Бубнов Н. Ю.

(Санкт-Петербург)

 

Духовное наследие каргопольских странников.

[По издан.: Сборник статей по материалам научной конференции в Каргополе «Христианство и Север». Москва, 2002 г. стр. 137-147]

 

Каргопольский край особенно интересен тем, что здесь вплоть до 1970-х гг. сохранялась старообрядческая конфессия бегунов или скрытников. Скрытники — наиболее радикальное течение в старообрядчестве, отрицавшее все государственные институты, как церковные, так и гражданские. Они считали царя антихристом или слугой антихриста и не признавали чиновничество, армию, суд. Они отрицали брак в любой его форме, как институт, мешающий осуществлению идеала праведности в условиях страннической жизни и постоянного гонения на истинную веру, не признавали и не имели личных документов, а также денег, содержавших, по их убеждениям, изображения антихристовых слуг и символы власти антихриста1. При советской власти идеология скрытничества в своей основе не изменилась, хотя и претерпела некоторые видоизменения. Являясь последователями старца Евфимия, создавшего в 3-й четверти XVIII в. оригинальное идеологическое учение, скрытники, в то же время, сознавали себя прямыми преемниками и последователями первых старообрядцев, не признавших церковную реформу патриарха Никона 1654-1667 гг. и занявших бескомпромиссную позицию по отношению к реформированной “антихристовой” церкви. Особенно большую роль в учении скрытников играл Соловецкий монастырь и его древние традиции. После разгрома царскими войсками в 1676 г. соловецкого восстания, по всему Поморью скрывались бежавшие из монастыря соловецкие иноки, многие из которых проповедовали различные эсхатологические учения. Среди таких проповедников особую известность получили Епифаний Соловецкий, автор знаменитого автобиографического жития, и Игнатий Соловецкий с его проповедью самосожжения как верного и надежного средства спасения души, в условиях наступившего “конца света” и непрекращающегося гонения на “верных”2. Сочинения, написанные соловецкими иноками, а также посвященные им, широко “обносились” на Севере, сохранялись и переписывались в среде старообрядцев всех конфессий, но особенно, начиная с конца XVIII в., среди скрытников.

Особый интерес представляет оригинальная литература, созданная скрытниками за два века существования этого старообрядческого толка. Эта литература, имеющая богатую традицию и обладающая яркими оригинальными чертами, к сожалению почти не изучена и в большой мере даже не собрана в государственные хранилища. Это объясняется чрезвычайно замкнутым образом жизни скрытников, избегавших каких- либо контактов с людьми, не последующими их учению, а также предвзятым отношением общества и государства, как до, так и после революции 1917 г., к “мудрствованиям” гонимых религиозных сектантов. Между тем, длительное существование замкнутых религиозных общин, почти не контактирующих с враждебным окружением, в условиях исповедуемого безбрачия, является само по себе феноменальным явлением в мировой истории. Оно может быть объяснено, на наш взгляд, лишь существованием стройной религиозно­идеологической системы, детально регламентирующей жизнь общины и каждого индивидуума в ней. Интересны также те немногочисленные контакты этой феодальной по своей сути структуры с капиталистическим, а затем и социалистическим окружением, оказавшиеся неизбежными на практике, которые в силу этого были осмыслены идеологами скрытничества и включены в их идеологическую систему.

Теперь, когда каргопольская скрытническая община прекратила свое существование, выяснилось, что собранные в Каргополье сотрудниками Академической библиотеки рукописные материалы с наибольшей полнотой отражают жизнь этой наиболее радикальной старообрядческой конфессии не только в этом крае, но и во всей России. Без привлечения этих материалов практически невозможно изучение эволюции старообрядческой мысли нового времени, начиная с середины XIX в. Результаты археографических экспедиций 1960-1970-х гг. отражены в нескольких опубликованных отчетах, где можно найти некоторые, хотя и довольно скудные, наблюдения их участников над жизнью обитателей последних скрытнических скитов3. Задача настоящей статьи хоть в какой-то мере пополнить эти наблюдения личными впечатлениями тех лет, что должно помочь исследователям в научном освоении собранного в БАН, ИРЛИ, и в архиве Каргопольского музея-заповедника рукописного материала.

Мое первое знакомство с каргопольскими скрытниками произошло летом 1965 г., когда я, вместе с моим учителем, заведующим отделом рукописной и редкой книги Библиотеки АН Александром Ильичем Копаневым, впервые приехал в Каргополь в составе археографической экспедиции. Ее целью был сбор и покупка у населения древних рукописей и книг для Академической библиотеки. О каргопольской общине скрытников участникам поездки ничего не было известно. О живущих здесь скрытниках мы узнали от Максима Ивановича Залесского, в прошлом одного из руководителей местной общины — “преимущего”, адрес которого мы получили в Каргопольском краеведческом музее. Завязавшееся знакомство породило многолетние контакты, как личные, так и через переписку. В результате Библиотека АН смогла получить в дар или приобрести у Максима Ивановича несколько древних книг, рукописные “цветники” с текстами оригинальной старообрядческой и скрытнической письменности, а также его собственные труды по истории скрытничества в Каргопольском крае, о скрытниках — иконописцах и написанную им автобиографию. Деньги за книги Максим Иванович, по примеру своих бывших единоверцев — “безденежников” не брал, прося оплатить лишь работу по беловому копированию для Библиотеки собственных трудов. А. И. Копанев, общаясь с М. И. Залесским, побудил его продолжить работу над изучением истории религиозной жизни скрытников. Он выразил убеждение в том, что интерес к этому радикальному религиозному течению в российском обществе будет возрастать, и что живые воспоминания непосредственного участника исторических событий и свидетеля духовных исканий крестьян-старообрядцев для будущих россиян бесценны.

Тогда же, в 1965 г., нам с А. И. Копаневым удалось обнаружить в деревне Забивкино действующий скрытнический скит и познакомиться с руководительницей местной общины Анастасией Дмитриевной, которую мы еще раз посетили в 1968 г. Анастасия Дмитриевна с юности жила в скитах, служа Богу и занимаясь перепиской книг, в особенности певческих. Две такие книги, написанные с употреблением древних крюковых нот и украшенных великолепным красочным орнаментом, она нам показала, вынеся из кельи, а несколько незаконченных тетрадей своей работы, по нашей просьбе, подарила в Библиотеку АН в качестве образцов местного скрытнического письма. В одной из подаренных ею тетрадей, наряду с молитвами и богослужебными текстами, оказалась выписка из довоенного учебника политграмоты о колхозах, социалистическом строительстве на селе и о созидании в стране нового, бесклассового общества (БАН, Каргоп. 253). Как известно, в 1920-1930-­х гг., “преимущим” скрытнических общин — “безденежникам” и “нищелюбцам” импонировала социалистическая идея бесклассового общества и свободного общинного труда. Была даже, окончившаяся неудачей из-за доноса, попытка создания “страннического” колхоза на Ярославщине.

