой никакой цензуры и стеснений приличия, Ав­вакум учит, обличает, утешает, легко меняя учительный тон на шутку и сарказм и восходя обратно от бытовой простоты до биб­лейской серьезности и важности. Его изложение настолько увле­кательно и покоряет, что нельзя оторваться от его произведений и нельзя легко позабыть его стиль, его картинные описания, его по­лемические выходки. Это исключительно сильный писатель... Его духовная сила и секрет его влияния заключались в его необыкно­венно страстном темпераменте, в его горячем и стойком убежде­нии, в его литературном таланте. Писания Аввакума и теперь дей­ствуют на читателя неподдельным пафосом, реально-бытовым ко­лоритом и живостью речи и юмора. На современников же его, привыкших к мертвенно-риторическому стилю назидательных пи­саний и к их книжно-архаическому языку, живая, кипучая речь Аввакума, яркие картины его страданий за веру, его стойкости и отвага в борьбе с еретиками, его грубая, но острая шутка должны были действовать неотразимо. Он был для них несравненный пи­сатель, великий учитель и наставник, несокрушимый защитник правой веры. Нельзя удивляться тому, что Аввакума писали на иконах, чтили как «смиренномученика» и земно кланялись не только его лику, но им самим писанному тексту (автографу) его «жизни»... Изданное теперь собрание сочинений Аввакума, сде­ланное со всей научной точностью и полнотой, дает возможность чисто научного исследования его взглядов и литературных при­емов. В истории московской письменности XVII в. Аввакуму обеспечено одно из самых видных мест: более яркого и сильного писа­тельского таланта древняя Москва не имела». Платонов С. Яркий самоцвет древнерусской литературы // Вестник знания. 1929. С. 9—11. Даже Большая Советская Энциклопедия отзывается о «Жи­тии» Аввакума, им самим написанном, как об «одном из шедев­ров мировой литературы», говоря, что «мировоззрение Аввакума стройное и по-своему мощное» (т. 1, стлб. 127: Аввакум). «Житие» Аввакума до сих пор переведено на три европейских языка: на ан­глийский и издано в Лондоне в 1924 г., на немецкий и издано в Берлине в 1930 г. и на французский и издано в Париже в 1939 г. (1938 г. — Ред.) На французском же языке вышло в том же году в Париже обширное исследование знаменитого французского учено­го Пьера Паскаля «Аввакум и начало раскола», за которое автор удостоен от парижской Сорбонны степени доктора славяноведения «с наивысшим отличием». В рецензии на эту книгу в журнале «Путь», издания религиозно-философской академии в Париже, го­ворится: «Аввакум для Паскаля — неканонизированный святой, дело его — дело русской и вселенской Церкви, проигранное в XVII веке, но ожидающее своего Воскресения» // Путь. № 60. С. 68. Таков Аввакум — первый, главнейший и сильнейший обличи­тель Никона и никонианства. О нем существует огромная литера­тура в России. О его сподвижниках и соратниках имеются доволь­но полные сведения в трудах профессора Н. Ф. Каптерева «Патри­арх Никон и царь Алексей Михайлович» (два тома).

³¹ Так свидетельствуют старообрядческие сказания о кончине священномученика Павла. Так передают о ней и ближайшие его сподвижники и сострадальцы — протопоп Аввакум, обладавший колоссальной памятью и знакомый со всеми подробностями тог­дашних событий, и диакон московского Благовещенского монас­тыря Феодор, а также и предания, сохранившиеся на севере, куда был сослан Павел. Но официальные никонианские сведения пере­дают о Павле: «Никто не видел, как погиб бедный: зверями ли по­хищен или в реку упал и утонул». М. Макарий. История русской церкви. Т. XII. С. 146. Московский собор 1666-1667 гг., судив­ший Никона за многие преступления, кончину епископа Павла вменил ему в убийство (Там же. С. 738), признав, что Никон низверг Павла самовольно, без собора и посему незаконно, антикано­нично (Там же. С. 723). Никон действительно убийца и мучитель. Собор имел полное основание признать его таковым. Но собор дол­жен был высказать свое суждение и о епископе Павле Коломенс­ком, а этого он не сделал. По справедливости, он должен был ка­нонизировать Павла, как великого страдальца и действительного священномученика. Никониане не могли этого сделать. Это сдела­ла верная своему святителю-страдальцу его многочисленная па­ства, то есть весь благочестивый русский народ, а потом канони­зировал его и Освященный Собор древлеправославной Церкви, о чем будет речь в своем месте. По сведениям академического изда­ния «Жития» протопопа Аввакума, епископ Павел скончался 3-го апреля 1656 г. Аввакум. Житие... Указ. изд.

Никониане никак не могут решить, чей же Павел священномученик — старообрядческий или их, никонианский. Замучен он, ког­да еще не произошло церковного раскола, стало быть, и по нико­нианскому взгляду, он пострадал и приял мученическую кончину в Церкви православной, неразделенной, в Церкви воистину Хрис­товой. Ясно, что и они должны чтить его и прославлять как свя­щенномученика. Однако он замучен за старое православие, за ста­рообрядчество, за то именно, что отвергается и осуждается нико­нианством. Вот почему они и не хотят признать его священномучеником, а собираются канонизовать его мучителя и убийцу — Никона, что воздвигает новую грань между старообрядчеством и никонианством. Одиночеством Павел напоминает одного из древ­них святителей, св. Германа Константинопольского, о котором в Деяниях Седьмого Вселенского Собора повествуется следующее: «Византийский император Лев Исаврянин, кроме того, что пресле­довал иконопочитание и иконопочитателей (своего рода старооб­рядцев), стал смеяться над призыванием святых, стал разрушать гробницы, предавать поруганию мощи и не страшился ни людей, ни Бога (очень похож на Никона). И не было никого, кто бы мог осмелиться воспротивиться рассвирепевшему льву, кроме одного только епископа Константинопольского Германа, которого все лю­били за его примерную святость, за его почтенную седину и чрез­вычайную бдительность о сохранении овец. Он скорбел о бедствии Церкви и, как мог, сдерживал императора» // Деяния Вселенских Соборов. Изд. 2. Т. VII. С. 6-7. То же делал и Павел, епископ Ко­ломенский, за что и пострадал, и замучен.

