А. И. МАЛЬЦЕВ

 

СПОРЫ В СТРАННИЧЕСКОМ СОГЛАСИИ ВОКРУГ ИДЕЙНОГО НАСЛЕДИЯ ЕВФИМИЯ (первая треть XIX в.).

[Статья из сборника: Общественное сознание, книжность, литература периода феодализма. Новосибирск, 1990 г.]

 

В первой трети XIX в. заметную роль в старообрядчестве стало играть согласие бегунов, или странников. Оно возникло в 80-е гг. XVIII в. благодаря деятельности беглого солдата, при­нявшего монашеский постриг, — Евфимия. В сочинениях Евфимия были разработаны основные положения страннического вероуче­ния¹. Вместе с тем некоторые проблемы, связанные с его практи­ческим применением, не получили однозначного решения.

В частности, не был четко решен вопрос об отношениях бег­лых-странников к их мирским благодетелям — странноприим­цам. Этот вопрос являлся частью более широкой проблемы, которую кратко можно сформулировать так: странники и мир. Евфимию принадлежит идея побега — выхода за пределы общества, в котором царят зло, несправедливость и ложные ценности, причем «выход» мыслился им как универсальное средство противостояния социаль­ному злу. Идеалом Евфимия был полный, абсолютный разрыв с «антихристовым миром».

Вместе с тем евфимиевское учение о побеге сразу же обнару­жило свою противоречивость. Первые же попытки его практического осуществления показали, что странничество как общественное дви­жение не может существовать без определенной связи с миром. Бег­лецы нуждались в материальной поддержке со стороны мирян², а также в других видах мирской помощи: странноукрывательстве, выполнении разного рода посреднических функций, обеспечении связи между общинами беглецов. Отметим также, что поскольку обязательным условием функционирования любой конфессии яв­ляется проповедническая деятельность, постольку всякое вероиспо­ведание обращено «лицом к миру» и так или иначе связано с ним. От того, насколько прочным будет влияние странников в мирской среде, прямо зависела возможность успешного развития бегунской конфессии. Узаконивание связи странников и мирян в форме рели­гиозного союза требовало определенной идейной переориентации от страннических лидеров. Евфимиевская проповедь побега не спо­собствовала развитию связей между беглецами и мирянами. В самом деле, согласно логике учения основателя странничества, каждый мирянин должен был стремиться стать беглецом, странником. Но при такой постановке вопроса приобретение поддержки в миру не могло быть достигнуто. Парадокс заключался в следующем: странники были заинтересованы в том, чтобы какая-то часть распропагандированных мирян хотя бы некоторое время воздерживалась от побега.

Таким образом, с одной стороны, страннический неофит дол­жен был усвоить, что мирская жизнь «пагубна», а с другой — интересы дела нередко требовали, чтобы он продолжал оставаться в миру, платил подати императору-антихристу, выполнял различ­ные государственные повинности и т. д. И при этом, согласно уче­нию Евфимия, странноприимец как житель «антихристова мира» считался недостойным крещения и не мог стать равноправным чле­ном согласия.

Крещение странноприимцев решило бы проблему, но в этом случае дискредитировалась сама идея побега, т. е. разрушалась основа учения Евфимия. И все-таки крещение мирян стало практи­коваться, правда с одним условием: каждый из них давал обет обя­зательно выйти в «странство» в будущем. Начало такой практике положил сам Евфимий. Он крестил своего странноприимца, крестья­нина д. Малышево Ярославской губ. Петра Федорова³. После смерти Евфимия его преемница по руководству согласием Ирина Федорова крестила в с. Сопелки Ярославской губ. Петра (по пере­крещивании — Севастьяна) Семенова Крайнева и еще несколько странноприимцев⁴. Целью такой практики была попытка упрочить положение нового, пока еще едва заметного течения в староверии, привлечь к нему мирян.

Крещение мирян с обетом о выходе в «странство», по-видимому, не стало обязательным правилом. Единого мнения по этому вопросу в страннической среде не было с самого начала. Как свидетельствует бегунское историческое сочинение «О начатке старца Евфимия...», среди некоторой части странников сложилось мнение, что «якобы те и не християны суть, иже коих они крестили в тех годах, когда с Севастияном Семенычем молилися не изшедшим в странство»⁵. Эта фраза нуждается в пояснении. Согласно странническому учению общехристианское правило, запрещающее совместную молитву и трапезу с иноверцами, должно было строго соблюдаться. Противни­ки крещения в миру настаивали на том, что мирянин не может считаться истинным христианином, а значит, общение с ним должно квалифицироваться как отступление от веры. На этом основании и делался вывод о том, что обряд крещения, совершенный странни­ком, находящимся в общении с мирскими, недействителен даже в том случае, когда крестят «изшедшего из мира» беглого.