В 1968 г., обходя деревни вдоль правого берега реки Онеги, в деревне Окуловская мы случайно обнаружили еще одну скрытницу — Марию Ивановну (урожденную Гриневу), жившую в “келье”, пристроенной к когда-то богатому дому на краю деревни. Успешному знакомству, перешедшему впоследствии в своеобразную дружбу с этой еще не старой женщиной (ей тогда было около 50 лет), способствовало посетившее ее накануне “сонное видение”, в котором ей явились два “светозарных юноши”, ласково беседовавшие с ней о Боге. Мы как-то ненароком сумели вписаться в то возвышенное состояние духа, в котором она находилась в то солнечное утро. Вопреки указаниям своей веры, она не только пустила нас — чужих — в свою “келью”, но и прямо спросила о том, кто мы и какой мы веры? Представившись прохожими странниками (т. е. отнюдь не туристами), путешествующими (т. е. странствующими), в поисках старинных (т. е. “истинных”, мудрых) книг, мы от прямого ответа на вопрос о вере уклонились, сказав лишь, что верим в Господа Бога. Такой ответ Марию Ивановну не удивил и, по- видимому, вполне удовлетворил, так как и они, странники, вынуждены скрывать свою веру от посторонних и отвечать на вопросы о вере уклончиво. К тому же мы находимся (как она сама объяснила) на государственной службе и потому должны “таить” свою истинную веру. Наше знание древнерусского письма и основных догматов старообрядчества, еще более расположило ее к нам. Впрочем, безбожники-неофиты, имеющие тягу к “истинной” вере, дороже для странников, чем убежденные адепты “неправой” веры, которых почти невозможно наставить на путь истинный, ведь странническая секта долгое время могла существовать лишь за счет неофитов. На наши встречные практические вопросы о вере, месте рождения, количестве и местожительстве других членов общины, которых мы, в поисках книг, хотели бы посетить, Мария Ивановна отвечала без запинки, метафорическим языком. Позднее она подарила нам две небольшие тетрадки: “Объяснение кто такие скрытники” и руководство “О еже како отвещати пред властию”, которые цитировала в этом первом разговоре4. История Марии Ивановны типична для судьбы скрытников. У этой женщины был старший брат — богатый мельник Гринев, имевший семью, “благодетель”, который помогал кормить и содержать всю местную скрытническую общину. Во время коллективизации мельницу и дом отобрали, и раскулаченный мельник с семьей вынужден был бежать в Ленинградскую область, где устроился работать конюхом в колхоз. Две его сестры-девственницы, уже вступившие к тому времени в скрытническую общину, упросили брата оставить с ними старшего сына, 14-летнего Максима. Этого мальчика сестры держали тайно, запертым в доме, не пускали в школу и сами его обучали славянской грамоте, молитвам и “божественному” пению. У Марии Ивановны сохранились рисунки мальчика скрытника, и часть из них она нам подарила. Когда мальчик вырос, он отпросился у теток и уехал к отцу в Саблино. В 1941 г. Максим Гринев погиб на Ленинградском фронте. Позднее, в 1969 г., я съездил в Саблино и нашел бывшего каргопольского мельника. Этот колоритный могучий старик с рыжей окладистой бородой, после разговора о сыне, рассказал о своей бывшей мельнице и неожиданно заявил, что изобрел вечный двигатель. Я попытался возразить, объяснив, что построить “perpetuum mobile” в принципе невозможно, так как его работа войдет в противоречие с законом сохранения энергии. Тогда изобретатель встал, принес из сарая ржавое и погнутое колесо с прикрепленными к нему мешочками с пересыпающимся песком и заявил, что оно крутилось у него “вечно”, пока не пришло в физическую негодность. Такая модель вечного двигателя была мне знакома со школьных лет по “Занимательной физике”, Я. И. Перельмана. Но, конечно же, каргопольский мельник Гринев никакого образования не имел, книг по физике не читал, а изобрел и построил свой “самодействующий” механизм вполне самостоятельно.

Приехав в Каргополь вновь летом 1975 г., мы уже не застали в живых ни М. И. Залесского, ни Анастасию Дмитриевну, а Мария Ивановна, ставшая “преимущей” и, оставшись вдвоем со скрытницей Фетиньей, Ушла «в мир», «в услужение», в село Архангело, где предпринимала тщетные попытки завербовать новых адептов в свою “веру” стремясь возродить вымирающую секту. Фетинья осталась в скиту в деревне Залесье одна, сторожить имущество скита и его библиотеку. Подходя к скиту вместе с моими тогда молодыми коллегами из БАН А. А. Амосовым и Т. И. Макушкиной, я ломал голову над тем, как войти в доверие к новой хозяйке скита и получить доступ к скитской библиотеке? Однако вопрос решился неожиданно просто. Маленькая шустрая старушка с порога заявила, что хорошо и давно меня знает. Оказывается, это она жила в скиту (совсем в другой деревне) вместе с Настасьей Дмитриевной и видела меня из окна кельи и в 1965 и в 1968 гг., разговаривающим с ее наставницей. Более того, Фетинья помнила и все наши разговоры семи-десятилетней давности, переданные ей наставницей во всех подробностях. Удалось решить и судьбу скитской библиотеки, большую часть которой Фетинья, получив письменное согласие от Марии Ивановны, передала «на вечное хранение» в Библиотеку Академии наук, «для пользы науки». Свой дар Библиотеке она восприняла как снятие с себя тяжкого бремени ответственности пред Богом за сохраненные “святые” книги, с переложением этой ответственности на меня и моих спутников6.