³² Проклятия Никона на царя и на всю его семью были необыч­ными, имели характер какого-то колдовства: он служил особый молебен, при этом одну царскую грамоту положил под крест и об­раз Пресвятыя Богородицы на аналое посреди церкви, а по окон­чании молебна начал возглашать клятвенные слова, выбирая их из известного 108 псалма, относящемуся к Иуде-предателю. В ста­рину этим именно псалмом разного рода колдуны и чародеи пользовались для своих заклинаний и мести. Никон в данном слу­чае применил их колдовскую практику. Митрополит Макарий. История русской церкви. Т. XII. С. 449-450 и 455.

³³ Подробные сведения о Паисии Лигариде собраны и опублико­ваны римско-католическим патером П. Пирлингом сначала в жур­нале «Русская старина» (февраль, 1902 г.), а потом в отдельной книге «Исторические статьи и заметки», вышедшей в Петрограде в 1913 г. В русской эмиграции опубликовал сведения о Паисий, извлеченные из римских архивов, профессор-историк Е. Шмурло в «Трудах пятого съезда Академических Организ[аций] за грани­цей» под заглавием «Паисий Лигарид в Риме и на греческом Вос­токе». Мы воспользуемся этим последним трудом о Паисии, чтобы дать о нем самые краткие сведения. Паисий рукоположен в свя­щенники в Риме 31 декабря 1539 г. униатским епископом Рафаи­лом Корсаком (ч. I «Трудов». С. 536). «В Риме Лигарид вел себя все время, как добрый униат, таким его там и считали, да и при поступлении в школу он был записан как сын родителей, испове­дующих унию по греческому обряду и сам, как крещеный по та­кому же обряду» (Там же. С. 537). Лигарид просил папу, чтобы и в архиепископы его посвятили в Риме униатские епископы (Там же. С. 542). Он был «добрый католик» (Там же. С. 544). В своем сочинении «Слова — поучения» он защищал «хлебопоклонническую ересь» (Там же. С. 553). Лигарид был «папистом в действи­тельности», но «рядился в православную мантию» (Там же. С. 557). Сам он потом писал из Константинополя в Рим в «Пропаган­де»: «Все здешнее духовенство считает меня латинщиком и папис­том» (Там же. С. 559). Он действительно был «ревностным католи­ком-униатом» (Там же. С. 562). 28 марта 1643 г. он писал секрета­рю «Пропаганды» Инголи: «Бог свидетель, с моей стороны сдела­но все для возвеличения и прославления Римской церкви в защи­ту от догматов и обрядов» (Там же. С. 566). Он доказывал, что папа есть «наместник Бога на земле» и именовал его даже «Отцом небесным» (Там же. С. 571 и 573). «Прибегаю к святой Конгрега­ции, — писал Лигарид, — иной матери нет у меня» (Там же. С. 575). В 1644 г. его отлучил от греческой церкви, к которой, как видим, он никогда и не принадлежал. Константинопольский пат­риарх Парфений второй (Там же. С. 579 и 576). Лигарид в такой степени свыкся с латинством, что просил римскую «Пропаганду» разрешить ему перейти с греческого обряда на латинский (Там же. С. 582). «Все знают, что я латинист, — писал он «Пропаганде», — обучался в Риме и работаю в духе единения восточной церкви с Римской» (Там же. С. 583). И после всего этого иерусалимский патриарх Паисий посвятил Лигарида в митрополиты 14 сентября 1652 г. (Там же. С. 584), в каковом сане он и прибыл в Москву и сразу же занял место руководителя всеми церковными делами.

³⁴ В книге «Деяния собора 1666-1667 гг.» патриарший ответ гласит: «К сим же и мы глаголем, яко сия вся суть еретическая и пребеззаконная и вне Церкви Христовой: елико убо во исповеди является Никон и последующие ему наватиане и евстафиане (еретики, осужденные Первым Вселенским Собором), иже не приимаху кающихся отнюдь, мудрствующе и глаголюще противно богопроповедников апостолом и богоносным отцем». Приведя ряд ка­нонов церковных, патриархи заключают:* В сей статие по вышеписанному вопросу обретам зело виновна Никона и последующих ему» (лист 36 об. и 38 об.).

³⁵ Деятельность Никона и все дело о нем подробно изложены в «Историческом исследовании дела патриарха Никона» Гиббенета (два тома), в труде проф. Н. Ф. Каптерева «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович», в XII томе «Истории Русской Церк­ви» Макария, митрополита Московского.

³⁶ В «Истории России» С. М. Соловьева даны фактические сведе­ния, какие монастыри и какую провизию доставляли Никону в Ферапонтов монастырь. Белозерские монастыри доставляли Нико­ну ежегодно: «15 ведер вина церковного, 10 ведер романеи, 10 ве­дер рейнского, 20 пудов патоки на мед, 30 пуд. меду-сырцу, 20 ве­дер малины на мед, 10 вед. вишен на мед, 30 вед. уксусу; 50 осет­ров, 20 белуг, 400 тошей междукостных, 70 стерлядей свежих, 150 щук, 200 язей, 50 лещей, 1000 окуней, 1000 карасей, 30 пуд. икры, 30 пучков вязиги; 2000 кочней капусты, 20 ведер огурцов, 20 вед. рыжиков, 50 вед. масла конопляного, 50 вед. масла орехо­вого, 50 вед. сметаны, 10000 яиц, 30 пудов сыру, 300 лимонов, полпуда сахару головного, пуд пшена сорочинского, 10 фунтов перцу, 10 ф. имбирю, 5 четвертей луку, 10 четв. чесноку, 10 четв. грибов, 10 четв. репы, 5 четв. свеклы, 500 редек, 3 четв. хрену, 100 пудов соли, 80 четв. муки ржаной, 20 четв. пшеничной, 50 четв. овса, 30 четв. муки овсяной, 30 ч. ячменя, 50 ч. солоду, ржаного, 30 — ячного, 10 овсяного, 15 четв. крупы гречневой, 50 ч. овсяной, 3 ч. проса, 12 ч. гороху, 5 ч. семени конопляного, 20 ч. толокна; да работникам — 40 стягов говядины, или 150 полотьев ветчины» (Т. 11. С. 401. Изд. 4). От Кириллова монастыря Никон получал ежегодно: «... сена 20 возов, дров 15 сажен; из Спасокаменного монастыря: сена 12 копен, дров 8 сажен, да служка для посылок; из Спасоприлуцкого: сена 15 копен, дров 8 сажен, да повар; из Корнильева: сена 8 копен, дров 7 сажен, один порт­ной; из Троицкого-Устьшекснинского: сена 12 копен, дров 10 са­жен, служка с лошадью; Кириллова-Новгородского: сена 10 ко­пен, дров 10 сажен, один псаломщик; Никитского-Благовещенско­го: сена 5 копен, дров 5 сажен, один келейник». К этому нужно еще прибавить, что в распоряжении Никона были: 11 лошадей, 36 коров, 22 человека прислуги, которые исполняли должность рыбо­ловов. Снабженный всем в большом преизбытке, Никон, однако, нередко жаловался государю на все монастыри, что они будто бы обсчитывают его и присылают провизию не совсем хорошую. К са­мим же монастырям предъявлял иногда такие требования, кото­рые они не были в состоянии выполнить, если бы и хотели: он требовал, например, от кирилловских монахов доставлять ему жи­вых осетров «мерою в два аршина с четью», каковых, по свиде­тельству монахов, не водилось и в самой Шексне (у Соловьева, стр. 400—402). Любил великий святейший и в «заточении» пожить сытно и привольно. Недешево обходилось бедным монастырям Никоново «заточение». А оно продолжалось почти 15 лет.