По-видимому, какое-то время лидерам странничества удавалось контролировать ситуацию и сдерживать оппозицию. С этой целью уже в начале XIX в. крещение мирян перестало практиковаться. Но эта мера не решила проблему. Радикально настроенная часть рядовых странников требовала от руководителей согласия четко определить отношение к имевшим место в прошлом событиям и офи­циально зафиксировать запрет крещения мирян. Перед странниками встал тот же вопрос, который Евфимий еще в 1784 г. обращал к филипповцам, — о корне и основании веры. «И вопросих, — писал Ев­фимий, — о сицевом корене, еда ли здрав есть, или некако гнил? И аще ли же гнил есть, то от таковаго корене могут ли ветвие израстати и плод достойный Богу приносити?»⁶.

Представление о развернувшихся спорах дают два старообряд­ческих сочинения по истории странничества. Одно из них — «О на­чатке старца Евфимия...» — создано в бегунской среде и отражает взгляды руководителей согласия конца 50-х гг. XIX в. Это сочине­ние издано И. К. Пятницким по списку, находящемуся в собрании рукописей А. А. Титова⁷. Другое — малоизвестное сочинение «Ска­зание о происхождения страннического согласия и разнообразных его отраслях» — вышло из среды идеологических противников стран­ников — филипповцев. Его автор — бывший странник, время со­здания — начало 50-х гг. XIX в.⁸ Описывая историю странниче­ства первой половины XIX в., авторы сочинений подходят к ее освещению с разных позиций. Это предопределяет различную полно­ту изложении одних и тех же событий и разноречивость их оценок.

Усиление роли мирян в странничестве вызвало противодействие со стороны рядовых членов согласия, видевших в «обмирщении» предпосылку для возникновении негативных явлений («отступлений от веры») и угрозу девальвации идеалов страннического учения. Во главе оппозиции встали лидеры, способные умело отстаивать свои взгляды в идейной борьбе. Вокруг каждого из них группиро­вались единомышленники, образуя микросогласия — «толки». В 20-х гг. XIX в, оппозиционные группы возглавляли три настав­ника — Иван Петров, Иван Федоров и Михаил Андреев Кувшинов. Деятельность Петрова и Федорова началась во втором десятилетии XIX в.; Кувшинов, беглый ткач из Ярославля, стал странником в 1827 г.

Развитие страннического вероучения лидерами оппозиции шло одновременно в двух направлениях. Во-первых, по пути ограничения и уменьшения влияния мирян в делах согласия. Главным средством этого стала проповедь пустынножительства как наиболее приемле­мой формы организации жизни странников. При этом укрыватель­ство в мирских домах считалось «грехом», требующим «исправления». Пошехонские странники решили не принимать от мирян соль, так как она поступает в продажу «от казенных управлений власти анти­христовой». Распространившиеся в 20-е гг. XIX в. эсхатологические настроения вызвали к жизни проповедь о «богоугодности» самоуморения⁹. Второе направление развития вероучения связано с реше­нием проблемы собственности. Евфимий резко осуждал богатство богатых. Лидеры оппозиции, развивая его идеи, призывали к све­дению собственности до минимума, чему, по их мнению, должен был способствовать возведенный в степень догмата отказ от упот­ребления денег, которые квалифицировались как «печать Анти­христа».

Оппозиция не могла пройти мимо вопроса о крещении мирян; более того, он стал тем знаменем, вокруг которого объединились сторонники всех радикальных течений в странничестве. Инициатива объединения принадлежала Михаилу Андреевичу Кувшинову. Как сообщает автор Сказания, Кувшинов «задумал... зделать собор, который старанием его и собран был из сих вновь составившихся странников. Был на нем и Нерехоцкой Иван Петров. На соборе сам Кувшинов объявил голос свой против евфимистов», поставив им в вину «смешение» с жителями «антихристова мира» через при­общение к страннической церкви Петра Федорова и Севастьяна Семенова Крайнева. Доводы Кувшинова «на соборе всеми приняты были единогласно... и поставлено законом перекрещивать евфими­стов». Решение оппозиции было поддержано и многими из тех, кто на соборе не присутствовал.

Соборное постановление «в евфимистах произвело колебание и сумнение в вере своей. Главныи из них вожд(и) — Родион и Анфиноген открыто говорили, соглашаяся с разсуждениями собора, что за такое несогласие между собою в приеме Петра и Саватиана (так!) отцом евфимистов мы в приятом от него крещение — не кре­щенны. И по сему, — подводит итог автор Сказания, — евфимисты весма были блиско перекрестится в кувшинистов»¹⁰.

Странническая история «О начатке...» очень бегло и сдержанно описывает эти события, но и ее сообщения свидетельствуют о серь­езном кризисе, поразившем странническое согласие. «А евфимиевы остальцы, — пишет автор истории «О начатке...», — тогда великое презрение претерпевали, а сила их не могла то испровергнуть и пленить сии критики в послушание Христово. Тем же и вдавалися они тогда Ивану Петрову и прочим его поборникам в суд праведный о себе... и брали они на ся елико возложат иго исправления за свою ошибку по неведению... о Севастияне и прочих»¹¹.