Во время путешествий по Каргополью в 1960-1970-е гг., нам удалось разыскать и приобрести около 400 рукописей и более 200 старопечатных книг, которые составили в Библиотеке Академии наук Каргопольское рукописное собрание. Почти треть хранящихся здесь материалов так или иначе связано с каргопольскими скрытниками. Среди них не только сочинения самих скрытников, но и большое количество рукописей предшествующего периода, использованных учеными скрытниками для обоснования своего учения. Это, прежде всего, сочинения соловецких иноков: Пятая соловецкая челобитная, “История о отцах и страдальцах соловецких” и “Виноград российский” Семена Денисова, жития наставников Выга. Удалось найти и неизвестные ранее сочинения. Так, в деревне Кучеполда, Печниковского района, нами был получен объемистый сборник старообрядческих сочинений и различных выписок середины XVIII в., сделанных неизвестным каргополом в Выго-Лексинском старообрядческом монастыре. Среди них удалось обнаружить неизвестную ранее челобитную Игнатия Соловецкого от 5 марта 1676 г., адресованную царю Федору Алексеевичу, в феврале того же года занявшему московский трон. Полный корпус сочинений Игнатия, старообрядческого идеолога и писателя, в своих писаниях доказывавшего правомерность и угодность Богу “самоубийственных” смертей во время гонений на веру, нам удалось реконструировать и издать отдельной книгой в 1998 г.5. Большую ценность представляют найденные и привезенные в БАН скрытнические “цветники” с тематической подборкой текстов, а также материалы по истории скрытников в Каргополье. Большую часть этих материалов удалось получить у М. И. Залесского, который (до своего ареста и заключения в 1931 г.) был одним из руководителей местной скрытнической общины — “преимущим”. В этом качестве он участвовал в нескольких страннических соборах, состоявшихся на Ярославщине, куда съезжались представители общин из 17 российских губерний. Уже тогда Максим Иванович, по его словам, сначала нелегально, а затем и с разрешения участников соборов, вел протокольные записи обсуждавшихся вопросов. Часть своих записок ему удалось сохранить, другие он пытался восстановить по памяти. На основе этих записей им был написан “Исторический очерк каргопольских странников в биографиях их руководителей с 1845 по 1940 гг.”. Как пишет автор в своем труде, учение странников (скрытников) получило распространение в Каргополе с середины XIX в., после разгрома царизмом Выга и других старообрядческих скитов, как ответная реакция на жестокое преследование старообрядцев при Николае I. В Каргопольском уезде в 1838 г. была закрыта Филаретовская пустынь, основанная почитавшимся старообрядцами-федосеевцами старцем Филаретом еще в XVIII в. Вскоре была уничтожена и часовня, воздвигнутая верующими над прахом Филарета, а затем и крест над его могилой, куда верующие продолжали ходить на поклонение, а в 1860 г. и сама могила святого старца была сравнена с землей. Подобные жестокие акты преследования оттолкнули многих рядовых старообрядцев от политики компромиссов с властями, проводившейся их руководителями и способствовали появлению в крае скрытнического учения, занесенного сюда из Ярославских пределов. По мнению исследователя, именно в странническом учении наиболее полно отразились принципы первоучителей старообрядчества, непримиримость к компромиссам с государственными и церковными институтами. Среди других сочинений М. И. Залесского интересны его “Автобиография”, сочинения о руководителях скрытничества: старце Евфимии, Никите Киселеве, о странниках-иконописцах Илье Репкине и Антипе Смирнове. Уже сестра М. И. Залесского, скрытница Фамаида Ивановна (Максим Иванович умер в ночь на 1 января 1975 г.) передала нам любимый им лицевой Апокалипсис с толкованиями и с оригинальным подбором иллюстраций, а также материалы для незаконченного страннического “цитатника”. В последнем неоконченном труде собраны выписки из различных книг, в том числе и из “внешних” сочинений (не старообрядческих писателей), сгруппированные по темам. К отдельным словам и выражениям здесь приурочены выписки из Жития боярыни Морозовой (пояснение к слову “Аминь”), автобиографического Жития Инока Епифания (“Складенки иконки”) и протопопа Аввакума (“Жена и дети сгубили его”). В этой последней выписке обосновывается страннический догмат безбрачия, обусловленный необходимостью быть в постоянной готовности к бегству от антихристовых слуг для спасения своей души. Автор выписок, вслед за неистовым Аввакумом, ссылается на слова апостола: “Привязался еси жене, не ищи разрешения, егда отрешишися, тогда не ищи жены”.

Духовные запросы и нравственные ценности скрытничества ярко отразились в Духовном цветнике, переписанном (а, возможно, и составленном) М. И. Залесским. Приведем здесь лишь небольшую часть оглавления из этого Цветника, содержащего такие главы и разделы: “Глава 18. О страннолюбии. 1. Странноприимство повелено Христом Спасителем; 2. За постройку келий воздаяние до второго Христова пришествия; 3. Во второе Христово пришествие защитниками будут те, которых укрывал и питал; 4. Особенно дорого страннолюбие во время гонения; 5. Дом, где странник охраняется и туда не смеет войти диавол; 6. В лице странных Христос; 7. Странноприятию препятствуют лжепророки; 8. Еретиков в дом не принимать. Еретика не только не принимать в дом, но и не удостаивать его приветствием. Глава 19. Все святые были странники; Глава 20. О милостыни. 1. Похвала милостыне; 2. Милостыню должны подавать все, не ссылаясь на крайнюю нужду; 3. Милостыня должна быть от правого имения; 4. За раздачу нищим хотя не право собранного имения, велика награда; 5. За умерших в вере милостыню творити; 6. Чрез даяние милостыни умножится имущество; 7. Обещанная милостыня уже есть богосвященна; 8. Милостыню творить всем, паче же присным к вере; 9. Нищий кто?; 10. Даяй нищему — Христу дает; 11. Милостыню в еретические храмы не жертвовать; 12. Награда за милостыню и гостеприимство. Глава 21. Имение раздавать при жизни своими руками, а не оставлять родственникам по завещанию. Сдружащемуся с еретиками - нет отпущения грехов. Глава 19. Бог, пророки, а посли и вси святии, были странниками. Выше всех подвиг есть странничество”.

Мы видим, что “нищелюбие” и “странноприимство” превалируют в системе ценностей скрытников, выделяя их из ряда других конфессиональных направлений в старообрядчестве. В этой связи интересно сопоставить идеологическую систему этого старообрядческого направления с теорией американского психолога Стивена Рейса, утверждавшего, что человеком в его поступках руководят 16 желаний-стимулов, причем значимость стимулов зависит от индивидуальных особенностей личности. Вот эти стимулы: “власть, независимость, любознательность, одобрение, порядок, экономия, честь, идеализм, общение, семья, положение в обществе, месть, любовные отношения, еда, физические упражнения и спокойствие”. Очевидно, что религиозное чувство и любовь к Богу подпадают у Рейса под обозначение “идеализм”. Не трудно заметить, однако, что именно религиозное чувство не только превалирует в системе жизненных стимулов скрытников, но и определяет почти все их поведение, остальные, названные Рейсом, желания-стимулы или прямо отвергаются их верой (независимость, семья, месть, любовные отношения, физические упражнения), либо занимают сугубо подчиненное положение, подавлены и присутствуют чаще всего лишь в подсознании. Впрочем, следует учесть, что система Рейса разработана для западного человека эпохи индустриального общества, тогда как скрытники жили и продолжают жить в “средневековье”, в атмосфере тотальной регламентации всех жизненных проявлений. Их цель — не подпасть под власть антихриста, стерегущего каждый неверный шаг “последних остальцев” истинной веры, “крыющихся в пустынях и горах” с надеждой попасть в Небесное царство.