³⁷ О Никоне можно сказать то, что св. Киприан Карфагенский (отец церкви III в.) сказал о современном ему ересеначальнике Навате: «Он всегда был склонным к мятежу, безумцем, яростным от [хищничества] и ненасытной алчности, человек, напыщенный от запальчивости и гордого самомнения, осужденный голосом всех епископов, как всегдашний еретик и изменник, до всего доискива­ющийся с целью предательства, льстец с целью обмана, человек совершенно ненадежный, факел и огонь, возжигающий пламень мятежа, вихрь и буря, причиняющая кораблекрушение веры, про­тивник покоя, недруг тишины, враг мира». К этому св. Киприан прибавляет, что Нават грабил опекаемых малолетних, обманывал вдов, присваивал себе церковные суммы, довел своего отца до го­лодной смерти на улице и впоследствии отказался похоронить его и бил свою жену пинками до такой степени, что причинил смерть ее ребенку. Фаррар. Жизнь и труды святых отцов и учителей Цер­кви. Перевод Лопухина. Т. I. Гл. VI. С. 213.

³⁸ Даже в советском академическом издании «Жития» протопопа Аввакума не без удовольствия отмечается, что в то время «на Русь стремительно надвигался Запад с его мирской культурой, с «не­мецкими обычаями» и пытливой наукой. Все это подрывало те ус­тои, на которых держалась старина с ее религиозным, соци­альным и экономическим укладом» // Москва, 1933. С. 56.

В наше просвещенное время, когда многие былые «ценности» подверглись переоценке в свете новых событий и течений, многие и «православные» деятели и писатели начали признавать, что ев­ропейское «просвещение» послужило духовной гибели России, что в свое время вожди старообрядчества внутренне, духом прозорли­вости, почувствовали и предвидели. Так, епископ-затворник Фео­фан пишет: «Нас увлекает просвещенная Европа. Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие, отку­да уже они перешли и переходят к нам. Вдохнув в себя этот адс­кий угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не пони­мая». См.: Рождество Христово // Православная Русь. 1938. № 24. Известный светский писатель-философ В. В. Розанов заявляет в своей книге «Опавшие листья»: «Вся цивилизация XIX века есть медленное, неодолимое и, наконец, восторжествовавшее про­сачивание всюду кабака». «Европа, — пишет Розанов, — есть континент испорченной крови», «континент упавшей души и опавших крыльев». Зеньковский В. В. Русские мыслители и Евро­па. Париж. С. 220 и 223. Не менее резко отзывается о европейс­кой цивилизации, которая уже в царствование Алексея Михайло­вича заразила русские правящие верхи: «... воздух ее удушлив», это «цивилизованное варварство», «на вершинах цивилизации происходит и возврат к первобытной орде». Зеньковский В. В. О рабстве и свободе человека. Париж. С. 84, 102, 108 и 116. Весь­ма характерно, что даже оккультисты нашего времени восклица­ют: «До чего нагло и мерзко лицо нашей так называемой цивили­зации». Зильберсдорф Е. А. Воспитание духа. Рига, 1936. С. 11. С каким же ужасом должны были смотреть наши далекие предки на его [Запада] «лицо», которое в то время выглядывало страшно кровавой и гнусной рожей.

Как глубоко верно понял и определил старообрядческое самочув­ствие новый писатель нашего времени Д. С. Мережковский: «Старообрядчество, — пишет он, — древлее благочестие со своими доб­ровольным мученичеством — самосожжениями в срубах, со своим ожиданием конца и второго пришествия, со своим бунтом против всей государственно-церковной жизни новой [...] как воплощения «духа антихристова» — [...] небывалое во всемирной истории воз­рождение эсхатологического самочувствия первых веков христи­анства. Апокалипсис нигде никогда не [...] если не понят, то по­чувствован так, как в русском старообрядчестве, т. е. в самой... пламенной религиозной стихии русского народа». Мережковский Д. С. Полное собрание сочинений. Т. XIV. С. 141.

³⁹ Приведено это «Изречение» собора, с соблюдением орфогра­фии подлинника, по изданию Братства св. Петра митрополита в Москве. 1893. Л. 7.

⁴⁰ Соловьев С. М. История России. Издание Товарищества Общ. Польза. Т. XI. Стлб. 275.

⁴¹ «О, безумие и сумасшествие проклинателей! Не стыдятся про­износить анафему. Впрочем, как черви питаются, вращаясь в гря­зи, так и они, привязавшись к этой мысли, не знают границ и стараются опозорить святую Церковь, между тем как сами достой­ны проклятия: потому что благословляющие ее, как говорит Бо­жественное писание, благословенны, а проклинающие ее прокля­ты». Деяния Вселенских Соборов. Т. VII. С. 269. «Итак, болезни их обратились на головы их. Анафема, которую они, суесловя, из­рекли, пребудет вечно на них самих» (Там же. С. 268).