«В таком расстройстве и брожении умов евфимистов, — пишет автор Сказания, — некоторои советовали послушать Кувшинова, друзии же присоветовали остаться за старым крещением, которое едва удержались по обратившихся на их сторону обстоятельством». Дело в том, что Кувшинов предсказал на 25 марта 1828 г., когда день празднования Пасхи совпадал с праздником Благовещения, второе пришествие Христа и, «чтобы его Страшный суд не застал в падшем Вавилоне, ушел в странство в Пошехонския леса, к сему уговорил мать свою и братьев, и там все последовали упредить самокрещенством себя»¹². Ложное пророчество Кувшинова нанесло немалый вред оппозиции, оттолкнуло от нее колеблющихся.

«Евфимисты» (сопелковцы) перехватили инициативу и созвали собор, на котором подвергли критике Кувшинова и пошехонских странников за предсказание второго пришествия Христа, неприятие денег, проповедь самоуморения и ошибки в чине крещения. Затем они сделали очень важный тактический ход, практически лишивший оппозицию возможности продолжить дальнейшую борьбу: собор обсудил вопрос о крещении мирян и признал ошибочность допускав­шейся в прошлом практики крещения с обетом о выходе в «странст­во». Большинством голосов было принято решение: «За великую знаменитость отца Евфимия и за открытие им спасеннаго в странствех пути, хотя и в разделившихся толках все обязаны ему. И по сему ошибка его в общении его с Петром и Саватианом может быть снисходительна»¹³. Что же касается обвинения в «смешении с миром антихриста», то «решилися на том евфимиевы, чтобы исправица в том, аще и много лет пройде после того. И тако несли епитимию всею церковию две 40-цы поста»¹⁴.

Коалиция оппозиционных «толков» распалась. Один из ее ли­деров, Кувшинов, присоединился к сопелковцам. Иван Петров и Иван Федоров продолжили самостоятельную проповедь. Так завер­шился первый серьезный кризис в странничестве.

Оппозиция потерпела поражение, но успех к сопелковцам при­шел только после того, как они пошли на уступки, частично удов­летворив требования радикально настроенных кругов согласия. По­каяние, вынесенное «всей церковью», было той ценой, благодаря которой стало возможным «умиротворение» страннических низов. Итогом событий конца 20-х гг. XIX в. стало официальное закрепле­ние одного из главных принципов взаимоотношений странников и странноприимцев, запрещавшего крестить мирян и ограничивавшего таким образом возможность их влияния на развитие бегунской конфессии.

 

 

 

Примечания

 

¹ Последние работы на эту тему: Клибанов А. И. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М., 1977. С. 201—219; Мальцев А. И. Со­циально-политические взгляды Евфимия по его сочинениям и позднейшим старо­обрядческим источникам // Источники по истории общественной мысли и куль­туры периода позднего феодализма. Новосибирск, 1988. С. 103—117.

² Термин «миряне» употребляется для обозначения «небеглых» — людей, живущих в миру и включенных в социальную структуру общества.

³ Уместно поставить вопрос — рассматривал ли Евфимий крещение Петра Федорова как универсальный способ решения проблемы союза странников и странноприимцев или же только как частный случай, связанный с конкретной ситуацией. Думается, что ближе к истине последнее. Петр Федоров был одним из первых сторонников Евфимия и пользовался большим доверием основателя странничества. Характерно, что до своей смерти, последовавшей в 1792 г., Евфимий не крестил больше ни одного странноприимца. Если наше предположение об исключительности, единичности «прецедента» с крещением Петра Федорова верно, то это значит, что Евфимий не смог найти приемлемого выхода из противоречия между проповедью побега и необходимостью иметь мирских сторонников.

⁴ ГПБ, собр. Титова, №838, л. 465 об.

⁵ Там же, л. 466 об.—467.

⁶ Цит. по кн.: Клибанов А. И. Народная социальная утопия... С. 204.

⁷ Пятницкий И. К. Русский сектант в своей истории. Спб., 1884.

⁸ Об этом сочинении см.: Мальцев А. И. «Сказание о происхождении страннического согласия и разнообразных его отраслях» как источник по истории старообрядчества // Источники по истории русского общественного сознания периода феодализма. Новосибирск, 1986. С. 131—142. Сноски на Сказание будут даваться по списку: ГБЛ, собр. Барсова, №858, л. 16—84.

⁹ ГБЛ, собр. Барсова, №858, л. 56—56 об.

¹⁰ Там же, л. 57 об.— 61. «Евфимисты», «евфимиевы остальцы» — термины, употреблявшиеся в исторических сочинениях для обозначения основного течения в странничестве — так называемого сопелковского согласия (название про­исходит от с. Сопелки Ярославской губ. — своеобразной столицы странничества первой половины XIX в.).

¹¹ ГПБ, собр. Титова, №838, л. 469 об.—470.

¹² ГБЛ, собр. Барсова №858, л. 61—61 об., 65—66.

¹³ Там же, л. 63 об.— 66 об.

¹⁴ ГПБ, собр. Титова, №838, л. 473.