Непреклонное следование такой идеологии доставляло странникам много бед уже в советское время. Так, последователи этого учения прятали в своих скитах солдат дезертиров с Великой Отечественной войны, “не востязая” их, за что именно преследуют их “власти”. Прятали они и беглых с каторги и из лагерей ГУЛАГА, помогая беглецам переправиться в центральную Россию, следуя по цепочке указанных им адресов. Таким образом, один и тот же человек мог квалифицироваться, для принимающих его скрытников, и как еретик, “неверный”, которого нельзя кормить и принимать в дом, и как “странник”, гонимым властями, которого, напротив, необходимо принять и укрыть от преследований. Жизнь постоянно требовала у скрытников решения часто неразрешимых вопросов, и именно это побуждало их руководителей к выработке детальной поведенческой регламентации. Однако регламентация помогала слабо. Поступать в каждом конкретном случае приходилось в зависимости от того, в какой социальной роли чужой человек выступал в данный момент и в данной ситуации. Признаюсь, что, быстро поняв это, мы с успехом пользовались сделанными наблюдениями в своей археографической практике.

Жизнь старообрядческого скита в Каргополье нам пришлось наблюдать воочию. В скиту жили 2-3 странника или странницы-монашки. Мужских скитов в Каргополье нам застать уже не удалось. Некоторые из обитательниц женских скитов — девственницы, из их числа обычно выбирались все руководители скитов — “преимущие”. Другие женщины приходили в скит из мира, имея целью спасение души, обычно уже после того, как они вырастили детей и похоронили мужа. Такая женщина должна была разорвать паспорт и пенсионное удостоверение, порвав все связи с миром антихриста. После года “послушничества” в скиту, соискательница принималась в братство. В скиту соблюдался монашеский “чин”, со строгими постами и молитвенными бдениями. Хозяйство, как правило, велось натуральное, из магазина или с молочной фермы приобреталась только мука, молоко и соль, которые было необходимо освятить. Деньги во многих скитах не признавались, в руки их не брали, из-за имеющихся на них изображений антихриста и его слуг, а также “знаков антихриста” — изображений двуглавого орла или советского герба. В необходимых случаях продукты и вещи в скит доставляли мирские доброхоты, которых оформляли в качестве доярок или колхозников для получения зарплаты в место фактически работавших скрытниц. Вместе с тем, скрытников, не достигших пенсионного возраста, до 1980-х гг. преследовали по статье “тунеядство”, а молодых парней еще и за уклонение от воинской службы. Такие “гонимые” члены секты должны были, при появлении в деревне или близь скита посторонних людей, бежать и прятаться в лесу (отсюда название “бегуны”). Впрочем, окрестное старообрядческое население — “доброхоты”, среди которых у насельников скитов было много родни и которое скитники “обслуживали” в части исполнении духовных треб и обрядов, “благоприятствовало” святым людям, и, по возможности, укрывало их от преследований и посягательств на их физическую и религиозную свободу.

К сожалению, условия археографической работы в 1960-1970-х гг. не способствовали углубленному изучению скрытничества, да и старообрядчества в целом, как культурного феномена Русского Севера. Академическое начальство если и предоставляло нам командировки, то под конкретный результат — привезенные в Библиотеку книги и рукописи, что вовсе не оставляло времени для изучения жизни и верований держателей и читателей этих книг. Наши “полевые” наблюдения поневоле были поверхностны, да и научная подготовка участников экспедиций оставляла желать лучшего, хотя такие имена ученых как А. И. Копанев, М. В. Кукушкина, А. А. Амосов составили бы славу любому научному предприятию. Теперь, когда этап полевых археографических исследований в Каргополье можно считать завершенным, а общественный интерес к народным движениям хоть и медленно, но неуклонно растет, каждое новое известие, наблюдение, впечатление участника прошедших экспедиций становится ценным и достойным внимания.

 

Примечания

 

1 Основные сведения о странническом согласии см. в книге: Мальцев А. И. — Староверы-странники в XVIII — первой половине XIX в. — Новосибирск, 1996.

2 Бубнов Н. Ю. Неизвестная челобитная дьякона Игнатия Соловецкого царю Федору Алексеевичу //Рукописное наследие Древней Руси (по материалам Пушкинского дома). — Л., 1972. — С. 92-114.

3 1) Бубнов Н. Ю., Копанев А. И. Отчет об археографической экспедиции Библиотеки АН СССР 1965 г. //Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописной и редкой книги Библиотеки Академии наук СССР. М.; Л., 1966. - С. 199-205; 2) Кукушкина М. В., Лихачева О. П. Археографические экспедиции в Каргопольский и Плесецкий районы Архангельской области в 1966 и 1967 гг. // Сборник статей и материалов Библиотеки АН СССР по книговедению. Л., 1970. — С. 309-326; 3) Бубнов Н. Ю., Копанев А. И. Археографические экспедиции 1966 и 1967 гг. в Медвежьегорский (Заонежье), Пудожский и Беломорский районы Карельской АССР и в Архангельскую область // Сборник статей и материалов Библиотеки АН СССР по книговедению. — Л., 1970. — С. 327-336; 4) Бубнов Н. Ю., Копанев А. И. Археографическая экспедиция Библиотеки АН СССР 1968 г. в Вологодскую и Архангельскую области. // Сборник статей и материалов Библиотеки АН СССР по книговедению. III. — Л., 1973. — С. 445-456; 5) Маркелов Г. В. Пополнение Карельского собрания // ТОДРЛ, — Л., 1974. — С. 33-355; 6) Амосов А. А., Бубнов Н. Ю. Археографические экспедиции Библиотеки АН СССР в Каргопольский и Плесецкий районы Архангельской области (1975-1976 гг.) // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописной и редкой книги. — Л., 1978. — С. 262-298; 7) Алексеева М. Ю., Амосов А. А., Морозов В. В. Археографические поиски и находки 1979 г. // Книготорговое и библиотечное дело в России в XVII — первой половине XIX в. — Л., 1981. — С. 144-158; 8) Амосов А. А. Археографическое обследование Каргополья. Итоги и перспективы. // Вопросы собирания, учета, хранения и использования памятников истории и культуры. Ч. II. Памятники старинной письменности. М., 1982. — С. 52­60.