Когда один из сторонников еретика Нестория произнес такую анафему: «Кто скажет, что святая Дева есть Богородица, тот ана­фема», — то несмотря на то, что она произнесена еще на будущее время (кто скажет еще), св. Кирилл Александрийский объяснил, что она простирается и на прошедшее время, ибо и до Нестория Церковь святая учила почитать Деву Марию именно Богородицей. «Таким образом, — заключает св. Кирилл, — не только на нас и на других епископов всей Вселенской Церкви, еще живых, но и на наших отцов, отшедших к Богу, произнесена анафема». Дея­ния Вселенских Соборов. Т. I. С. 140. Ясно, что и московские ана­фемы имеют такое же значение. Ясно, что и они, в сущности, лег­ли на самих проклинателей.

⁴² Книга Деяний собора 1666-1667 гг. Лист 81-82.

⁴³ Таковым уже знал его Никон и в глаза его изобличал, как об­манщика и самозванца. Митрополит Макарий. История Русской Церкви. Т. XII.

⁴⁴ В церковной истории в прошлом много было разного рода без­законных, нечестивых и еретических соборов. Но такого гнусного и отвратительного по своему составу и по своим определениям, каковым был собор 1666-1667 г., еще не было во всей многовековой истории. Известен в истории Церкви собор Ефесский 448 г. иод именем «разбойничьего». Но и он был приличнее и чистоплотнее московского собора. На нем участвовали законные представители всех восточных патриархий: константинопольской, александрийской, антиохийской и иерусалимской, а представителями римской кафедры были папские послы, и, кроме того, на нем были сотни других епископов. Он мог быть собором вселенским. Тем не менее, он вошел в историю как собор нечестивый и разбойничий. Почему же так случилось? На этот вопрос дает следующие разъяснения знаменитый богослов-мирянин А. С. Хомяков: «Вообще история знает много случаев, когда на сторону еретических убеждений ста­новились представители самых видных епископских кафедр... Не имеют решающего значения и такие формальные стороны дела, как объявление собора вселенским и утверждение его постановле­ний верховной светской властью. Так, еретические соборы Кон­стантинопольский 754 г. (иконоборческий, на котором участвова­ло 338 епископов) и вышеуказанный Ефесский 448 г. и созваны были под именем вселенских и признаны были императорами за таковые. Почему же эти и подобные им соборы, не представляю­щие никаких наружных отличий от соборов вселенских, не при­знаны были вселенскими, но, напротив, были осуждены и отверг­нуты? Потому единственно, что их решения не были признаны за голос Церкви всем церковным народом, тем народом и в той среде, где в вопросах веры нет различия между ученым и невеждою, церковником и мирянином, мужчиною и женщиною, государем и подданным, рабовладельцем и рабом, где, когда это нужно, по уст­роению Божию отрок получает дар ведения, младенцу дается сло­во премудрости, ересь ученого епископа опровергается безграмот­ным пастухом, дабы все были едины в свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия. Таков догмат, лежа­щий в основе идеи собора». Хомяков подтверждает ее многими фактами из истории древней Церкви. «Если бы оказалось нуж­ным, — заключает он, — данные этого рода в значительной степе­ни можно было бы дополнить, между прочим, и фактами из исто­рии злополучной западнорусской унии, когда православный рус­ский народ, оставленный почти всеми своими епископами во главе с митрополитом, остался верен вселенскому православию, несмот­ря на всевозможные гонения, которым подвергали его фанатики папизма». Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. Т. II. С. 59, 114-115, 150, 240-241 и др. Остался верен вселенскому правосла­вию и древнерусской Церкви русский благочестивый народ и в эпоху никоно-алексеевского погрома.

В русской эмигрантской литературе начали признавать, что «в споре за никоновские новшества стояла вся иерархия и высшие служилые слои, а за старый обряд — почти без исключения вся народная масса. Благодаря расколу, произошел разрыв между иерархией и мирянами. Иерархия в этом споре утеряла часть свое­го незыблемого авторитета, который с течением времени не только не возвратился, а, наоборот, умалился за синодальный период на­шей истории». Тряпкин В. В. Церковь и государство. Белая биб­лиотека, 1939. Кн. 3. С. 4. Согласно разъяснению г. Хомякова, и эмигрантский священник профессор о. Георгий Флоровский гово­рит: «Церковному народу принадлежит право и даже обязанность проверять веру епископа, принадлежит право догматического не­повиновения и протеста, — конечно, опять-таки из кафолической полноты... Отшельник в пустыне может оказаться кафоличнее «многолюдного собрания епископов». Может случиться, что кафо­лическое предание Церкви прозвучит в одиноком протесте, а эм­пирическое множество соблазнится нововведенными учениями» // Путь. Париж, 1931. № 31. С. 26-27. Так оно и случилось в эпоху русского церковного раскола.

⁴⁵ Современный профессор А. В. Карташев говорит: «Собор 1667 г. осудил старые обряды и тексты и оградил клятвами обря­ды и тексты, новоисправленные в качестве обрядов древнегречес­ких. Двести лет бесплодная полемика опиралась на эти мнимые истины, пока академическая наука не доказала документально, что правились обряды и чины не по древнегреческим, а по новопе­чатным книгам, что двуперстие и сугубая аллилуия и прочие об­ряды действительно старогреческие» // Живое предание. Право­славие в современности. Париж. С. 41. Нужно заметить, что еще до «академической науки» сами старообрядцы доказали в своих классических произведениях, «Керженских ответах» (1719 г.) и «Поморских» (1723 г.), что двоеперстие — апостольского проис­хождения и было всеобдержным как на Востоке, так и на Западе в течение многих веков. Затем, с 1862 г., начал выходить в России ежемесячный журнал «Христианские древности и археология», издания В. Прохорова, в котором были воспроизведены сотни древнейших икон, начиная со II в. (катакомбных), с изображени­ем двоеперстного сложения. «Академическая» же наука лишь в конце XIX в. пошла по старообрядческой дороге. Так, вышла кни­га профессора Н. Ф. Каптерева «Патриарх Никон и его противни­ки» (1887 г.) и академика Е. Голубинского «К нашей полемике со старообрядцами» (2 изд. 1905 г.). Оба научно доказали, что старо­обрядческие обряды при крещении Руси перешли к ней от гречес­кой церкви и содержались неизменно включительно до Никона-патриарха. Лучшее исследование о древности двоеперстия принад­лежит все-таки старообрядцу — С. И. Быстрову. Оно было напеча­тано под заглавием «Двоеперстие в памятниках христианского ис­кусства и письменности» в старообрядческом журнале «Церковь», 1913 г. ( 24. С. 572-574; № 37. С. 883-886; № 38. С. 907-911; № 39. С. 931-934; № 40. С. 956-958. № 50. С. 1196-1200; № 51. С. 1223-1227. № 52. С. 1247-1251. — Ред.) В апостольском проис­хождении двоеперстия теперь не может быть ни малейшего сом­нения.