4 Эти тексты изданы. См.: Бубнов Н. Ю., Копанев А. И. Археографическая экспедиция... 1968. — С. 448; Амосов А. А., Бубнов Н. Ю. Археографические экспедиции... 1975-1976 гг. ... — С. 284-285.

5 Памятники старообрядческой письменности. Сочинения Игнатия Соловецкого. Возвещение от сына духовнаго ко отцу духовному. Список с писем страдальческих священнопротопопа Аввакума / Сост.: Н. Ю. Бубнов, О. В. Чумичева, Н. С. Демкова. — СПб., 1998. — С. 11-189.

6 Амосов А. А., Бубнов Н. Ю. Археографические экспедиции ...  — 1975-1976 ... — С. 262-298.

 

 

ПОСЛЕДНИЙ СКИТ КАРГОПОЛЬСКИХ СКРЫТНИКОВ В Д. ЗАЛЕСЬЕ

[По изданию: Вестник Сыктывкарского университета, серия Филологические науки, выпуск 1(9) 2019 г., стр. 39-47]

 

Статья посвящена археографической работе в Каргопольском районе Архангельской области сотрудников БАН России А. А. Амосова и Н. Ю. Бубнова в 70–80-е гг. со старообрядцами-скрытниками и их наставниками (М. И. Залесский и др.), истории скрытнического движения в Каргополье, рукописным книгам, приобретенным для БАН в результате экспедиционной работы.

 

О существовании в Каргопольском уезде общины бегунов-странников впервые стало известно В. И. Срезневскому в 1902 г., когда он посетил Каргополь в поисках древних рукописей, сохранившихся у местного населения. У православных священников, с которыми Срезневский общался во время своих путешествий, удалось получить для Библиотеки РАН несколько рукописей, написанных местными скрытниками (странниками) [11; 2, с. 52–54]. Однако войти в непосредственный контакт с представителями каргопольской общины археографу не пришлось.

Община странников-статейников сложилась в 1860 г. после обнародования «статей» Никиты Семенова (Киселева) с изложением его учения о странничестве. Постепенно сформировалась иерархическая система управления общиной, во главе которой стоял выборный «преимущий», живший в г. Данилове Ярославской губернии. На соборе, состоявшимся 20 июня 1895 г., было сформировано 5 округов (или «стран»): Ярославский, Вичугский, Вологодский, Каргопольский и Казанский [9]. Об общине странников в Каргопольском уезде писали местные краеведы К. А. Докучаев-Басков и М. И. Залесский. Исторический обзор гонений на местную странническую общину сделан в статье С. В. Кулишовой [8, с. 143–154].

Библиотека Академии наук РАН в 1965 г. возобновила археографическую работу в Каргополье. Уже в этом году сотрудникам БАН А. И. Копаневу и Н. Ю. Бубнову при посещении деревень Каргопольского района удалось войти в прямой контакт с населением, связанным с членами скрытнической общины, и получить от них первые рукописи. В деревне Залесье мы посетили местную старообрядческую наставницу Е. С. Менших, которая передала в Академию наук несколько рукописей, в том числе «Виноград российский» Семена Денисова в списке XIX в. с биографиями местных старообрядческих мучеников [6, с. 200−201, 204]. В 1966 и 1967 гг. д. Залесье посещали сотрудники БАН М. В. Кукушкина и О. П. Лихачева, получившие там от местного населения еще несколько ценных рукописей. Однако в скрытнический скит им попасть не удалось [7, с. 309–326].

В д. Забиткино мы посетили Анастасию Дмитриевну, подарившую нам образцы своего искусства: листы незаконченной певческой рукописи Обиходника (46 л.), без включения крюковых нот, которую она писала в 30-х гг. XX в. [5, с. 204, № 58]. В Каргопольском краеведческом музее мы узнали, что в деревне Чертовицы живет историк скрытнического движения и сам бывший скрытник Максим Залесский (Смирнов). С Максимом Ивановичем археографам удалось наладить тесное общение. Он живо откликнулся на наше предложение о сотрудничестве с целью сохранения культурного (прежде всего письменного) наследия местной скрытнической общины, которая, как он хорошо понимал, переживает последние годы своего существования. Залесский подарил в БАН редчайшее «дофедоровское» «узкошрифтное» Евангелие, напечатанное в Москве около 1555 года, с владельческой записью 1568–1569 гг., красочную нотную рукопись письма странницы Клавдии Алексеевны Голдобиной, а также переписанный им самим труд страннического «преимущего» Александра Васильевича Рябинина «Нравственный цветник» [5, с. 200, 204, № 1 и №№ 59, 60]. Позднее, осенью того же 1965 г., и в последующие годы М. И. Залесский передал в БАН еще несколько рукописей из своей личной библиотеки и по нашей просьбе переписал свои собственные труды об истории скрытнической общины. Скрытники (странники) принадлежат к самому радикальному крылу русского старообрядчества. Уходя «в скрыт», адепт должен полностью порвать родственные связи, уйти из родительского дома, отказаться от имущества, от брака и деторождения, обязаться вести «странническую» непорочную жизнь.

Скрытники, как и все старообрядцы, не только не поддерживали связь с господствующим православием или с остальными старообрядческими толками, но и отказывались от контактов с государством. Они не имели паспортов, не должны были платить налогов, служить в армии, участвовать в переписях населения. При появлении в округе представителей власти скрытникам полагалось «бегать и скрываться», для чего были устроены специальные укрытия (пещеры, лесные сторожки). Некоторые наиболее радикальные члены общин отказывались брать в руки денежные ассигнации (с изображением «лика антихриста»), покупать что-либо в продовольственных магазинах или на рынках.

Согласно учению скрытников, в «последние антихристовы времена», которые переживает мир, спасутся немногие, «крыющиеся в пустынях и горах». И именно таковыми они себя считали. Однако условий для выживания при соблюдении подобных требований ни в России, ни где-либо еще в мире объективно не существовало. Прежде всего потому, что для существования страннических общин необходимо было воспроизводство членов общины, постоянное обновление ее состава. Поэтому общиной допускалось существование института «благодетелей», с которыми скрытники вступали в общение. «Благодетели» полностью разделяли и поддерживали учение скрытников, а их самих возводили в ранг почти святых. В многодетных семьях местных каргопольских крестьян самого слабого мальчика, мало пригодного для тяжелого крестьянского труда, с детства предназначали отдать в «скрыт». Туда же отправляли бесприданниц, не сумевших выйти замуж. Богатые семьи «благодетелей» материально поддерживали страннические скиты, а скитяне-странники, в свою очередь, исполняли для них главные христианские обряды: крещение, отпевание, праздничные службы и др.