⁴⁶ Уже в наше время канонизованный «святой», Серафим Саровский, спросил одну свою почитательницу: «А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двоеперстным крестом?» Та ответила: «К прискорбию, у нас в роду все так молились». «Хоть и добродетельные были они люди, — заметил о. Серафим, пораз­думавши, — а будут связаны: св. православная церковь не при­нимает этого креста». Чичагов Серафим, архимандрит. Житие Се­рафима Саровского. С. 71-72. Несомненно, и сам автор этого «Жития» держится такого же взгляда на двоеперстие, а он был потом возведен в епископы и даже в митрополиты. Журнал «Кор­мчий», выходивший под редакцией другого «святого» новой церк­ви, Иоанна Кронштадтского, разъяснил в свое время: «Нельзя не пожалеть о тех коренных русских православных людях, которые по крайнему своему невежеству крестятся двуперстно. О них Гос­подь сказал: «Раб, который знал волю господина своего и не делал по воле его, бит будет много» // Кормчий. 1903. № 32. С. 378. Сам Кронштадтский допустил такой ответ в своем журнале, ко­нечно, потому, что был вполне согласен с ним. Поэтому в старооб­рядческой журналистике этот ответ и приписывается самому Иоанну Кронштадскому // Церковь. 1909. № 8. Весьма характер­но, что даже светские и глубокопросвещениые члены «православ­ной» церкви так упорно держатся за триперстие, зная притом его недавнее происхождение, что напоминают собой людей XVII века. Известный Т. И. Филиппов, бывший контролер государственных имуществ, выступил в Обществе Любителей Духовного Просвеще­ния в 1872 г. со своими знаменитыми чтениями «О нуждах едино­верия», в которых, во-первых, доказывал «свободу обряда» и пра­во церкви заменять и отменять его и, во-вторых, что двоеперстие древнего происхождения и вполне православно. Но когда какие-то старообрядцы заявили ему, что они соединились бы с никонианс­кой церковью, если бы собор ее отменил триперстие и ввел снова двоеперстие, как оно было в древней Церкви, то он ответил: «Это дело невозможное. Но если бы оно совершилось, то я и не знал бы, куда мне деться» // Братское слово. 1886. Т. II. С. 340-341. Вот вам и просвещенный человек, признающий свободу обряда, вот вам даже государственный муж, а за пальцы держится в делах веры не слабее, чем и сам собор 1667 г. 28 января 1916 г. в Моск­ве состоялось заседание «православного» духовенства при участии Михаила, архиепископа Гродненского, Иоасафа, епископа Новоге­оргиевского, некоторых архимандритов и протоиереев — все лиц с высшим образованием. Был заслушан доклад об устроении хра­мов, причем было обнаружено, что в московской епархии при об­новлении храмов «иконы нередко пишут старообрядческие масте­ра, допуская двуперстное перстосложение». Это сообщение произ­вело переполох в среде образованного духовенства, и было поста­новлено по сему случаю: «Просить московского митрополита Макария открыть при Троице-Сергиевской лавре иконописную шко­лу и установить контроль над иконописью при производстве работ в церквах» // Московские Ведомости. 1916. № 24. Как испугалось просвещенное духовенство двуперстия!

⁴⁷ Четвертый кондак этого акафиста гласит следующее: «Буря ересей от преисподних чрез Ария во Греции возродившаяся, а в последняя лета происками Мартина Армянина чрез брынских скитоначальников возникшая в нашем отечестве, готова была опро­вергнуть тишину единыя, святыя, соборныя и апостольския церк­ви: ты же, пастырь добрый, положивый душу свою за овцы, про­гнав оных душепегубных волков, бурю суемудрия укротил еси, верныя же научил еси триипостасному Богу взывати: аллилуия». Подложность Деяния небывалого собора на небывалого еретика Мартина Армянина, придуманного Петром Великим с архиеписко­пом Нижегородским Питиримом и утвержденного Синодом, была разоблачена еще вышеупомянутыми «Керженскими» и «Поморс­кими» ответами. Однако она и до сих пор воспевается в акафисте Димитрию Ростовскому. Как прочно заблуждение!

⁴⁸ В других изданиях вместо «рукою» сказано «перстами», а в подлиннике греческом стоит: «перстома» — двойственное число, что значит «двумя перстами». Посему глубокий знаток греческого языка, вышеупомянутый Т. И. Филиппов, говорит: «Два же перста слагают единоверцы, да исповедают по слову св. Кирилла Иеруса­лимского, так же, как и по выражению Петра Дамаскина, Распя­того не только изображением креста на челе и на всем, но и обра­зом сложения своих перстов». Филиппов Т. И. Современные цер­ковные вопросы. СПб., 1882. С. 421.

⁴⁹ Кирилл Иерусалимский. Творения. М., 1822. Поучение 13.

⁵⁰ Греческая Кормчая (Пидалион), толкуя 91 правило св. Васи­лия Великого о крестном знамении, говорит, что в то время хрис­тиане знаменовались двуперстно, т. е. при Василии, и приводит вышеизложенные слова св. Петра Дамаскина, причем два перста называет «указательным и средним». См. там же у Филиппова Т. И. С. 153 и в самом Пидалионе, а также в исследовании Пидалиона И. Никольского. М., 1888. С. 259.