Надо отметить, что октябрьский переворот 1917 года странники первоначально готовы были признать. Им импонировала расправа большевиков с царским полицейским аппаратом, преследовавшим старообрядцев, их борьба с богатством и «уравниловка» в быту, воспринимаемая странниками как библейское «нищетолюбие». Но борьба властей с религией в любых ее проявлениях быстро отвратила странников от советской власти. Гонения на страннические общины быстро набирало силу. Особенно подорвала существование страннических общин коллективизация и репрессии против богатых крестьян-«кулаков». Все зажиточные крестьяне-«благодетели» были «раскулачены», сосланы или бежали в большие города. Страннические скиты лишились материальной опоры.

Когда археографы БАН в 1965 г. оказались в Каргополье, на территории района еще действовало несколько скрытнических женских скитов, в которых жили по 2−3 скитницы. Обычно это были уже немолодые женщины. Скиты существовали нелегально, хотя местные власти об их существовании знали. В скитах негласно допускалось легальное проживание лишь лиц, достигших пенсионного возраста. Женщина, пожелавшая жить в скиту, по скитскому уставу должна была порвать паспорт и пенсионную книжку, отказавшись тем самым от материальной помощи государства, и пройти годичный период испытания скитской жизнью.

Для посторонних людей найти старообрядческий скит и вступить в контакт с его обитателями было почти непосильной задачей. Даже бывший скрытник Максим Залесский, давно живший в районе, окруженном скитами, точно не знал их дислокации, так как скиты, вместе с их насельниками, часто «мигрировали», перемещаясь из одной деревни в другую. Когда в 1968 г. мы с А. И. Копаневым вновь приехали в Каргополье, то решили не останавливаться в гостинице, а (по примеру «странников») пойти пешком по берегу р. Онеги, заходя в маленькие прибрежные деревушки. В одной из таких деревень, войдя рано утром в незапертый дом, мы застали женщину, оказавшуюся монашкой-странницей, а ее помещение — «кельей», пристроенной к большому старинному дому. Страннице Марии Ивановне мы представились «странниками» и неожиданно для нас встретили приветливый прием. Оказалось, что Марии Ивановне было ночное видение святого старца, который предсказал скорое появление в ее доме двух «светозарных» юношей, посланных с благородным поручением. «Исполни то, что попросят тебя светозарные юноши» – сказал ей старец. Наше, хотя и довольно поверхностное, знание веры и обычаев скрытников помогло нам не сделать пагубных ошибок в состоявшейся беседе со скрытницей. Не скрывая своей профессии историков и наших целей собрать и сохранить письменное наследие общины, мы уважительно говорили о вере и обычаях скрытников. Мария Ивановна проводила нас в нежилой родительский дом (который отстоял всего в километре от ее нынешнего жилища), где подарила для БАН несколько интересных рукописей [5, с. 447–449].

На следующий день мы обошли несколько окрестных деревень, в том числе и д. Залесье, и вновь посетили скит Анастасии Дмитриевны, незадолго до этого ставшей руководительницей местной общины. И на этот раз наставница в скит нас не допустила, но вышла на двор, беседовала c нами, разрешила себя сфотографировать и вынесла из скита и показала две красочные нотные рукописи “in folio”, написанные каргопольской скрытницей Голдобиной, похожие на уже подаренную нам Максимом Залесским рукопись этой «грамотницы». Нам Анастасия Дмитриевна подарила два небольших сборника своего письма, в том числе составленный ею в 1933 г. «Цветник» с выписками из учебника политграмоты [5, с. 454, №№ 74, 75].

Так случилось, что в следующий раз археографы БАН приехали в Каргополье лишь через 7 лет – в 1975 году [2, с. 262–266]. А. И. Копанев в 1971 г. перешел на работу в Институт истории РАН и более не мог участвовать в научных экспедициях БАН. В 1975 г. в Рукописный отдел поступил на службу молодой историк Александр Александрович Амосов, и летом мы с ним отправились в первую для него археографическую экспедицию. С нами поехала молодая сотрудница БАН Татьяна Макушкина (Ойзерман). Мы надеялись найти и посетить М. И. Залесского, переписка с которым прервалась в 1970 г., однако, как выяснилось на месте, ученый скончался в ночь на 1 января 1975 г., а остатки его архива и библиотека попали в Краеведческий музей Каргополя. От его сестры, скрытницы Фамаиды Ивановны, жившей в д. Чертовицы, мы получили 11 рукописей, в том числе лицевой Апокалипсис конца XIX в., а также дневниковые записи М. И. Залесского за 1928–1929 гг. Как вскоре выяснилось, умерла и наша знакомая наставница скрытнической общины Анастасия Дмитриевна, утонувшая в болоте, где собирала клюкву, а двух оставшихся престарелых странниц в скиту д. Забиткино опекает хозяйка скита из числа «благодетелей». Скитницы ведут строгую монашескую жизнь и с «мирскими» людьми не общаются. Хозяйка уверила нас, что книг в скиту больше нет. Местные жители сообщили нам, что еще сохранился действующий скит в деревне Залесье, с насельниками которого археографам БАН не удалось вступить в контакт в ходе предшествующих экспедиций. Еще в прежние годы у нас возникло подозрение, что в одном из скитов должна храниться библиотека страннической общины, найти и приобрести которую для БАН было бы очень важно для успешного изучения истории всего скрытнического движения в России. Становилось ясно, что в последнем сохранившемся в округе странническом скиту может храниться такая библиотека [4, с. 133−143].

Когда члены экспедиции добрались до Залесья, местные крестьянки охотно проводили нас до небольшого домика-скита на краю деревни, где нас встретила скитница Фетинья. Когда я стал ей представляться, она заявила: «А я тебя знаю»! – «Откуда?» – спрашиваю я. Оказалось, что, когда мы с А. И. Копаневым 7 лет назад посещали скит Анастасии Дмитриевны и разговаривали с нею на пороге дома, Фетинья сидела у окна и хорошо нас рассмотрела, а по нашем уходе Анастасия Дмитриевна подробно пересказала ей весь состоявшийся разговор. Разговорчивая и простоватая монашка Фетинья жила в скиту в Залесье совсем одна и почти сразу признала, что ей поручено охранять оставшееся имущество и библиотеку общины. Как старый знакомый хозяйки, я представил ей моих молодых спутников А. А. Амосова и Т. В. Макушкину. Послушать нашу беседу с монашкой в скиту остались и местные крестьянки деревни Залесье, которые «так и сыпали» разнообразными вопросами. Надо было покормить участников «диспута», и я вызвался сходить с Татьяной за молоком в соседнюю деревню, где была дойная корова. Хозяйка вручила нам алюминиевый бидончик и показала дорогу, а Амосов, увлеченный разговором, остался в скиту. Купив у крестьян молоко и хлеб, мы на обратном пути попали под дождь и решили пережидать его в кабине трактора, стоявшего среди поля. Я на минуту потерял бдительность, и Татьяна отпила немного молока из бидончика. Когда мы вернулись, Фетинья спросила нас: «Наверно отпили молока?» – и нам пришлось признаться в проступке — «Хоть бы из крышечки отпили!» – посетовала монашка. Наш проступок был непростителен: дегустировав молоко, мы, «внешние», «опоганили» посуду скита и хозяева, по скитским правилам, должны вновь «освятить» ее или вообще с ней расстаться.

Между тем в наше отсутствие диспут о вере в скиту еще продолжался. Едва дождавшийся нас «молчун» А. А. Амосов был весь «в мыле» от множества вопросов, на которые ему пришлось отвечать, рассказывая об исторической науке и искусно уклоняясь от прямых вопросов о нашей вере. Наконец мы проводили гостей, и нам удалось бегло осмотреть библиотеку, занимавшую целый шкаф в «светелке», оборудованной на чердаке. На нашу просьбу о передаче скитской библиотеки в Академию наук инокиня Фетинья отозвалась в общем положительно, заявив, что это деяние освободит ее от обременительной ответственности за сохранность книг, но она должна получить разрешение от наставницы общины Марии Ивановны, которую нам нужно привести в скит. Так мы узнали о том, что новой наставницей каргопольской скрытнической общины стала наша старая знакомая Мария Ивановна (Гринева), и исполнились надеждой на приобретение библиотеки. О нынешнем местонахождении наставницы матушка Фетинья не знала, сказав, что та изредка посещает скит. Мы с А. А. Амосовым решили идти на поиски Марии Ивановны, а Татьяну Макушкину оставили ночевать в скиту. В поисках наставницы мы посетили деревню Окуловскую на берегу Онеги, где ранее был ее скит, но дом оказался закрытым. От местных жителей мы узнали, что Мария Ивановна живет «в миру» в селе Рождествено, «в услужении» у вдовцакоммуниста и воспитывает его детей: двух девочек-подростков. Переночевав в одной из прибрежных деревень, утром следующего дня мы пришли в село Рождествено.

Беседа с Марией Ивановной после семилетнего перерыва оказалась очень трудной и напряженной. Суровая скрытница понимала, что существование страннической общины под Каргополем приходит к концу и ей уже некому передать руководство скитами. Последняя ее попытка «завербовать» молодых девушек для скитской жизни, похоже, также была обречена на провал. Мария Ивановна, как и бывший странник Максим Залесский, понимала, что скитская библиотека с гибелью общины уже никому не будет нужна. Но если историк страннического движения Максим Залесский надеялся сохранить «для истории» культурные и духовные достижения общины, то для странницы Марии Ивановны сама мысль о передаче «внешним» людям на хранение культурного наследия общины граничила со святотатством. Беседуя с ней, как и в старые годы, мы старались убедить странницу, что Академия наук станет бережно хранить общинное наследие, что берет его не для «посмеяния», а «на вечное сохранение», для того, чтобы донести до потомков все духовные, нравственные достижения скрытников, раскрыть для них богатый внутренний мир «последних остальцев», живших в миру, захваченном антихристом. Быть может, решая вопрос о передаче скитской библиотеки, странница еще надеялась и на возрождение святой иноческой жизни, как бы бросая через поколения якорь, зацепившись за который, можно вытянуть утерянное прошлое. Соглашаясь отдать святые книги «в мир», она действовала по принципу: «даю не в подражание, а для знания». Мария Ивановна не пошла с нами в Залесье, но написала записку для старицы Фетиньи: «Этих людей я знаю, с книгами поступи так, как наставит Господь. Раба Божия Мария».

Обратно в Залесье мы шли по тракту пешком, так как было воскресенье и автобусы не ходили, а попуток тоже не было. По дороге нас остановили и окружили солдаты с ружьями, спрыгнувшие с подъехавшего грузовика. — «Проверка документов!». Оказалось, что из тюремного лагеря сбежали два бандита, взявшие с собой третьего заключенного в качестве «свиньи». Когда мы вернулись в Залесский скит, наш рассказ об этом «ужасном» происшествии на дороге заслонил перед местными жителями, снова собравшимися у Фетиньи, все иные темы для разговора. Женщины быстро разошлись, обсуждая, как им поступить, если голодные бандиты нагрянут в деревню и потребуют у них съестного. Избавившись таким «хитрым» способом от посторонних, которых не хотели посвящать в нашу археографическую миссию, мы рассказали матушке Фетинье об успехе наших переговоров и передали записку Марии Ивановны. Пока хозяйка читала и обдумывала записку, Татьяна рассказала нам, что провела бессонную ночь, так как бабушка несколько раз слезала с лежанки на печи, где спала, расталкивала девушку и просила все рассказать о себе и своих спутниках: Женатые ли? Коммунисты ли? Какой веры? Не блудники ли?

Не отвлекаясь более на долгие беседы, мы сложили в рюкзаки рукописи и книги, хранившиеся в скиту, и стали прощаться. К сожалению, всех книг взять с собой не удалось – мы могли взять только то, что могли втроем унести с собой: преимущественно наиболее ценные для нас рукописные книги. Хранительнице скита Фетинье мы сумели выделить из имевшихся у нас казенных сумм только 30 рублей. Согласно действующей в БАН инструкции о покупке книг у населения, необходимо было получить расписку продавца и заверить ее у представителей местной администрации. Ни того ни другого исполнить было невозможно, так как матушка Фетинья, по вере скрытников, жила «на нелегальном положении», без документов, а местные власти делали вид, что монашествующих скрытников в районе не зарегистрировано. При передаче денег монашка слезно просила нас считать, что мы даем ей «милостыню», а вовсе не покупаем у нее «святые» книги. Покидая скит, я мало надеялся, что забрать оставшиеся в скиту издания удастся в дальнейшем. Когда через год экспедиция БАН в составе Н. Ю. Бубнова и Т. В. Макушкиной вновь посетила Каргополь, скит в Залесье оказался уже заброшен, а оставшиеся книги увезены. Скрытница Мария Ивановна (Гринева) уехала в Ярославскую область, в с. Бурмакино, где тогда еще жили ее единоверцы [3, с. 269–273].