⁵¹ Имеется и другое толкование двоеперстия: выпрямленный ука­зательный палец символизирует Божеское естество Христа, а слег­ка согнутый в верхней своей части средний — человеческое. Ср.: Большой Катехизис. М.: Тип. Троицкой Введенской Церкви, 1878. Л. 6.; Кабанов И. (Ксенос) История и обычаи Ветковской Церкви // Старообрядческий церковный календарь. М., 1994. С. 75-76; Словарь. Старообрядчество... С. 152-153. — Ред.

⁵² [...] миссионера Пафнутия Овчинникова: «Записки по народ­ным беседам. I. — О церковных обрядах». С. 11.

⁵³ Книга соборных деяний 1667 года. М.: Издание Братства св. Петра, митрополита, 1893. Л. 6. Так же определил и собор 1666 г., см. в той же «Книге» деяний собора 1666 г., лист 41 об. Собор же 1856 г., как и собор 1667 г., признал несторианской ересью ис­поведание Христа в двух естествах двумя перстами, указательным и средним. Митрополит Макарий. История Русской Церкви. Т. XII. С. 193-194. В последующих своих книгах никоновская цер­ковь стала объяснять, что и в триперстии два последних пальца, пригнутых к ладони и бывших «праздными», означают два Хрис­товых естества. То есть сама приняла ту несторианскую ересь, ко­торую усматривала в двоеперстном сложении. Однако до сих пор большинство учебных книг по Закону Божию избегает этого объяснения, боясь, очевидно, этой ереси. Почти за триста лет но­вая церковь не смогла выработать единого общепринятого испове­дания в принятом ею триперстии.

⁵⁴ Книга Деяний... Л. 6. Весьма любопытно, что когда, именно через двести лет, поднялся между самими никонианами в Москве и Петрограде спор о древности триперстия, то защитники после­днего могли сослаться лишь на «мужей-поселян» собора 1667 г.

За два столетия не нашлось другого доказательства, как и теперь до его нет. Священник Виноградов. Несколько слов по поводу печат­ных толков о мирской свободе обряда. С. 3.

⁵⁵ Никониане раньше оспаривали все эти свидетельства. Но по­том признали, что они верны и достоверны. Вот только Феодоритова свидетельства не нашли еще на Востоке. А оно должно быть, ибо блаженный Феодорит действительно писал о перстосложении для крестного знамения, что ясно из Толковой Псалтыри препо­добного Евфимия Зигабена (XII в.), грека же. В толковании на 1-й стих 143 псалма: «Благословен Господь Бог мой, поучаяй руце мои на ополчение и персты моя на брань» преподобный Евфимий приводит следующее разъяснение блаженного Феодорита: «Сказа­ние это может относиться и к нам. Ибо, освободясь от жестокости диавола, мы научены Богом поражать его, производя крест рукой, а перстами полагая на челах печать креста». Толковая Псал­тырь Евфимия Зигабена. Перевод с греческого. Киев, Киево-Печерская Лавра, 1896. Издание второе. Ясно, что преподобный Ев­фимий, толкователь XII в., имел у себя под руками такое сочине­ние блаженного Феодорита, в котором действительно говорится о перстосложении для крестного знамения. О каком перстосложе­нии говорит он, из приведенных Евфимием строк не видно. Но если бы он говорил не о двуперстии, то никонианские писатели, знатоки греческого языка и древних рукописей, давно его опубли­ковали бы. Стоило больших усилий заставить их признать, что Петр Дамаскин и Максим Грек действительно писали о двоеперстии. Академик Е. Голубинский говорит: «Некоторые полемисты противного лагеря оспаривают достоверность учения преподобного Максима Грека о двоеперстии, заявляя сомнение, что будто бы и самое учение о крестном знамении принадлежит не ему, почему и исключено при печатании трудов преподобного». И это сделала Казанская духовная академия. «О подлинной принадлежности слова Максиму, — заявляет Голубинский, — не может быть ника­кого спора. Оно находится в собрании сочинений Максима, кото­рое принадлежит ему самому». Богословский вестник. 1892. С. 56. Свидетельство святого Петра Дамаскина, как мы видели, подтвер­дила даже Кормчая греческая — Пидалион. Надеемся, что с тече­нием времени будет подтверждено и свидетельство блаженного Фе­одорита. Известный славянофил И. В. Киреевский пишет: «В неко­торых уцелевших до нас писаниях XV века (См.: проф. Шевырев. История русской словесности) мы находим выписки из русских переводов таких творений греческих, которые не только не были известны Европе, но даже в самой Греции утратились после ее упадка и только в недавнее время и уже с великим трудом могли быть открыты в неразобранных сокровищах Афона». Киреевский -И. В. Полное собрание сочинений. Т. I. С. 202 и 203. Несомненно, такая судьба постигла и Феодоритово «Слово о крестном знаме­нии», о чем свидетельствует преподобный Евфимий Зигабен.

⁵⁶ Жезл. Изд. 2. Возоблич. 22. Лист 50 об.

⁵⁷ Академик Е. Голубинский утверждает, что такое перстосложе­ние имеется на языческих миниатюрах, украшающих древние классические произведения, и что они означают, конечно, не имя Исуса Христа, а просто ораторский прием. Голубинский Е. К на­шей полемике со старообрядцами. С. 179. В альбоме князя [З. Э.] Ухтомского, путешествовавшего с царем Николаем II (тогда еще только наследником) по Японии, помещено немало снимков с язы­ческих идолов, которые изображены с херосложным перстосложе­нием. В наше время часто можно видеть снимки с буддийских проповедников, поднявших правую руку с «именословным» пер­стосложением. Собственно, оно никакого имени не означает, тем более Христова, которого буддисты не признают и не знают. Это просто проповеднический знак. Такое значение он имеет и на не­которых иконах. Но защитники именословия не только эти знаки, но даже ясное двуперстие стараются выдать за именословное пер­стосложение. Литературных же указаний об именословном перстосложении нет никаких и ни одного.