В конце 70-х гг. XX в. А. А. Амосов еще несколько раз посещал Каргополь, работая в местном музее с архивом М. И. Залесского. Последняя экспедиция археографов в этот район под его руководством состоялась в 1979 г. [1, с. 147–152]. В этот приезд удалось разыскать остатки архива М. И. Залесского, хранившиеся в домах его родственников, в том числе составленный им сборник документов и материалов по истории странничества (Каргоп. 350), получивший в БАН подробное описание [12, с. 408−412].

Предварительное изучение библиотеки скрытнического скита, найденного в Залесье, позволило А. А. Амосову выявить 32 рукописи XVIII–XX вв., включая ценные архивные материалы. Особый интерес вызвали свидетельства о существовании в скиту страннического скриптория, действовавшего с середины XIX в. по 30-е гг. XX в. Еще несколько рукописей, создание которых можно отнести к этому скрипторию, было найдено археографами БАН как в Залесье, так и в окрестных деревнях. Это многочисленные образцы (трафареты и прориси) книжного орнамента — миниатюр, заставок, инициалов, которыми скрытники украшали рукописи своего изготовления. Альбом прорисей (Каргоп. 284), а также отрывки и фрагменты неоконченных рукописей позволяют восстановить процесс деятельности книгописной мастерской, открывают возможность идентификации и определения многих неатрибутированных рукописей региона, таких как лицевой Апокалипсис (Каргоп. 287) и Иконописный подлинник (Каргоп. 164) [3, с. 266; 277, № 32].

Обзор этих и других лицевых и иллюминированных рукописей страннического скриптория был сделан В. Г. Подковыровой [9, с. 165−172]. По подсчетам А. А. Амосова, в Рукописном отделе БАН хранится 158 рукописей, поступивших из Каргополья благодаря усилиям В. И. Срезневского (эти рукописи хранятся в 46 составе Основного собрания БАН), а также 276 рукописей и 82 старопечатные книги, полученные археографическими экспедициями БАН в 1965–1980 гг. [2, с. 52−59]. Сформированное в Рукописном отделе БАН в 1965 г. Каргопольское собрание рукописей насчитывает ныне 404 единицы хранения. Значительная часть этих рукописей написана скрытниками или хранилась и использовалась в скрытнических общинах.

Община каргопольских скрытников вскоре стала для местных жителей светлой легендой. Потомки «благодетелей», поддерживавших почти столетнее существование общины, тепло вспоминали о ее последних представителях как о глубоко духовных людях, утешавших их в житейских трудностях и молившихся за них Христу и Богородице. Сотрудникам БАН, посетившим Каргополь в 2000 г. для участия в VI каргопольской научной конференции, были организованы встречи с жителями, помнившими последних представителей «странничества», показаны сохранившиеся скиты и пещеры, в которых странники скрывались при наездах в район царской полиции [13, с. 3−6].

Мы живем в эпоху глобализации, когда под влиянием цивилизационных процессов исчезают местные культурные особенности, среди которых нередко встречаются достижения высокого материального и духовного уровня. Зачастую эти достижения невозможно или слишком трудно адаптировать к ценностям переживаемой эпохи. Скрытническая община всю свою историю существовала под мощным прессом преследований со стороны церкви и государства и постоянно вырабатывала механизмы адаптации или противодействия враждебному окружению, что помогло продлить ее существование почти до конца прошлого века. Жизнь и деятельность общины, зафиксированная в документах, дает исследователям уникальную возможность изучения существования радикальной религиозной конфессии во враждебном окружении и взаимодействия средневекового религиозного самосознания с современным гражданским обществом.

 

***

 

1. Алексеева М. Ю., Амосов А. А., Морозов В. В. Археографические поиски и находки 1979 г. // Книготорговое и библиотечное дело в России в XVII – первой половине XIX в. Л.: БАН, 1981. С. 147–152.

2. Амосов А. А. Археографическое обследование Каргополья. Итоги и перспективы. // Вопросы собирания, учета, хранения и использования документальных памятников истории и культуры. Часть II. Памятники старинной письменности. М., 1982. С. 52–54.

3. Амосов А. А., Бубнов Н. Ю. Археографические экспедиции Библиотеки АН СССР в Каргопольский и Плесецкий районы Архангельской области (1975–1976 гг.) // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописной и редкой книги БАН. Л., 1966. С. 262–266.

4. Бубнов Н. Ю. Духовное наследие каргопольских странников // Христианство и Север. М., 2002. С. 133–143.

5. Бубнов Н. Ю., Копанев А. И. Отчет об археографической экспедиции Библиотеки АН СССР 1965 г. // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописной и редкой книги БАН. М.; Л., 1966. С. 200–201, 204, № 34. В 1966 и 1967 гг. д. Залесье посещали 47 сотрудники БАН М. В. Кукушкина и О. П. Лихачева, получившие там от местного населения еще несколько ценных рукописей. Однако в скрытнический скит им попасть не удалось.

6. Бубнов Н.Ю., Копанев А.И. Археографическая экспедиция Библиотеки АН СССР 1968 г. в Вологодскую и Архангельскую области // Сборник статей и материалов по книговедению. III. Л.: БАН, 1973. С. 447–449.

7. Кукушкина М. В., Лихачева О. П. Археографические экспедиции в Каргопольский и Плесецкий районы Архангельской области в 1966 и 1967 гг. // Сборник статей и материалов Библиотеки АН СССР по книговедению. II. Л.: БАН, 1970. С. 309–326.

8. Кулишова С. В. Странники и миссионеры в Каргопольском уезде // Христианство и Север. М., 2002. С. 143–154.

9. Мальцев А. И. Староверы-странники в XVIII – первой половине XIX вв. Новосибирск, 1996.

10. Подковырова В. Г. Иллюминированные страннические рукописи в составе Каргопольского собрания БАН России // Христианство и Север. М., 2002. С. 165–172.

11. Срезневский В. И. Отчет Отделению русского языка и словесности имп. Академии наук о поездке в Олонецкую, Вологодскую и Пермскую губернии (июнь 1902 г.). СПб., 1904. См. также: Амосов А. А. Археографическое обследование Каргополья. Итоги и перспективы // Вопросы собирания, учета, хранения и использования документальных памятников истории и культуры. Часть II. Памятники старинной письменности. М., 1982. С. 52–54.

12. Старообрядческие гектографированные издания Библиотеки РАН. Последняя четверть XIX – первая четверть XX вв. Каталог изданий и избранные тексты / автор-сост. Н.Ю. Бубнов. СПб., 2012. С. 223–228 и Прилож. № 15. С. 408–412.

13. Христианство и Север. М., 2002.