⁵⁸ В святоотеческой литературе и в богослужебных книгах нет этих названий. Там кресты именуются: двучастным, тричастным, или трисоставным, и четверочастным, соответственно количеству частей, из которых крест состоит. Например, на службе на Воз­движение Честнаго Креста 14 сентября поется: «Четвероконечный мир днесь освящается, четверочастному воздвизаемому Твоему Кресту, Христе Боже наш» (на утренних стихерах). Это именно восьмиконечный Крест Христов.

⁵⁹ Григория Амиритского в разглаголании с Ерваном. Беседа тре­тьего дня.

⁶⁰ Октая, в среду и пяток седальны на утрени третьего гласа.

⁶¹ В Малом Катихизисе, издания патриарха Иосифа, говорится: «Царем Вечным называет Его (Христа) ангел, благовествуя (Луки, I): и даст Ему Господь Бог престол Давыда Отца Его, и воцарится в дому Иаковли вовеки и царствию Его не будет конца, яко же и титла, яже на Кресте Его свидетельствует (Иоанн, 10): Исус На­зарянин, Царь Иудейский» (лист 7 и об., объяснение 2-го артику­ла Символа). По эму на крестах восьмиконечных пишется и эта Пилатова надпись». Этого требует и Большой Соборник, глава 48: Слово св. Иоанна Златоустаго в среду Страстной недели, лист 527 об. и 528.

⁶² Артус, артос (греч. — квасной хлеб) — просфора большая все­целая, освящаемая на первый день Пасхи. Олицетворяет Пасху, Агнца, «вземляюще грехи мира». — Ред.

⁶³ Панагиарный хлеб — Богородичная просфора. — Ред.

⁶⁴ Противники восьмиконечного Креста пытаются вытолковать образ Святой Троицы в четвероконечном Кресте, несмотря на столь ясное указание в приведенном тексте на трисоставный крест. Св. Григорий Синаит. Канон Кресту, песнь 8-я. [...] на ше­стиконечный или восьмиконечный, если не считать [...] Крест Четвероконечный имеет четыре конца, как ясно [...] состоит из двух древ, [...] изобразить тричислие, т. е. три лица Святой Трои­цы. «По древам ли? Но сих два токмо. По концам ли? Но сих че­тыре суть. По совокуплению ли? Но сие едино есть. Убо како и чем двучастному кресту тричислена именования Святой Троицы изображати, недоумеемся». Поморские Ответы, 69-й ответ. Авто­рам никонианских книг «Скрижаль», «Пращица» и «Розыск» пришлось прибегать к натяжкам и уловкам, чтобы в двучастном. кресте, имеющем четыре конца, истолковать три Лица Святой Троицы. Одни из них прямое древо разделили надвое и примени­ли эти две части к двум Лицам Святой Троицы, а цельное, попе­речное — к третьему Лицу; а другие поперечное древо разделили надвое и отыскали тогда два Лица Святой Троицы, а прямое ос­тавили целым и еще одно Лицо нашли в нем. Но с такой легкос­тью можно и в одном жезле (единичном предмете) отыскать об­раз трех Лиц, разделив его просто на три части. Современный парижский богослов эмигрантской церкви (евлогианской ориен­тации) о. С. Булгаков прибег к иной уловке, чтобы в четвероко­нечном кресте вытолковать образ Святой Троицы. Он привел сна­чала текст канона святому Кресту: «Крест трисоставный Трои­цы бо носит триипостасныя образ». До какого помрачения даже в наше время и даже весьма свободомыслящие богословы пропи­таны никонианством, что не видят того, что сами же читают и приводят. Ясно же говорится в приведенном тексте о трисоставном кресте, т. е. состоящем из трех частей, в других местах бого­служебных книг он называется и тричастным. Именно в нем, в трисоставном, выражается образ Святой Троицы. Зачем же отыскивать этот образ в двучастном, в двухсоставном, т. е. в четвероконечном кресте? Неужели до сих пор еще жива прежняя ненависть к шестиконечному или восьмиконечному Кресту Хрис­тову? Вместо креста о. Сергий нарисовал два ватерпаса, обозна­чив их концы тремя звездочками. Звездочки действительно име­ют число три. Потом эти два ватерпаса совокупил вместе их ос­нованиями, получился четвероконечный крест. Может быть, это на современный взгляд и остроумно. Но не отвечает все-таки об­разу Святой Троицы: ватерпасы еще имеют образ тричислия — каждый в отдельности. Но когда их соединили, то получилось шесть звездочек, что уже не имеет образа Троицы, или, в край­нем случае, — четыре звездочки, что тоже не отвечает тричисленному образу. Но спрашивается: зачем же вся эта игра? Для чего прибегать к таким фокусам? Совершенно верно говорит о. Булгаков: «Образ креста действительно есть Троицы Триипостасной образ. Это есть некоторый непосредственный символ, прямая икона триипостасности» // Православная мысль. Париж, 1928. Вып. I. С. 69. Но это именно трисоставный Крест, а не двусос­тавный, шестиконечный, а не четвероконечный.

⁶⁵ Любопытно, что в Четь-Минее Димитрия Ростовского в пре­дисловии к декабрьской книге дается такое объяснение о Кресте Христовом: «Тако предают отцы древнейшие и святый Иустин и св. Ириней, довольно яве сказующий, яко обе нозе Христово стоясте на подножии Креста» (Издание Киево-Печерской лавры).

⁶⁶ Так выразился известный в эмиграции писатель Л. И. Карса­вин; он дал «графический анализ крестного символа» во втором томе своей книги «О началах». К сожалению, у нас нет под рука­ми этой книги, и мы вынуждены процитировать его по примеча­нию другого эмигрантского писателя, В. Н. Ильина, к его статье «Основные вопросы символики Креста Господня». Православная Мысль. Вып. I. С. 131.

⁶⁷ Только что поименованный писатель В. Н. Ильин. Там же. С. 130.

⁸⁸ Четвероконечный крест начали уродовать тем, что концы его стали овальными, и получается из него уже не крест, а цветик. Затем начали его изображать, где попало: на картах игральных, на коврах, на паркетных полах, на галошах и таким образом со­всем его обесценили и попрали. Старообрядческая Церковь в сво­ем «Окружном послании» 1862 г. предостерегает своих чад от та­кого глумления над Крестом Христовым.

⁶⁹ Священник Дурылин С. Церковь невидимого града. С. 22.

⁷⁰ Некоторые никонианские писатели признают такое название четвероконечного креста хулением, даже Синод считал его «страшным и нестерпимым хулением» // Братское Слово. 1886. Т. I. С. 591. Изъяснение. Но еще соборная книга «Жезл» разъяснила: «Крыж в польстем языце не что ино знаменует, токмо еже славенски — крест, гречески же — ставрос, латински паки — крукс. Несть в самом деле укоризна Кресту Господню именоватися крыжем» // Издание 2-е. Ч. I. Возобл. 23. Л. 51. Даже в наше время от самих никониан не редкость встретить это название: «Крест латинский». Так, нами уже упоминавшийся славянофил И. В. Киреевский писал: «Удивительно, что в русской университет­ской типографии кресты все латинские»  (Цит. по: прот. Четвериков С. Оптина пустынь. С. 142). Даже сам обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев в письме к царю Александру III возмущался: «В Галиции полиция снимает русские шестиконечные кресты и заменяет их латинскими». Письма Победоносцева к Александру III. 1926. Т. II. С. 11. Пожалуй, при Никоне Победоносцев был бы аввакумовцем.

⁷¹ «Малаксою» — значит именословным перстосложением: так прозвали его по имени одного еретического писателя, [мнение] ко­торого никониане приводили в защиту этого перстосложения.

⁷² Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 222, 223.

⁷³ Про то же говорит и философия: «Круг, — замечает Гегель, — всегда считался символом бесконечности, вечности. Круг есть [за­конченное] [...] пространство, замкнутое в себе, существующее для себя». Цит. по: Фишер. История новой философии. Т. VIII. Ч. I. С. 468. В кругловидной печати на просвирах была надпись: «Се Агнец Божии, вземляи грехи всего мира», — взятая из Еванге­лия (Иоанна, 1: 29). Круг бесконечности и свидетельствовал о веч­ности Агньца Божия.

⁷⁴ Книга деяний собора 1666 г. Л. 37; собора 1667 г. Л. 2, 6-7.

⁷⁵ Димитрий, митрополит Ростовский. Розыск.

⁷⁸ Просвирница, просвирня — женщина, занимающаяся выпеч­кой просфор (просвир). — Ред.

⁷⁷ Книга Деяний собора 1666 г. Л. 38 об.

⁷⁸ Акты Исторические. Т. IV. № 203. Приведено в книге: Филип­пов Т. И. Современые церковные вопросы. С. 325-326.

⁷⁹ Архангельские губернские ведомости. 1909. № 5; Христианс­кие чтения. 1906. Ч. 222. С. 81.

⁸⁰ Керженские ответы. Ответ на 57 вопрос.

⁸¹ «Пращица» Питиримова, ответ 212. Была попытка этот ответ направить против так называемых беглых попов. Но она оказа­лась несостоятельной. Питирим имел в виду именно «православ­ных» попов, служивших в никонианской церкви на просфирах с восьмиконечным крестом. Филиппов Т. И. С. 339-342.

⁸² В определении собора 1666 г. сказано: «Аще кто не послушает хотя в едином чесом». Л. 48.

⁸³ Питирим с насмешкой утверждал, что в старых просфирах с печатью восьмиконечного Креста с копием и тростию и главою Адамовой — все это превращается в Тело Христово. Пращица. Первых изданий. Л. 82 об. На это тогда же старообрядцы ответи­ли, что предлежащий на престоле «Агнец пресуществляется в Тело Христово». Керженские Ответы. Ответ 80. Однако глумление Питиримово приводили миссионеры и самого последнего времени, включительно до наших дней, забывая, что эти стрелы они на­правляют и против древней церкви, и против единоверческой, и против Синода, разрешившего последней служить литургию с та­ковой именно печатью — с копием, тростию и Адамовой главой, и даже против никонианской церкви: ведь и в ней же не голый хлеб приносится в алтаре на жертвеннике, а просфора с четыреугольной печатью, с крестом четвероконечным, с надписью IС ХС и HIКА. Превращается ли все это в тело или нет? Каждому ясно, что все эти начертания, как и трости, и Адамовой главы, сделаны из теста же, из хлеба и неотделимы от него. Глупо спрашивать о их пресуществлении, когда на самом деле они же есть хлеб. Не трость же на самом деле, не Адамова же глава, как таковая, пре­вращаются в тело Христово. В противном случае пришлось бы ут­верждать, что верующие, съедая просфиру с печатью на ней, едят и крест, и трость, и HIКА, и Адамову главу и все прочее, что изображено на печати, даже самую Голгофу. До какой нелепости доходят враги восьмиконечного Креста Христова! Они должны бы знать, что и в их богослужебных книгах прославляются и копие, и трость, которые они так бесцеремонно и ожесточено выбросили с просфор, с дискосов, с Агньца Божьего и за которые прокляли православных христиан. В стихерах на «Господи возвах» четвер­той седьмицы Великого Поста, творения св. Феодора Студита, «Поем распятие, копие, губу и трость, ими же нас обессмертив, в прежнюю паки сладости жизнь возвел еси, яко человеколюбец». Приводим по книге митрополита Елевферия «Об искуплении». Париж, 1937. С. 59. Не крестом только, но и копием и тростию Господь «обессмертил нас», поэтому они должны быть при Крес­те. Совершенно законно они изображаются на просфирных печа­тях, на дискосе, на Агньце, и изгнание их отсюда, да еще с ана­фемами, с извержениями, с мучениями и прочими гонениями есть величайшее кощунство и несомненная ересь самого худого сектантства.

⁸⁴ Феофилакт Лопатинский. Обличение. Л. 60.

⁸⁵ Срачица. Здесь: сорочка, рубашка. — Ред.

⁸⁶ Требник. Синодальное издание. 1911. Ч. I. Лист 28.

⁸⁷ Мереж(к, н?)овский С. Б. Полное собрание сочинений. Т. XIV. С. 196-197.

⁸⁸ Весьма основательно это лжеучение Антония опровергнуто митрополитом Елевферием в его книге «Об искуплении». Париж, 1937.